— Я должна увидеть подругу, — сказала Кестрел.
— Дни твоих визитов в свет окончены.
— Арин пообещал. — В горле Кестрел встал комок. — Моя подруга больна. Арин сказал, что я смогу ее навестить.
— Мне он ничего об этом не говорил.
Сарсин закрыла за собой дверь, и Кестрел не стала умолять. Она не хотела доставлять геранке удовольствие и показывать, насколько ее ранил звук повернувшегося в замке ключа и вставшего на место засова.
***
— Что, по-твоему, ты делаешь, Арин?
Сонно потирая глаза, он поднял взгляд на Сарсин. Он заснул в кресле. Стояло утро.
— Я не мог заснуть в своих прежних комнатах. По крайней мере здесь, в покоях Этты…
— Я говорю не о твоем выборе спальной комнаты, хотя не могу не заметить, что она очень кстати располагается вблизи восточного крыла.
Арин вздрогнул. Полагалось, что есть только одна причина, по которой мужчина оставляет побежденную женщину своей пленницей.
— Это не то, чем кажется.
— Ах, да? Слишком много людей слышали, как ты назвал ее военной добычей.
— Это неправда.
Сарсин вскинула руки в воздух.
— Тогда почему ты это сказал?
— Потому что не мог придумать другого способа спасти ее!
Сарсин замерла. Затем она наклонилась над Арином и потрясла его за плечо, будто пробуждая от кошмара.
— Ты? Спасти валорианку?
Арин поймал ее руку.
— Пожалуйста, послушай.
— Я буду слушать, как только ты скажешь что-то, что я смогу понять.
— Я делал за тебя уроки, когда мы были детьми.
— И?
— Я сказал Анирэ заткнуться, когда она пошутила над твоим носом. Помнишь? Она толкнула меня на пол.
— Твоя сестра была слишком красива для своего же блага. Но все это было давным-давно. К чему ты клонишь?
Теперь Арин держал обе ее руки.
— У нас есть кое-что общее, но, возможно, это ненадолго. Валорианцы придут. Город будет осажден. — Он не мог подобрать слов. — Ради богов, просто послушай.
— О, Арин. Ты ничему не научился? Боги тебя не услышат. — Она вздохнула. — Но я — услышу.
Он рассказал ей о том дне, когда был продан Кестрел, и о каждом последовавшем. Он ничего не утаил.
К тому времени как Арин закончил, лицо Сарсин изменилось.
— Ты по-прежнему глуп, — сказала она, однако нежно.
— Да, — прошептал он.
— Что ты собираешься с ней делать?
Арин беспомощно откинул голову на резную спинку кресла отца.
— Я не знаю.
— Она требовала встречи с больной подругой. Сказала, ты дал ей обещание.
— Да, но я не могу его исполнить.
— Почему?
— Кестрел ненавидит меня, но по-прежнему разговаривает. Как только она увидит Джесс… она больше никогда со мной не заговорит.
***
Кестрел сидела в солнечной комнате. Терраса была полна тепла, комнатных растений в горшках и их минерального, почти молочного запаха. Над горизонтом уже высоко поднялось солнце. Оно сожгло капли, оставшиеся на траве после ночного дождя, который потушил городские пожары. Из самого южного окна апартаментов Кестрел наблюдала, как пламя гасло.
Это была долгая ночь, долгое утро. Но Кестрел не хотела спать.
Ее взгляд упал на одно из растений. Геранцы называли его девичьим шипом. Оно было большим и с толстым стеблем и, должно быть, пережило войну. Его листья казались цветами, потому что их зелень в солнечном свете стала сверкающей краснотой.
Вопреки себе самой, Кестрел подумала о поцелуе Арина. О том, как его губы зажгли в ней огонь и превратили ее из простого листочка в пламя.
Кестрел открыла дверь террасы и вышла в расположенный на крыше сад, огражденный высокими стенами. Она вдохнула прохладный воздух. Все здесь было мертво. Веера коричневых листьев. Стебли, которые сломаются от первого прикосновения. На земле узорами в виде птичьих яиц были выложены серые, голубые и белые камни.
Кестрел провела руками по холодным стенам. На них не было никаких выступов или неровностей, ничего, что могло бы стать опорой для ее ступней или того, за что могли бы зацепиться пальцы рук. В дальней стене была дверь, но куда она ведет, Кестрел, вероятно, никогда не узнает. Дверь не открывалась.
Кестрел стояла в размышлениях. Она с силой закусывала губы. Затем вернулась в солнечную комнату и вынесла в сад девичий шип.
Она разбила горшок о камни.
***
Перевалило за полдень. Кестрел смотрела, как свет снаружи стал желтым. Пришла Сарсин и увидела осколки горшков в саду. Она собрала керамические черепки и прислала группу геранцев, которые обшарили апартаменты в поисках других.
Кестрел позаботилась о том, чтобы припрятать несколько неприятного вида осколков в тех местах, где они будут найдены. Но лучший — тот, который мог перерезать горло с легкостью ножа, — она вывесила за окно. Она привязала к нему полоску ткани и спустила его в густой плющ, который полз по стене купальни, а затем закрыла окно, зажав между рамой и подоконником другой конец веревки.
Осколок не был обнаружен, и Кестрел снова оставили в одиночестве.
В глазах у нее зудело, а кости превратились в свинец, но она отказывалась поддаться сну.
В конце концов она сделала то, чего боялась. Попыталась расплести волосы. Она дергала за косы и извергала проклятия, когда они запутывались в узлы. Боль не позволяла ей заснуть.
Как и стыд. Она вспомнила, как руки Арина погружались в ее волосы, как скользил его палец позади ее уха.
Вернулась Сарсин.
— Принеси мне ножницы, — сказала Кестрел.
— Ты знаешь, что я не стану этого делать.
— Потому что боишься, что я убью тебя ими?
Девушка не ответила. Кестрел подняла на нее взгляд. Молчание и то, как на лице Сарсин появилось задумчивое, любопытное выражение, удивило ее.
— Тогда обрежь их, — сказала Кестрел. Она бы обрезала волосы сама с помощью спрятанного среди плюща осколка, но это привело бы к вопросам.
— Ты — светская леди и еще можешь пожалеть, если острижешь волосы.
Кестрел ощутила волну усталости.
— Пожалуйста, — сказала она. — Я не в силах их терпеть.
***
Сон Арина был прерывистым, и, пробудившись, он не сразу понял, что спал в комнатах отца. Однако, несмотря ни на что, он был рад, что находится здесь. Возможно, это не место, а радость сбивала его с толку. Она была малознакомым чувством. Старым и как будто окостеневшим, словно суставы, которые было больно сгибать.
Он провел рукой по лицу и поднялся на ноги. Пора идти. Плут не станет выражать недовольство по поводу того, что Арин вернулся в свой дом, однако необходимо было составить планы.
Он спускался по лестнице западного крыла, когда увидел на нижнем этаже Сарсин. Она выходила из восточного крыла с корзинкой в руках. Арин остановился.