Читать интересную книгу Теряя невинность. Автобиография - Ричард Брэнсон

На протяжении 1987 года стоимость акций Virgin вернулась на прежний уровень, достигнув примерно 140 пенсов за штуку, но не поднялась выше. Мы начали использовать деньги, полученные от продажи акций, для осуществления двух инвестиционных проектов. Первый был нацелен на создание полноправной дочерней компании Virgin в Америке, второй – на компанию Thorn EMI с целью ее последующего приобретения. Создание Virgin Records American Inc. было недешевым предприятием. Мы учли те сложности, с которыми столкнулись раньше, и на этот раз не поскупились. В 1987 году мы сумели выпустить в Америке четыре сингла, вошедших в лучшую двадцатку, и один «золотой» альбом. Несмотря на то, что в 1987 году virgin america была убыточной, мы рассматривали ее как долгосрочный инвестиционный проект и были уверены, что в итоге подучим намного больше денег, имея собственную фирму звукозаписи, чем продавая американским компаниям лицензии на выпуск пластинок наших лучших артистов.

Вторую трудную задачу – поглощение Thorn EMI – надо было решать осторожно. Мы чувствовали, что руководство EMI было довольно вялое, и что невероятный каталог выпущенных ею альбомов, включавший записи Beatles, мог бы быть использован намного прибыльнее. Вся thorn emi group оценивалась примерно в £750 млн., что троекратно превышало стоимость компании Virgin. В конце концов, я подумал, что лучше всего пойти поговорить с сэром Колином Саутгейтом, управляющим директором Thorn EMI, и спросить его, не хочет ли он продать нам EMI Music.

– Не пойти ли нам с тобой? – спросили Саймон и Кен.

– Это может быть слишком, – ответил я. – Я просочусь к нему, поговорю с глазу на глаз, а потом, если он заинтересуется, мы можем пойти вместе.

Я позвонил сэру Колину и договорился о встрече в его офисе на Манчестер Сквер. Меня направили на верхний этаж и пригласили войти в комнату. Там царило молчание. По меньшей мере, двадцать лиц без малейшей тени улыбки были обращены ко мне. Люди сидели по одну сторону стола, плечом к плечу, в костюмах в тонкую полоску, образуя непробиваемую стену. Сэр Колин пожал мне руку и посмотрел через мое плечо, нет ли там еще кого-нибудь.

– Я один, – сказал я. – Где мне сесть?

Одна сторона длинного блестящего коричневато-красного стола была пуста. Там находилось десять или пятнадцать блокнотов для записей, на них лежали остро отточенные карандаши. Я сел и посмотрел на море лиц напротив.

– Разрешите представить вас, – начал сэр Колин. Он отбарабанил имена банкиров, адвокатов, бухгалтеров и консультантов по менеджменту.

– Я – Ричард Брэнсон, – представился я, нервно засмеявшись. – И я здесь потому, что просто хотел узнать, не хотите ли вы, может быть, хотели бы…, – я сделал паузу. Все шеи напротив вытянулись в мою сторону.

– Может, вы хотели бы продать дочернюю компанию EMI, – сказал я. – Мне кажется, Thorn EMI – такая большая группа компаний, что EMI Music, возможно, не является вашим высшим приоритетом. У вас есть столько других вещей. Это все.

Наступила мертвая тишина.

– Мы вполне довольны EMI, – сказал сэр Колин. – Мы принимаем все меры для управления этой ведущей компанией Thorn EMI Group.

– Ну, хорошо, – сказал я. – Думаю, разузнать все-таки стоило.

С этими словами я встал и вышел из комнаты.

Я поехал прямо на Вернон-ярд переговорить с Саймоном и Кеном.

– У них все серьезно, – сказал я. – Они находятся в критическом положении.

Думали, я буду торговаться с ними. Встретили меня в штыки. Если сэр Колин настолько обеспокоен, что пригласил к себе всю свою тяжелую артиллерию, значит они действительно уязвимы, и думаю, мы должны надавить.

Саймон и Кен согласились со мной. Тревор устроил нам встречу с руководством инвестиционного банка Samuel Montagy. Эти господа представили нас группе по недвижимости Mountleigh и посоветовали выставить совместное предложение. Поскольку сэр Колин не продал бы нам только EMI, мы могли бы вместе с Mountleigh постараться получить всю Group, а затем разбить ее на части. Если в двух словах, то Mountleigh взяла бы себе сеть магазинов, выдающих телевизоры напрокат, а мы бы взяли EMI Music.

Наша прибыль за первый год существования в качестве открытой акционерной компании выросла более чем вдвое, то есть составив больше £30 млн. (несмотря на стоимость проекта в Соединенных Штатах). и мы планировали опубликовать эти результаты в октябре одновременно с объявлением о наших притязаниях на Thorn EMI.

