- Чего не можешь? - Испуганно шепчу я.
- Я думал, будет иначе. Я ждал этого момента пять лет. И все кончено. Все, что было важно, все разрушено. Я виноват, слышишь? Я не должен был кричать, но я...
- Единственный человек, который разрушает твою жизнь - это ты сам.
- Я знаю. Я понимаю, но...
Уильям закрывает ладонями лицо, капли скатываются по его волосам, пальцам, а я к нему тянусь, потому что не могу ничего с собой поделать. Касаюсь его щеки, отнимаю от его лица руки и прижимаю к себе изо всех сил. Уилл обнимает меня. Он хватается за мои плечи так, будто боится свалиться навзничь; словно я единственная опора. Прижимается ко мне всем телом, жмется щекой к моей щеке и шепчет:
- Прости меня, прости.
- Тише, - мне нечем дышать. Я зажмуриваюсь и прохожусь пальцами по его волосам.
- Я не хотел.
- Уилл.
- Я не знаю, что мне делать.
- Все будет хорошо. Слышишь? Я здесь, я рядом.
Уильям касается губами моей шеи, потом щеки. Он растерянно отстраняется. Гладит ладонями мои мокрые волосы, смахивает капли с подбородка и глаз. Он растерян и сбит с толку, и он смотрит на меня так, будто видит впервые. А затем целует.
Его губы прикасаются к моим, ища спасения, а его руки обхватывают мое лицо, ища поддержку. Он вжимается в меня всем телом, а я тянусь к нему навстречу, потому что не могу сопротивляться, я никогда не испытывала ничего подобного.
Мне страшно. Неожиданно я понимаю, что этот человек не просто перевернет мою жизнь. Он разрушит ее. Уильям отстраняется, смотрит на меня, а мне нечем дышать. Его взгляд - взгляд сломанного, разбитого человека, у которого отняли все - путешествует по моему лицу. Его пальцы бегают по моим щекам, глаза испепеляет кожу, а затем мы вновь тянемся друг к другу. Он приподнимает меня, а я встаю на носочки и овиваю руками его плечи. Дождь барабанит по голове. Капли скатываются по нашим лицам, а мы дрожим и не от холода. Страшно нуждаться в ком-то так сильно. Это сводит с ума.
- Подожди, - между поцелуями шепчет Уильям, - Реган, послушай.
Он прикасается пальцами к моим щекам и застывает. Его дыхание обжигает губы. Я смотрю Уиллу в глаза, и внутри все переворачивается. Я не хочу, чтобы он впустил сюда, в эту созданную нами иллюзию, порывы реальности.
Пусть он молчит. Пусть не произносит ни звука.
- Я не тот, кто тебе нужен.
- Уилл, не говори ничего.
- Ты знаешь. Ты понимаешь. Птенчик, говорят идеальных людей нет, но что значит, быть идеальным? - Он приподнимает мой подбородок, и я замечаю, как подрагивают его губы. - Идеален - не тот, у кого нет недостатков или проблем. А тот, кто справляется с ними, оставаясь при этом хорошим человеком. Ты - идеальна. А я - нет.
- Не говори так, Уилл.
- Я не хочу делать тебе больно. А я сделаю. Я действительно похож на твоего отца.
"Да".
- Нет, - горячо шепчу я и покачиваю головой, - хватит.
- Ты знаешь. Я все разрушу.
"Разрушишь, но мне наплевать".
- Нечего разрушать! Не заставляй меня быть..., быть такой.
- Какой?
- Слабой.
- Прости меня, пожалуйста, Реган. - Уильям закрывает глаза и целует меня вновь и так трепетно, что сердце у меня взрывается на сотни осколков. Я хватаюсь за его руки, а он отпускает меня и отворачивается. - Нам пора уезжать.
Смотрю, как он отходит, и растерянно хлопаю ресницами. Ничего не понимаю. Что он делает? Почему убегает? Опять. Боже, такое чувство, что вся жизнь Уильяма Гудмена - сплошной побег от себя, от своих чувств и желаний. Смелый? Он? Нет.
