Читать интересную книгу Кутящий Париж - Жорж Онэ

Ни малейшего движения, ни слова в ответ. Теперь он ясно различал ее перед собою. Жан сделал еще несколько шагов к креслу и повторил немного громче:

— Жаклина!

Молчание и неподвижность. Трепет пробежал по телу Томье, оледенив его с головы до ног. В мозгу у него мелькнула догадка об ужасной действительности. Если Жаклина не отзывается на его голос, значит, она его не слышит. Он бросился к коммутатору электричества, и в одну минуту комната ярко осветилась. Перепуганный Жан бросил взгляд на Жаклину. Вытянувшаяся, бледная и серьезная лежала она перед ним бездыханным трупом, и тонкая струйка крови сбегала с ее щеки на плечо. Без крика, без жеста, охваченный ужасом, Томье приблизился к ней, взял ее похолодевшую уже руку и увидал, что пальцы этой руки сжимают листок бумаги. Он схватил его, дрожа, развернул с благоговейной скорбью и прочитал эти простые слова:

«Так как вы не любите меня больше, то я ухожу, В память счастливых дней я прошу вас только об одном: не драться с Этьеном. Прощайте. Жаклина».

Хриплый вопль вырвался из груди несчастного, который усомнился во всем, даже в самом себе. Страшная боль, пронзившая ему сердце, доказала этому человеку, что он не вполне еще утратил всякую чувствительность. С громкими рыданиями опустившись на пол перед трупом, он приник головою к коленям своей жертвы, которая, может быть, улыбнулась после смерти, утешенная этой последней победой.

— О, прости меня, Жаклина, прости! — вне себя воскликнул Томье.

Долго плакал и раскаивался он таким образом. Наконец легкий шум заставил его поднять голову, и он увидал на пороге мастерской Этьена Леглиза, бледного и безмолвного. Жан указал ему жестом на Жаклину, не давая себе труда осушить свои слезы.

— Ты ее искал? — произнес он. — Вот она! Я подлец! Она умерла от моей жестокости. Но, даже умирая, она не изменила себе и отошла в вечность со словами кротости и жалости… Она думала только о тебе и обо мне самом… О, как я подл, как низок! Окажи мне услугу, убей меня! Я не заслуживаю милости! И как мне жить теперь после совершенного преступления!

Этьен поднял с паркета завещание любви Жаклины, прочитал его, потупив голову, и произнес дрожащим голосом:

— Нам следует уважить ее волю… Протяни мне руку, Томье…

Они обнялись, оба виновные, оба доведенные до отчаяния, и, опустившись на колени перед трупом в общем порыве раскаяния, вместе зарыдали.

* * *

Осень румянила зеленые чащи Булонского леса, холодный опаловый свет заливал поле Лоншанских скачек, где происходили состязания на последние призы сезона. Шумная толпа любопытных теснилась на поляне, подобие черного муравейника кишело вокруг деревянных бараков тотализатора, а земля, взрытая от беспрестанной ходьбы игроков, была усыпана разорванными билетиками. Тройной ряд экипажей теснился вдоль деревянных барьеров, окружавших арену, и под все еще теплыми лучами солнца переполненные трибуны ярко пестрели последними светлыми платьями, в которые вырядились парижские модницы. Спортсмены озабоченно сновали в отделении весов, осматривая лошадей. Завязывались разговоры, происходил обмен рукопожатий, отрывисто высказывались предсказания. Двое внезапно встретретившихся молодых людей остановились на минуту.

— Кого я вижу? Буасси!.. Ну, как поживаете? Ведь мы не виделись с вами целый век…

— А вы-то сами что поделываете, милейший Лермилье? Уж не с художественной ли целью попали вы на скачки? Соскучившись писать красавиц, не взялись ли вы за лошадей?

— Ну, вот еще что выдумали! Я здесь с американцами, поклонниками моей кисти.

— А я украшаю своим присутствием экипаж молодого Фурнериля, который притащил сюда всю кутящую ватагу.

— А, ватагу! Значит, вы еще хороводитесь с нею? Неужели вы не успели до сих пор проанатомировать всех этих картонных плясунов до самой души, если таковая у них имеется?

— Друг мой, эти бесшабашные кутилы представляют неистощимый рудник психологических наблюдений. Бывая с ними, можно собрать материалу на десять романов и на двадцать театральных пьес. Трагическое превосходство чередуется в их среде с комическим.

— Они как раз попали в трагедию при нашем последнем свидании.

— Действительно, так, когда умерла эта бедная малютка госпожа Леглиз. У ней было сердце, и это убило бедняжку.