В течение лета Тревор сумел договориться в банке Новой Шотландии о ссуде в £100 млн., мы медленно начали скупать акции Thorn EMI, платя около £7 за акцию, и таким образом приобрели долю, которую могли использовать как стартовую площадку для предложения своей цены. По мере роста активности торгов на фондовой бирже в летние месяцы стали распространяться слухи о том, что thorn em] колеблется, и я забеспокоился, что если мы оставим это до октября, будет слишком поздно. Но я мало что мог поделать, потому что был полон решимости встретить вызов, который многие считали началом моего конца. Этот вызов был таким же путающим и дерзким, как и в мире бизнеса: мы с Пером Линдстрэндом планировали перелететь через Атлантический океан на воздушном шаре на горячем воздухе. До моего возвращения целым и невредимым никто не собирался всерьез рассматривать идею приобретения Thorn EMI компанией Virgin.

Все началось с телефонного звонка, раздавшегося в моем офисе в первый же день после возвращения из путешествия на борту Atlantic Challenger.

– Звонит некто Пер Линдстрэнд, – сказала Пенни. – Он говорит, что у него есть потрясающее предложение.

Я взял трубку.

– Если вы думаете, что в пересечении Атлантики на катере есть что-то необычное, – сказал человек высоким голосом со шведским акцентом, – не спешите с выводами. Я планирую соорудить самый большой в мире воздушный шар, летающий на горячем воздухе, и также планирую полететь на нем в струйном течении на высоте 30 тысяч футов. Я верю, что мой шар сможет пересечь Атлантику.

Я смутно представлял, кто такой Пер Линдстрэнд. Я знал, что он является международным экспертом по воздухоплаванию, и ему принадлежит несколько рекордов, в том числе, и в наибольшей высоте полета. Пер объяснил, что никто не летал на воздушном шаре на горячем воздухе дальше, чем на 600 миль, и никому еще не удавалось удержать такой воздушный шар в воздухе дольше, чем 27 часов. Для того чтобы пересечь Атлантику, воздушный шар должен будет преодолеть свыше 3 тысяч миль (что в пять раз превышает дальность всех предыдущих достижений) и провести в воздухе в три раза больше времени.

Воздушный шар, наполненный гелием, как и старые цеппелины, может оставаться в воздухе несколько дней. Принцип действия воздушного шара основан на использовании горячего воздуха внутри оболочки, возвышающейся над окружающим холодным воздухом и поднимающим за счет этого в воздух сам шар. Но поскольку происходит быстрая потеря теплоты через оболочку воздушного шара, воздухоплаватели сжигают пропан. До предложенного Пером полета воздушным шарам очень мешал невероятный груз горючего, необходимый для поддержания их движения.

Пер полагал, что мы сможем совершить рекордный полет, осуществив на практике три теоретических замысла. Первый – поднять воздушный шар на высоту примерно 30 тысяч футов и лететь там, где быстрые ветра или струйные течения движутся со скоростью 200 миль в час. До сих пор это считалось невозможным, поскольку их мощь и турбулентность потоков способны разорвать любой воздушный шар. Второй замысел состоял в использовании солнечной энергии для обогрева воздушного шара в дневное время и, следовательно, сокращении потребления горючего. Этого никто никогда не пытался делать. И третий замысел был обусловлен тем, что воздушный шар должен лететь на высоте 30 тысяч футов, поэтому пилоты будут находиться в герметичной гондоле, а не в корзине, сплетенной из ивовых прутьев.

По мере изучения предложения Пера я с изумлением осознал, что при помощи этого огромного воздушного шара, этой здоровенной неуклюжей штуковины, которая могла поглотить Ройал Альберт Холл со всеми потрохами, можно пересечь Атлантический океан гораздо быстрее, чем это сделал наш Atlantic Challenger с мотором в 4 тысячи лошадиных сил. Пер подсчитал, что при средней скорости в 90 узлов весь перелет займет меньше двух дней, что не шло ни в какое сравнение со скоростью катера в 40 узлов. Это можно было представить как езду по быстрой автостраде, когда обогнать может только Ройал Альберт Холл, движущийся в два раза быстрее.

Промучившись с некоторыми научными вычислениями и теоретическими выкладками, касающимися инерции и скорости ветров, я попросил Пера встретиться со мной. Когда мы увиделись, я положил руку на стопку бумаг с теоретическими расчетами.

– Мне никогда не осилит. » всю эту науку и теорию, – сказал я, – но я полечу с вами, если вы ответите на один-единственный вопрос.

– Слушаю, – ответил Пер, приосанившись в готовности к какому-нибудь невероятно сложному вопросу.