Читать интересную книгу Зори лютые - Борис Тумасов

Любопытно Степану, о чем речь пойдет у великого князя с литвинами… Весь день Степана государевы слова не покидали. Уже мнил он себя в помощниках у боярина Версеня на Пушкарном дворе и как с Аграфеной повстречается. Тешил себя Степанка мыслью, что тогда боярин Версень не осмелится травить его псами, и тайно, Степанка даже себе боится в том признаться, теплится у него надежда назвать Аграфену женой…

Все ближе и ближе попы с литовскими вельможами, переливают серебряным шитьем ризы, играют золотом хоругви. Василий делает шаг вперед, снимает высокую соболью шапку. Степан слышит его чуть хриплый голос:

— Благослови, владыка.

Тут литовские паны ударили челом великому Московскому князю. Вышел наперед воевода Сологуб, сказал едва внятно:

— Не погуби, государь, бери город…

И заплакал, не вынес позора литовский воевода.

Василий через плечо поглядел на склонившихся литовских панов, заговорил строго:

— Тебе, Юрко, и вам, панове, ждать моего ответа в шатре за караулом, дабы вам никто зла не учинил. Тут и порешите добром, кому в Литву ворочаться, кто мне служить пожелает. Не неволю!

Великий князь поманил воеводу Щеню:

— А ты, Данило, поезжай в город с дьяками и подьячими, народ смоленский перепиши. Вам, Панове, и тебе, владыка, завтра к вечеру люд к присяге привести. Ступайте с богом.

И тут же поискал глазами князя Шуйского.

— Василь Васильич, быть тебе наместником смоленским. Поспешай с полком своим в город, помоги народу пожары погасить да порядок наведи. Литовским полкам дозволяю приоружно Смоленск покинуть. С почестями.

Василий нахмурился.

— Да еще, князь Василий, из города никого не выпускай, покуда не изловишь псковского боярина Шершеню. За измену и поносные речи казни его, аки пса шелудивого…

* * *

Удача сопутствовала русской рати. Литовский князь Ижеславский, воевода Мстиславля, узнав, что к городу подходят полки воеводы Щени, не стал сопротивляться, открыл ворота и присягнул великому князю Московскому. За Мстиславлем пали города Кричев и Дубровна.

Раскинул свой лагерь у Орши князь Михайло Глинский. Воеводы Челяднин и Голица грозили Друцку.

А под Минском под стяг короля и великого князя Сигизмунда собралось тридцатитысячное литовское войско. Блистая броней, с отрядами вооруженных гайдуков прибывали в королевский стан знатные паны и шляхтичи.

Ухали бубны, гудели трубы. Пестрели под августовским солнцем шатры знати, отливал золотом королевский, серебром — шатер гетмана Острожского.

На много верст окрест разграбила шляхта крестьян. Зерно и сено, мясо и репу — все забирало на прокорм королевское рыцарство.

Известие, что великий князь Василий разъединил войско на несколько отрядов, а сам с братьями находится в Дорогобуже, несказанно обрадовало Сигизмунда. Наконец выдался случай побить московитов порознь!

И король велел гетману Острожскому не мешкая вести воинство к Борисову.

* * *

Воевода Челяднин Иван Андреевич звания почетного. Не кто-нибудь, а конюший!

Вот потому, когда государь, посылая его на Друцк-город, назвал имя Челяднина после воеводы Михайлы Голицы, не могло не обидеть Ивана Андреевича. Не по месту именован Михайло. Ему б по родовитости за Челядниным стоять, а его государь первым упомянул.

Тогда Иван Андреевич не восперечил великому князю, сдержался, но на Голицу зло затаил…

Полки Челяднина и Голицы выступили к Друцку двумя колоннами, бок о бок, но воеводы меж собой не сносились. Каждый действовал сам по себе.

Двигались не спеша, делали частые и долгие привалы, друг друга не опережали. У каждого мысль одна: «К чему наперед высовываться? Случиться бою, так лучше не мне первому начинать. Береженого и Бог бережет…»

На полпути конюший Челяднин остановился на дневку. Не мог иначе, место красивое встретилось: лес и озеро, а в нем караси, каждый с лапоть. Иван Андреевич любил карася в сметане.

Покуда холопы, которых Челяднин возил за собой во множестве, затягивали невод, конюший улегся в тени под кустом, вздремнул самую малость. На свежем воздухе не жарко, одно скверно — мухи одолели.

Тут некстати разбудил ратник:

— Болярин-воевода, там к тебе литвин прискакал…

Челяднин зевнул, чуть скулы не своротил, поднялся взъерошенный, глаза осоловелые. Долго соображал, пока наконец не обронил:

— Веди!

На литовца смотрел, все пытался припомнить: где видел? Тот заговорил поспешно:

— Вельможный пан, це я, пан Владек, дворецкий пана Глинского.

