Читать интересную книгу Сказания евангелистов - Зенон Косидовский

Есть все основания остановиться на третьей возможности. Ведь известно, что Иоанн меньше всех евангелистов считался с исторической правдой и произвольно стилизовал биографию Иисуса для подкрепления своих богословских тезисов. Скорее всего, надо поверить Марку и Матфею, что мать Иисуса не присутствовала при казни. А раз так, то приходится сделать вывод, что вся эта трогательная и прекрасная сцена, когда Иисус в последние минуты жизни поручает своему ученику заботу о матери, не что иное, как литературный вымысел. О том, до какой степени Иоанн пренебрегал исторической действительностью, свидетельствует тот несколько комичный факт, что в его евангелии римские солдаты ни с того ни с сего в разговоре дословно цитируют Ветхий завет. Раздумывая, что сделать с хитоном Иисуса, один из солдат, например, говорит: «Не станем раздирать его, а бросим о нем жребий, чей будет, да сбудется реченное в Писании: «разделили ризы мои между собою и об одежде моей бросали жребий» (Иоанн, 19:24; Псалом 21, 19). Римский легионер, знающий наизусть иудейское «священное писание», — это, пожалуй, «licentia poetica», (Поэтическая вольность) слишком смелая даже для Евангелия от Иоанна. Относительно последних слов Иисуса перед смертью у евангелистов также нет единодушия. Здесь совпадают опять версии Марка и Матфея. У них Иисус произносит полную отчаяния фразу, неугасающим эхом звучащую в веках: «Боже мой, боже мой! для чего ты меня оставил?» В Евангелии от Луки Иисус, сохраняя перед лицом смерти больше самообладания и чувства собственного достоинства, говорит с кротостью и упованием: «Отче! в руки твои предаю дух мой». Иоанн же изображает эту сцену еще по-иному. У него Иисус поручил мать заботам ученика, испил уксуса из губки и, умирая, прошептал: «Свершилось!» А теперь вернемся к кресту: на этот раз не к символу христианства, а к тому настоящему, деревянному кресту, на котором был распят Иисус. Нет, пожалуй, в мире христианина, который бы не слышал о том, что его нашла св. Елена, мать императора Константина. Согласно легенде, благочестивая императрица, жившая примерно в 247–327 годах, совершила на склоне лет паломничество в Иерусалим. Там какой-то еврей отвел ее на место, где якобы распяли Иисуса, заверяя, что сведения об этом месте передавались в его роду от отца к сыну. Там начали вести раскопки и с быстротой, какая современным археологам даже во сне не снилась, извлекли из засыпанной пещеры три креста, горсть гвоздей, табличку с надписью «Иисус назорейский, царь иудеев», терновый венец, пику, которой Иисусу прокололи грудь, и губку, с помощью которой его напоили уксусом.

Вопрос о том, на котором из трех крестов был распят Иисус, решили элементарно: смертельно больную женщину клали по очереди на каждый крест, и на кресте Иисуса она моментально выздоровела. Для пущей уверенности тот же эксперимент повторили с умершим мужчиной, и покойник, разумеется, тут же воскрес. Император Константин построил потом на этом месте храм, куда в течение нескольких столетий толпами стекались паломники. Оно и немудрено. В храме (в 614 г. его разрушили персы) кроме названных выше реликвий были выставлены напоказ такие сокровища, как блюдо, на котором якобы лежала голова Иоанна Крестителя, ониксовый бокал с Последней вечери и иссоп, на котором поднесли ко рту Иисуса губку, пропитанную уксусом. Сегодня вряд ли кто-нибудь станет возражать против того, что вся история с обнаружением крестов и реликвий — типичная легенда. Кроме таких доводов, как то, что деревянный крест, пролежав три столетия в земле, неизбежно бы сгнил, обратился в прах, что никто не мог указать Елене место распятия, поскольку Иерусалим был разрушен и надолго покинут населением, существуют и другие, более веские аргументы. В то самое время, когда св. Елена якобы совершила свое открытие, епископом иудейской Кесарии был знакомый нам уже первый историк христианства Евсевий, а епископом Иерусалима — св. Кирилл (315–383). Евсевий занимал должность епископа целых двадцать пять лет и пользовался таким влиянием, что его называли «царем Иудеи». Совершенно немыслимо, чтобы они не встречались лично с матерью императора и не знали, по крайней мере понаслышке, о таком эпохальном для церкви факте, как ее открытие. И, тем не менее ни тот, ни другой, хотя и посвящали истории христианства очень много места в своих сочинениях, не упоминают об этом ни словом. Причина их молчания нам известна. Учеными неопровержимо доказано, что легенда о св. Елене возникла на целое столетие позже, примерно в то время, когда родился и получил распространение культ креста как символического знака христианства.

