Читать интересную книгу Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010 - Дмитрий Дмитрий

Чем больше дневная выручка, тем больше мусора. Словно деньги принесены не из книжных магазинов, а с колхозного рынка: земля, песок, катышки бумаги и прочие мелкие соринки, свистящие в трубе пылесоса.

Я проветриваю кабинет, брызгаю одеколоном, но и ночью мне кажется, что запах денег, доносится из чрева дивана, на котором я сплю. Стиснутые резинками и завернутые в полиэтиленовые мешки с подробной описью количества купюр они все равно пахнут…

Сплю на деньгах, но радости не испытываю. Почему надо засовывать их в диван, а не в стенной шкаф, например? Может инстинкт действует, может, пословица на психологическом уровне: «Подальше положишь, поближе возьмешь»?

Однажды, приехав с книжного рынка, Ольга сунула пакет с деньгами в платяной шкаф и пошла на кухню чистить селедку. Кошка Дашка открыла лапой дверь, порвала шуршащий мешок, к ней сунула свою любопытную овчарочью морду Юджи, и эти хулиганки на пару растащили по квартире и насуслили три миллиона в пачках. Юджи брала пачку тысячных в пасть и катала там, слегка подгрызая, словно хотела проглотить. На этом ее и застала Ольга, спешившая к зазвонившему телефону.

1 февраля 1995 г.

Миша Веллер выпустил книгу «Легенды Невского проспекта». Коля Александров — несколько книг детективов. Подписывая свою книгу в подземном вестибюле метро, Коля сказал:

— Не пишешь? Смотри, придется начинать заново!

Рассказал об этом эпизоде Борису Стругацкому. Он махнул рукой: «Писательство — это как езда на велосипеде. Немножко руль повиляет, и поедете».

Не знаю, не знаю. С этим книжным делом я потерял привычку ежедневно крутить педали, сохранять равновесие и рулить сюжетом. Писатель, как и вор в законе, не должен работать. Иначе будешь не писать, а пописывать. Что мы и имеем…

16 февраля 1995 г.

Привез Борису Стругацкому гонорар за десятый том собрания сочинений, которое выпускает наш «Текст». Стругацкий, как обычно, в коротких валеночках, теплой жилетке, доброжелательно-внимателен.

На стене — веточка ржавой колючей проволоки, которую сняли с Берлинской стены. И барельеф Пушкина на чугунном кругляше — черный, как копировальная бумага. Такого черного Пушкина я помню с детства — он висел в нашем доме, и я сразу запомнил по этой дегтевой черноте, что солнце русской поэзии — из арабов, его предки родом из Африки, за освобождение которой от колониализма борется всё прогрессивное человечество во главе с Никитой Сергеевичем Хрущёвым, который, наоборот, был толст и румян и которого я в шестилетнем возрасте погладил по накладному карману просторного песочного пиджака на платформе в городе Зеленогорске, просунув свою тонкую руку меж синих милицейских кителей. «Дедушка Хрущёв! — радостно вопил я. — Дорогой Никита Сергеевич!»

Черный чугунный Пушкин и колючая проволока — неплохая часть интерьера писателя-фантаста.

Семинар фантастики, который много лет вел в Доме писателя Борис Натанович, не собирался уже года четыре, с тех пор, как сгорел Дом писателя. Я напомнил, как десять лет назад меня приняли из кандидатов в действительные члены семинара. Стругацкий посетовал, что скучает без молодежи. Удивительно — вспомнил мою повесть и рассказ, с которыми я пришел в семинар.

— А сейчас что-нибудь пишете?

— Только дневники. Чтобы писать, нужно понимать происходящую жизнь, а я ничего не понимаю. Какая-то трещина в сердце.

— Ну, Димочка, вести дневники в смутные времена — это очень важно и интересно! Продолжайте, не ленитесь. Вот у меня это плохо получается…

Утром выступал Ельцин с посланием к Парламенту.

— Борис Натанович, как вы думаете — Ельцин пьет?

— Я о том же самом спрашивал Егора…

Егор Гайдар, бывший премьер-министр, женат на дочке Аркадия Стругацкого, Маше.

— Егор сказал, что выпить Ельцин любит, но не запойный.

— И никаких решений по пьянке не принимает? — Мне хотелось верить, что нашей страной управляет если не трезвенник, то хотя бы не алкаш.

— Нет-нет, это исключено, — махнул рукой классик. — Это преувеличивают. Но выпить любит…

— А кто там наверху не любит? Путч, и тот готовили по пьянке. Премьер Павлов на допросе сказал, что ничего не помнит — спал пьяный на диванчике. У Янаева на первой пресс-конференции ГКЧП руки дрожали, воду стаканами глотал — все по телевизору видели. Белый Дом защищали — Руцкой со своей командой о пустые бутылки спотыкались. — Меня тянуло философствовать. — Да и что хотеть — если мы сами признаем, что народ наш испорчен, забит, развращен, безбожен, местами просто ужасен, а мы хотим, чтобы таким народом управлял честный, трезвый, мудрый и добросовестный человек вроде академика Лихачева. Такого не бывает…

Стругацкий сложил деньги стопочкой и расписался в ордере.

