Читать интересную книгу Живой товар - Андрей Хазарин

Он подождал, пока проскочит газон-молоковоз и шоссе на видимом отрезке опустеет, и, отозвав собаку, двинулся в ту сторону.

Пятнышко оказалось стреляной гильзой.

Тремя резкими свистками Николаев вызвал старшего…

Осмотр выявил двенадцать стреляных гильз от АК (четыре были закатаны в мягкий от жары асфальт, остальные — разбросаны ближе к бордюрному камню разделительной полосы), круглый рубчатый след — вроде бы от пяты домкрата, только непривычного какого-то, — причем с одной стороны сильно вдавленный. Попадаются такие козлы-водители, которые ни машину, ни домкрата не жалеют, сдергивают ведущими колесами, лишь бы поскорее… Хотя, когда стреляют из автомата, любой поторопится!

Были ещё темные пятна неизвестного происхождения, припыленные и закатанные шинами. Их сфотографировали и взяли соскобы.

Вразумительных следов от колес выявить не удалось.

И уже перед самой грозой, когда рокотало совсем рядом и первые капли дождя тяжело плюхали на асфальт, Матрос облаял в траве разделительной полосы аккуратную хромированную монтировку с мерседесовской трехконечной звездой. Даже без обработки на блестящей поверхности просматривались отпечатки…

Глава 33

Запись

Воскресное утро нас разочаровало. Всю неделю стояла жара — не продохнуть, а тут начало натягивать облачка, потом тучки, потом страшилища черные. Похоже было, что ещё до вечера разразится хорошая гроза. Правда, крыша над головой у нас имелась и даже крашеная, но два километра по грунтовке до шоссе надо было проскочить все же до ливня.

Вчера к вечеру настроение у нас всех было довольно взвинченное, но тут мой Колесников повернулся неожиданной стороной: как-то всех приставил к делу, загонял, закрутил, нажарил шашлыков, куда там всем общепитам и частникам, а потом организовал партию в преферанс — и вот мы с Ирой наголову разбили господ офицеров. Несмотря на их снисходительную самоуверенность и полное (как им казалось) превосходство по части мыслительных способностей.

Пока Женя считал, Колесников только вздыхал сокрушенно — видно, воображал, что было бы, если б играли на деньги…

А сегодняшний завтрак при готовом расплакаться небе убедил нас, что пора сбегать. Крыша покрашена, жук уже весь затарен, мясо съедено — чего же ещё делать?

Начали собираться, и тут идиллия кончилась: вспомнили вдруг, что так до сих пор и неясно, где прятать Иру.

О моей квартире речь не шла: надо быть полным идиотом, чтобы скрывать её от шефов моей фирмы у меня. Мало ли, к примеру, Юля поведет Дениску выгуливать и заскочит похвастаться или узор для вязания взять. Ой Ирочка, здрасьте, а вы тут как оказались?..

У Колесникова, правда, стоит пустая квартира, но он почему-то молчал. Может, у него там жена и двое детей? Как говорится, гражданский брак. Меня передернуло — на такую ситуацию моего чувства юмора не хватало… Ладно, глупости я говорю — в смысле думаю: если меня начнут подозревать, так и его не упустят…

И тут заговорил Женя. Он сначала спросил, долго ли надо Ире прятаться. Я примерно оценила время дней в пять — сама не знаю почему. Сказала — и задумалась. Кажется, опять надежды беременной девки: ну денек, ну другой а там рассосется… Дима же поднял глаза к потолку, задумался, словно высчитывал что-то, а после в своей категоричной манере отрезал — минимум десять дней. Без объяснений и обоснований.

Батищев его выслушал, кивнул и повернулся к Ире:

— Тогда, может быть, ты у меня поживешь? Мои родители в Крыму и ещё пару недель там пробудут. Сестер, братьев, собак и кошек у меня нет. И мне тебя охранять так будет проще.

Он говорил очень нормальным голосом, очень. Словно Дима ему ничего не рассказывал, словно сам он ничего не понял. Или для него все это вообще значения не имеет. Будь он лет на пятнадцать моложе, я бы в такое поверила. Но он все-таки человек более старшего поколения и воспитывался ещё до сексуальной революции в нашей, ныне отдельно взятой стране. Или он на самом деле невероятно благородный?

И только потом мне пришло в голову самое простое и естественное объяснение: я-то по привычке их уже женить начала, а для него речь пока что идет только о том, чтобы защитить человека, безвинно страдающего. Дело серьезное, небезопасное, и в таком деле отказать ни один уважающий себя мужчина не сумеет. А про все остальное он, наверное, и не думал вовсе — или думал, а после Диминого рассказа перестал. Может, мужики действительно немножко роботы и умеют все по отдельным полочкам разложить и одно от другого отделить?