Воскресение

Казалось бы, сообщения о столь важном, ключевом для христианства факте, как воскресение, должны быть идентичны, совпадать во всем вплоть до мельчайших деталей. Однако это не так. Уже Лессинг обнаружил в различных версиях этого сказания ни больше ни меньше как десяток непримиримых противоречий. Если бы их рассматривать как свидетельские показания, то ни один суд не мог бы на их основании вынести окончательное заключение. Как показывают исследования, сказание евангелистов о пустой могиле и воскресении Иисуса возникло значительно позднее описываемых в евангелиях событий, оно родилось из веры в то, что Иисус воскрес, обнаружив таким образом свою божественную сущность. В первом послании к коринфянам Павел пишет: «А если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна и вера наша» (15:14). Чтобы понять, как могла возникнуть вера в воскресение Иисуса, необходимо помнить об особенностях мышления людей древнего мира. Предположение, что человек может физически подняться из могилы, не было для них чем-то необычным. Это одна из древнейших эсхатологических идей человечества. Однако непосредственное, прямое влияние на умы ранних христиан в этом отношении оказали верования Египта, Персии и некоторых восходящих к ним сект иудаизма. По представлениям египтян, умершие, после того как Осирис рассмотрит их хорошие и плохие поступки на земле, возвратятся в свои телесные оболочки; поэтому египтяне мумифицировали тела умерших и хранили их в пирамидах или в скальных гробницах. Телесное бессмертие проповедовала также религия Заратуштры, в особенности же митраизм. Являвшийся в первые века нашей эры опасным соперником христианства, митраизм главное ударение в своих догмах делал на обещании воскресения усопших. Что касается иудаизма, то идея физического бессмертия, ведущая, по всей видимости, свою родословную от персидских источников, явственно проступает в пророческих книгах Ветхого завета. Согласно этим пророчествам, когда-нибудь настанет «день Яхве»: страшный суд и новая, счастливая эра в истории человечества. В этот день мертвые поднимутся из могил, чтобы предстать перед судом божьим, который их оправдает или осудит. При этом одни говорят, что все люди воскреснут и предстанут перед судом, другие — что это случится только с иудеями. Есть еще и такие пророчества, по которым воскреснут одни лишь праведники, остальные же, отягченные грехами, будут обречены на вечное пребывание в «шеоле» — подземном царстве теней.

В пророчестве Исаии говорится: «Оживут мертвецы твои, восстанут мертвые тела» (26:19), а пророк Даниил предсказывает: «И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление» (12:2). Таких цитат можно привести множество. Их обилие говорит о том, как сильно владела умами евреев мысль о смерти и телесном воскресении. Из евангелий известно, что среди евреев распространился слух, будто Иисус — это воскресший пророк Илия или Иоанн Креститель. В Евангелии от Марка говорится: «Ирод же, услышав, сказал: это Иоанн, которого я обезглавил; он воскрес из мертвых» (6:16). На этом фоне нетрудно понять, почему ученики Иисуса так охотно поверили в его воскресение. Это объясняется тем, что они принадлежали к своей эпохе и были во власти ее понятий и представлений, а также, и прежде всего, их душевным состоянием после гибели любимого Учителя. Подавленные скорбью, отчаянием и угрызениями совести — ведь они отступились от него в самые тяжелые минуты его жизни, удрученные ослаблением веры в его миссию и невозможностью понять смысл его позорной смерти на кресте, они внезапно воспряли духом и возликовали: Иисус воскрес!

Первой увидела его, должно быть, Мария Магдалина, особенно предрасположенная к подобным видениям. Иисус изгнал из нее в свое время семь демонов, из чего можно заключить, что она временами страдала каким-то психическим расстройством. Психологической науке известно, сколь заразительны такие видения. Произошла как бы цепная реакция, и Иисуса вскоре увидели многие его спутники. Весть об этих встречах с Учителем передавалась из уст в уста. Сердца его приверженцев наполнились надеждой. В такой полной нервного напряжения обстановке даже трезвые и уравновешенные люди часто поддаются внушению и перестают отличать субъективное от объективного, галлюцинации от действительности. Вероятно, именно тогда приверженцы Иисуса начали отождествлять его с мессией, предсказанным Ветхим заветом. В книгах пророков, особенно в пророчестве Исаии, они нашли все, что случилось с Иисусом в его жизни: что слуга Яхве будет отторгнут от живых людей, презренный и униженный, погибнет среди преступников, жертвуя жизнью за грехи человечества, но восстанет на третий день и будет жить между великими и сильными. Их, несомненно, вдохновляло и то, что сказано в пророчестве Осии: «Оживит нас через два дня, в третий день восставит нас, и мы будем жить пред лицем его» (6:2).