— Да, Дима, я с вами согласен — такого не бывает…

Борис Натанович не пьет — не любит это дело, как признался однажды.

«У нас Аркадий за двоих употреблял…»

26 февраля 1995 г.

Вестернизация России в полном разгаре. Не знаю, как в глубинке, но в обеих столицах дело налажено — всё ведется к тому, чтобы русские перестали ощущать себя русскими.

Прихожу домой — орет телевизор: небритый Шифрин бацает на гитаре: «Мани-мани-мани!..»

Домочадцы занимаются своими делами: Ольга говорит по телефону, Максим прибирается в комнате.

— Где пульт? — не раздеваясь, яростно ищу его, чтобы убавить звук или переключить программу. — Где пульт?

Собака и кошка прячутся по углам, смотрят на меня сочувственно-тревожно.

Как сквозь землю провалился этот чертов пульт!

«Мани — мани — мани!..» Нажимаю кнопку на телевизоре. Экран гаснет — видна пыль на нем.

— Вы что, глухие? Тише сделать нельзя?

Максим говорит, что он телевизор не смотрит, Ольга пожимает плечами: громкость, дескать, была нормальная, но началась песня, и стало громко.

— Да какая это к черту песня! Песня… Вы уже без орущего ящика жизни не представляете. Он орет, а вам — хоть бы что…

Я уже позабыл, когда русские народные песни по телевизору исполняли. Сколько приемник ни крути, русской песни не услышишь — сплошной западный вал. Что бы сказала Европа, что бы сказала Америка, случись на их радиостанциях и на ТВ зеркальная ситуация: днем и ночью крутили бы нашу эстраду? Например, Леонтьева, Пугачеву, Бабкину…

А про танцы и говорить нечего — подтанцовка в нижнем белье. Выходит певец, одетый, как швейцар в ресторане или как герой-любовник, выскочивший из шкафа, а с ним дюжина девочек, вся задача которых одновременно хлопнуть в ладоши, повернуться попками к зрителю и как-нибудь раскорячиться. В России так теперь танцуют.

Коля Коняев возглавляет Православное общество писателей.

Поэт Виктор Максимов, вышедший из нашего союза писателей и вступивший в почвеннический лагерь, посоветовал мне переговорить с ним. Я сманил Колю ехать в Москву в один день. Взял купейные билеты. Говорили до трех ночи.

— Почему не слышно голоса Русской Православной Церкви? Почему по телевизору какие-то Сванидзе, Митковы, Познеры, Явлинские?.. Их много, но правда-то одна. Сникерсы, баунти, райские ароматы, непревзойденный результат… Давай наберем денег и организуем ежедневное или еженедельное выступление православных проповедников — пусть они нам рассказывают, что есть добро, а что — зло. На конкретных примерах. Если им нельзя касаться политики — пусть говорят о мирском. Пусть устраивают диспуты с мирянами, отвечают на вопросы, растолковывают факты повседневной жизни… Неужели русские предприниматели не найдут денег на святое дело? На рок и джаз-фестивали находят, на «Поле чудес» — отбоя нет от спонсоров… Найдем! Я первый дам, сколько смогу…

Мы курили в тамбуре «Красной стрелы», и Коля говорил, что многое делается, задача его общества — воцерковление писателей, чтобы писатели вернулись в Церковь, знали, как ведутся службы, хотя бы раз в неделю стояли полную литургию, исповедовались, причащались, придерживались в своих произведениях христианских идей… Церковь не молчит.

— Но почему не слышно ее голоса? Когда большевикам нужно было разрушить религию, они призвали сотни публицистов и борзописцев к этому делу, даже объявили пятилетку безбожия. Желающие нашлись быстро. Сейчас, когда мы проиграли холодную войну, экономическую, идеологическую и начинаем проигрывать битву за души людей, — самое время соединиться всем деятелям искусства и помочь людям не только молитвами, но и конкретным делом… Государственной власти как таковой нет — есть команды, борющиеся за нее, но есть президент, в конце концов…

Коняев сказал, что все воззвания подобного рода (а они были) до президента не доходят.

— Ему же письма не домой в почтовый ящик приносят…Там референты и помощники.

Вспомнили, что не успело общество православных писателей заявить о себе, а писательница Нина Катерли, которой в последнее время полюбилось словечко «фашист», уже успела наговорить по московскому ТВ кучу гадостей о его намерениях.