- Зачем ты это делаешь? - Лишь спрашиваю я, так и не сдвинувшись с места. - Ты не можешь разворачиваться и уходить. Только не сейчас.
- Потом будет поздно.
- Уже поздно.
Уильям смотрит на меня. В этом взгляде столько отчаяния, что я едва не валюсь без сил на асфальт. Я думаю, он ответит что-то. Но нет. Он порывисто опускает голову и идет дальше, прорываясь сквозь беспросветную пелену дождя.
ГЛАВА 16.
Уильям находит телефонную будку и звонит Кори. Говорит, что хочет встретиться в Рехобот-Бич. Я не знаю, как реагирует Кори. Гудмен бросает трубку, приподнимает ворот ветровки и несется обратно к машине, хлюпая подошвой о лужи.
Дождь стучит по крыше. Печка работает на всю, но мне все равно холодно. Я гляжу в окно, на Уилла не обращаю внимания. Мы молчим, притворяясь, что ничего не было, и мы - чужие. А наши чувства - вымысел, как и все сказанные слова.
Не знаю, что мне делать. Впервые грудь горит и стонет, и это отвратительное и мне неподвластное ощущение, отдающее эхом по всему телу, голове, вискам, глазам.
Я зажмуриваюсь. Нужно взять себя в руки. Я не для того проехала весь этот путь, не для того сбежала из дома, чтобы разбиться о дорогу и навсегда остаться порывом ветра, гуляющим по призрачным склонам. Я должна быть умнее. Найти в себе силы и забыть о том, что делает больно. Я должна.
Мы едем, а в машине пахнет мелиссой. Я уже ненавижу этот запах. Ненавижу, как у меня подскакивает сердце, едва Уилл смотрит на меня. Глупость. Бессмыслица. Впервые я ощутила внутри тепло, захотела стать к кому-то ближе, а этот человек - разрушение. Если я прикоснусь к нему, то превращусь в пепел и растворюсь в воздухе.
Вскоре дождь превращается в морось, а затем и вовсе исчезает. Небо озаряет тусклое солнце, на землю падают безобразные куски света, освещающие лишь части поверхности. Мы едем вперед, оставляя позади грозовые тучи, ветер и холод. Становится светлее, но в груди до сих пор полыхает буря. Не знаю, как избавиться от этого ощущения.
Мы едем часа четыре, Уильям выжимает газ так рьяно, что Додж летит над дорогой и едва касается колесами асфальта. Я ничего ему не говорю. Если мы разобьемся - так уж и быть. Повторим историю его матери. Будет весьма интересно. Я - как его мать, а он - как мой отец. Повторяем ошибки взрослых, знаем об этом, но все равно падаем с головой в круговорот лжи, безумия, отчаяния. Разве это жизнь? Все говорят, что гнаться нужно за впечатлениями, с ума сходить, рисковать и на куски разрываться. Но все это чушь. Никто не кинется в сумасшествие, если ему есть что терять. Никто не погонится за мечтой, когда дома все хорошо. Люди с дороги, люди, живущие одним лишь днем, секундами - одиноки и несчастны. Они не знают, за что уцепиться, и цепляются за безумие. Оно придает им сил и уверенности в том, что у жизни вкус есть. Но, на самом деле, это вкус разрушения. Вкус отчаяния. Они по-другому не умеют. И они тухнут, поглощенные собственным ядом.
Истории про свободу всегда заканчиваются плохо. Человек, пытающийся вырваться из клетки, обязательно попадает в другую клетку. Это закон жизни. А если он все же смог выбраться - значит, он умер. Не бывает свободы, не бывает безответственности. Разъезды по городам, новые знакомства, алкоголь, безумные ночи: все это попытки убежать от себя. Все это иллюзия жизни, которая оказывается такой же мимолетной, как и падение звезды.