Ну, не так все прямолинейно. Конечно, Женька пожалел Иру — так вляпаться по молодости и недомыслию. И теперь действительно хочет защитить её. Может, ещё и потому, что хоть в ничтожной степени, но способствовал превращению Иры в живой товар и теперь виноватым себя чувствовал…

Но, пока у меня в голове все это металось, Ира спокойно кивнула головой и согласилась.

Пора было уезжать.

Я заперла калитку, бросила ключ в сумку и села в машину. Теперь уже на пассажирское сиденье рядом с водителем. Дима и Ира поместились сзади, Дима — у правой дверцы. А левую Женька на фиксатор запер — так, между прочим, не афишируя. Я бы и не обратила внимания, но заметила Ирин взгляд.

Только успели вылезти на шоссе — хлынул ливень. От этого в машине стало вдруг уютнее. Как будто дождь и запертые дверцы отгородили нас от мира со всеми его бедами и тревогами.

Женька ехал медленно, ворчал на скользкую дорогу, но до города было недалеко, да мы и не торопились никуда особенно.

Перед глазами ерзал по стеклу дворник, дождь грохотал по крыше, Женька ещё поворчал и включил печку. Для меня все это было внове, я не часто ездила на машине, разве что по городу, когда спешила куда-нибудь, но на трассе это совсем не похоже. Вообще, как не похожи были последние выходные на все предыдущие за отчетную тысячу лет, прожитые с книжкой или спицами на диване! Теперь я чувствовала себя живой и молодой. Очень приятное чувство, кстати.

И тут действительность грубо напомнила о себе.

Ира сказала:

— Дима, давайте запишем мой рассказ прямо сегодня.

— Конечно, давайте! — подхватил Женька.

Оказывается, он уже в курсе дела!

— Едем прямо ко мне. Камера есть, никуда бегать не надо. Пока вы работать будете, я обед приготовлю!

— Нет, Женя, — Ира положила руку ему на плечо, — я хочу, чтобы ты тоже все слышал. А про обед уж потом будем решать. И про все остальное.

Ой-ей-ей… Кажется, весь мой глубокий психологический анализ пальцем в небо. Что же у них за разговор состоялся вчера? А не твое собачье дело, сваха старая!

Господа офицеры уже планировали работу. Батищев, естественно, оператор. Мне, как самой орфографически одаренной, досталась роль сценариста, а позднее — суфлера и зрительного зала. Дима будет задавать вопросы…

Пока пили кофе у Батищева и готовились, я писала вопросы. Мне не хотелось хоть чем-нибудь обидеть или задеть Иру, но предусмотреть приходилось все.

Они тем временем выбрали место, подвигали туда-сюда мебель, установили видеокамеру — на маленьком таком кронштейне, прикрепили струбцинкой к спинке стула и понаставили вокруг ламп. Посадили Иру. Дима у Батищева спросил, куда глядеть, посмотрел, поскреб в затылке и велел завесить чем-нибудь ковер сзади, хоть простыней. Женя стал объяснять, что простыней нельзя, белый фон задавит Ирино лицо, а ковер — в самый раз, на нем светлые волосы будут выгодно контрастировать…

Дима посмотрел на него терпеливо, как на ребенка:

— Слушай, Жека, вероятно, эту пленку будут просматривать нехорошие люди — тебе обязательно, чтобы они твой коврик узнали? Или обои и книжную полку?.. По-моему, тебе до сих пор кажется, что мы тут розыгрыш устраиваем.

Теперь поскреб в затылке Батищев. Вытащил простыни, кое-как задрапировал ковер, потом, раз за разом заглядывая одним глазом в видоискатель, начал поворачивать камеру и двигать Иру по дивану, пока в объектив не перестали попадать предметы обстановки. Тем не менее его все же угнетал недостаточный контраст светлых волос с белой простыней, и он начал заслонять лампы газетами и картонками, чтобы простыни оказались в тени, а свет падал только на Иру.

Я попросилась и тоже заглянула в дырочку. А там оказался экранчик, вроде маленького телевизора, совсем крошечный, и что на нем Женя мог разглядеть — контрастирует или не контрастирует, я просто не поняла.

А Дима тем временем чиркал и правил мою писанину, что-то вписывал и бурчал:

— Дети, чистые дети, вам только шарады разыгрывать… Ты-то, Аська, должна понимать, что дело серьезное…

Потом он битый час гонял Иру по тексту — она не всегда сразу разбирала незнакомый почерк. Потом за дело взялся Женька, снял несколько коротких пробных кусочков, заставляя Иру говорить «раз-два-три» и «проба голоса», и тут же прокручивал через видеомагнитофон и телевизор. Наконец его все удовлетворило, он велел всем, кроме Иры, молчать — и включил камеру.