— Ее приятельницы не рискуют тем же, не так ли?

— Нет, у них только один бюст!

— Значит, маленькая госпожа де Рево по-прежнему имеет нескольких поклонников?

— Нет, она пылает жестокой страстью к молодому Фурнерилю, и он у ней единственный.

— Его средства позволяют ей ограничиться одним!

— Что же касается госпожи Тонелэ, то она придерживается Тузара и Кретьена. Судья от нее отстал, находя, что ему предоставляли мало случаев пользоваться своими правами, требуя в то же время слишком много услуг.

— Как требовательны эти люди закона!.. Он не довольствовался моментальными снимками мужа, а добивался позирования жены?

— Зато у нас есть новое приобретение: англичанка, от которой мы все без ума; она побивает госпожу Варгас в теннис и своими прекрасными руками составляет нам неведомые напитки, от которых огонь разливается по телу… Ее зовут миссис Лудвель. Это блондинка с ослепительно белым телом… Вот была бы отличная модель для вас! А кстати, как ваши дела с Розою Превенкьер?

— Ну, с нею я недалеко ушел. Мне даже не удалось приступить к ее портрету, как произошли события, повлекшие за собой катастрофу с госпожою Леглиз. Так у нас все и осталось в проекте. Но это дело еще не ушло. Госпожа де Ретиф возьмется за него.

— А куда девалась эта восхитительная женщина? Она совсем пропала. Вот уж полгода, как я не имею никаких слухов о ней.

— Она проводила лето в Территэ… А Превенкьер жил с дочерью в Эвиане.

— Значит, между красавицей блондинкой и золотопромышленником по-прежнему продолжается любовь?

— О, мой друг, банкиру не вырваться! Если он когда-нибудь сорвется с крючка, то не иначе как по игре случая. Госпожа де Ретиф повела с ним серьезную игру, и он раб этой женщины навек. В его годы нельзя устоять против такого изобилия привлекательности. Эта вдовушка, с ее умом, грацией и умением жить, способна заменить собою двадцать красавиц; она — целый сераль.

— Женится ли он на ней?

— Если она захочет. Когда Роза будет замужем.

— Да разве она выходит замуж? За кого?

— Ее жених — славный малый, по имени Проспер Компаньон, нечто вроде друга детства… Человек достойный, дельный, с удивительным лицом изобретателя, поглощенного своей мечтой.

— Ну, в области мечтаний ему, кажется, повезло, потому что самая смелая его мечта осуществилась.

— Превенкьер полагает, что его будущий зять, которого он сделал пайщиком у Леглиза, удесятерит барыши завода… Банкир того мнения, что его дочь сама делает превосходную партию, выходя за Компаньона.

— Великолепно! Значит, бедняга Леглиз может опять приняться за прежнее?

— Он страшно изменился, постарел и образумился… Смерть жены нанесла ему удар, от которого он не может оправиться.

— А Томье?

— Исчез. Думают, что он путешествует по Востоку… Латурнель рассказывает, что встретил его на Синайской дороге где-то в Аравии и будто бы он намерен постричься в монахи. Но все это чепуха. Томье захотел рассеяться, позабыть свое горе, вот он и скитается до поры до времени в дальних краях. Но, пожалуй, не сегодня-завтра мы увидим его опять, блестящим более прежнего, и он снова займет место во главе парижского движения… Такой человек, как Томье, не создан для продолжительного уединения: ему нужен блеск, шум, великолепие наших праздников.

— Да. А тем временем под могильным камнем будет спать маленькая госпожа Леглиз, не виновная ни в чем, кроме того, что она любила всей душой.

— Что делать, милейший, жизнь не остановишь ничем!

— Верно. И не следует мешкать, увлекаясь философскими рассуждениями. Минуты бегут, не станем останавливаться! Идемте, парижские кутилы!

В отделении весов зазвонил сигнальный колокол, возвещая о выходе лошадей. Над толпой вдали мелькнула жокейская куртка.

— До свидания, Буасси. Очень рад, что повидался с вами. В один из этих вечеров вы увидите меня с кутящей ватагой.

— Льщу себя этой надеждой!

— Постойте, любезнейший, оглянитесь вон туда, направо; видите, все наши дамы на дилижансе!

И действительно, взмостившись на верх высокого экипажа, молодые женщины красовались во весь рост в прозрачном воздухе, кокетливые, грациозные в своих свежих туалетах, возвышаясь над несметными толпами остальной публики в виде лучезарного апофеоза беспечности и наслаждения.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.