Приблизился вплотную, зашептал:

— Я, вельможный пан, тайно, дабы пан Глинский не проведал. Он меня в Оршу послал, а я сюда, к тебе.

— К чему в Оршу? — недоуменно переспросил конюший.

— О, але вельможный пан не догадывается? Пан Глинский надумал в Литву ворочаться, королю служить, и о том у него грамотка от Сигизмунда есть.

— А не врешь ли ты, литвин, на своего господина? — недоверчиво спросил Челяднин. — Ох, нет у меня к тебе веры!

— Але я вру! — обиделся пан Владек. — Так вельможный пан воевода пусть своими очами увидит, коли седни в ночь заступит дорогу на Оршу пане Михаиле. А я пану Глинскому теперь не слуга, но слуга государю Московскому и от него милость имею. Либо вельможный пан не ведае, что государь дал мне земли и деревень за службу? А коли пан Глинский в Литву воротится, так и лишусь я жалованных вотчин.

— Ну, гляди, литвин! — Конюший поднес кулак к носу Владека. — Вот ужо проверю тебя, а до поры от себя не отпущу, со мной поедешь. Чуешь, кого оговорить пытаешься?

Самого Михайлу Глинского!

* * *

Время к полночи. Тихо. Луна прячется в рваных облаках, и дорогу плохо видно. Она вьется над Днепром, пересекает лес и снова льнет к реке.

Челяднин с Голицей в лесу с вечера, караулят Глинского. На всякий случай взяли сотню пищальников да две сотни конных дворян. Вдруг да Глинский сопротивление окажет.

— Ох, чует моя душа, Иван Ондреич, понапрасну мы в засаду сели, — скулит Голица.

Челяднин отмалчивается. Ему и самому муторно. Ну как поклеп дворецкий возвел на своего господина?

Голица уговаривает:

— Провел нас литвин, и зачем Глинскому убегать?

Воевода зевает и снова свое:

— Снимем засаду, Иван Ондреич, покуда не поздно. Коли государь проведает, как мы на князя напраслину возвели, озлится.

У Челяднина мысли не лучше. Быть беде. Не простит государь. Он к литовскому князю добр непомерно. Но вслух конюший иное говорит, просится:

— Погодим еще маленько, боярин Михайло. А коль все это неправда, промолчим, чтоб до государя не дошло.

Конюший Сначала хотел отправиться в засаду на Глинского без Голицы, а потом передумал. Ежели дворецкий обманул, а Василий об этом проведает, ответ держать перед государем лучше с Голицей, чем одному.

Где-то недалеко раздался дробный стук копыт. Челяднин встрепенулся.

— Чуешь, боярин Михайло?

— Кажись, едет, — промолвил Голица. — Помоги, Боже, — и перекрестился.

Конюший крутнулся в седле, подозвал десятника:

— Перейми да гляди, чтоб не ускакал…

Далеко опередив верных шляхтичей, ехал князь Михайло. Одолевала Глинского забота. Король в своей грамоте обещает вернуть земли в Литве и дать иных городов. О том же писал Михайле и брат Сигизмунда, король Венгрии и Богемии. Глинский теперь думает о том, каких городов ему просить у короля. Хорошо было бы, если б литовские войска отбили у русских Смоленск. Глинский давно мечтает получить этот город в свое владение.

Князь Михайло поздно заметил всадников. Увидел, когда они были совсем рядом. Глинский дернул коня, схватился за саблю. Но чужие руки уже крепко держали повод, стащили с седла, связали.

Подъехали Челяднин с Голицей, князь Михайло узнал их по голосам, велели обыскать. Десятник вытащил из сумы королевскую грамоту, протянул воеводам.

— Измену затаил, князь Глинский? Так ты за ласку государеву платишь? — проговорил Челяднин.

Голица поддакнул:

— Ужо отвезем мы тебя в Дорогобуж, к государю на суд. Вишь ты, каким был маршалком, таким и остался.

Тут десятник голос подал:

— Надобно пищальников в заслон выдвинуть, ежели шляхтичи отбить литвина попытаются.

— Распорядись, — сказал Челяднин, — да изготовьтесь к встрече изменщиков, чтоб им вдругорядь неповадно было переметами летать. Ну, князь Михайло, государь, поди, не возрадуется, тебя увидя.

* * *

Когда Михайлу Глинского за крепким караулом увозили из Дорогобужа в Москву, из Борисова на Друцк выступило литовское войско. Шли налегке, далеко опередив обозы. Паны вельможные в окружении своих холопов, гайдуков, шляхта мелкопоместная, все верхоконно. В возы с пушками коней вдвое впряжено.

Сигизмунд торопил гетмана Острожского. Король боялся, что, разгадав его замысел, великий князь Московский успеет послать в помощь воеводам Челяднину и Голице полки воеводы Щени.