Несчастные балийцы еще не усвоили урок, являющийся первой заповедью всех советских "наперсточников", "катал" и "кидал" всех мастей: деньги в руки отдавать нельзя. Я спокойно положил в карман выигрыш, вернул волчок и пошел к отелю. Начинающие "каталы" ответили разочарованным мычанием. Уже сворачивая в переулок, я еще раз бросил на них взгляд. Мое предположение, что вся игра затеялась исключительно с целью вытащить из меня деньги, подтвердилась. Волчок лежал там, куда я его уронил, а игроки, набив рот местной растительной жвачкой — бетелем, — активно таращились по сторонам в ожидании очередного "лоха".
Саликон была удивлена нашим поспешным отъездом "на ночь глядя". В ее понимании "отъезжать" надо исключительно с утра, предупредив об отъезде как минимум за сутки.
Так или иначе, но мы выбрались из этой парилки в показавшуюся нам холодильником резиденцию.
— Я похож на идиота, — констатировал Андрей.
— А по-моему, очень мило, — возразил я, разглядывая собственное творение. Лена, сидящая в углу, тихонько хихикнула.
Суд над Луизой был назначен четыре дня спустя, если считать от нашего с Андреем ареста, и эти дни мы провели с толком. Лейтенант не одобрил моей идеи, но, как и всегда, когда мне что-то приспичит, вынужден был согласиться. А мне приспичило. Я хотел, чтобы возвращение Мадам не выглядело как побег, а носило скандальный и в то же время сказочный оттенок. Настолько сказочный, чтобы любой человек, за исключением непосредственных участников, счел это глупым розыгрышем. Чтобы об этом было стыдно рассказать.
Для "претворения этого в жизнь" я сутки просматривал на экране костюмерные Голливуда. Но этого мне показалось мало, и мы с Андреем смотались в гости к FX-fiction'ам, а проще — к специалистам по спецэффектам.
— А ну пройдись! — предложил я.
Андрей переместился на другой конец комнаты, не передвигая ногами. Создавалось впечатление, что он просто перелетел туда. Я знал, что в его сандалиях были вмонтированы по восемь шариковых колес, а запускалось все это с пряжки на поясе, которую, в свою очередь, прикрывала белая туника до колен.
— А теперь обратно, и как положено!
Андрей снова переместился, но при этом огромные крылья, почти во весь рост, сделали два хлопка, и лейтенанту, чтобы удержаться на ногах, потребовалось синхронно с ними прогибаться.
— Обалдеть! — захлопала в ладоши Лена. — Он действительно летит! Никогда бы не поверила...
— А по-моему, это идиотизм, — зло пробормотал Андрей и в доказательство своих слов помигал сиянием.
Уж не знаю, как мои спецы этого добились, — они что-то такое вмонтировали в венок, который венчал лохматую голову лейтенанта — но работало это прекрасно. Нимб действительно сиял. Я был просто в восторге и не понимал скептически настроенного Андрея.
— Конечно идиотизм! — я попытался его подбодрить. — Я на это сильно рассчитываю. Это должен быть не просто идиотизм, а запредельный идиотизм.
— Я так и подумал, — ответил мне успокоившийся вдруг лейтенант. — Когда начинаем?
Я посмотрел в монитор. Суд подходил к концу, и худой, как палка, узкоглазый судья встал, чтобы зачитать приговор.
— Шарики не забыл? — спросил я и, увидев утвердительный кивок, показал пальцем на шлюз. — Тогда вперед.
Зал суда был стандартным. Он был настолько стандартным, что о нем было нечего сказать, кроме словосочетания "зал суда".
Закрыв за собой шлюз, Андрей швырнул под ноги шарик, который сразу же выдал небольшое облако дыма, а я нажал на кнопку отправки. Не помню, в каком фильме про ниндзей применялись такие шарики, но смотрелось это шикарно.
На свободном квадрате между судьей, столом адвоката, скамьей подсудимых и местом присяжных (которых почему-то не было), на том злосчастном квадрате, куда вызывают свидетелей, появился Андрей. Вернее, сначала "из ниоткуда" появилось облако, быстро рассеялось, и на его месте оказался Ангел Господень! Он был весь в белом, на его голове лежал венец из белых роз, за его спиной трепетали крылья и, конечно, картину дополнял нимб.
— Вершите суд, забыв о грехах своих и о том, что судить может лишь Бог? — замогильным голосом начал вещать Андрей. — Благословенную Посланницу Господа осудить пытаетесь? За что, спрашиваю я вас? Я призван на этот суд, дабы свидетельствовать за нее, Тем, кто сам есть Судия, и кто вершит свой Суд над всеми вами!
Тут я заметил небольшую нелогичность в сценарии. Сначала ангел сказал, что судья не имеет права судить, а потом вызвался в свидетели. Но сценарист из меня неважный, а менять что-либо было уже поздно.
Тем временем Андрей "перелетел" ближе к судье. Я непременно выставлю выпивку творцу этих сандалий, да и всем остальным: он действительно перелетел!!!
— Призываю тебя к ответу! — снова воззвал ангел, тыча перстом в судью. — Что сделала эта женщина, чтящая Отца нашего и живущая по Его законам, в отличие от тебя, иноверца?
Повисла пауза, которая тянула на полную кому. Потом судья, собравшись с духом, пропищал:
— Незаконная эмиграция и контрабанда валюты. А собственно, вы кто?
Хороший судья — быстро очухался. Остальные зрители продолжали пребывать в молчаливом ступоре с уроненными на грудь челюстями. Два мордоворота у двери даже забыли изображать из себя охрану. Ну ничего. Скоро им напомнят об этом.
— Опомнись, старик! — взорвался Андрей, в точности соответствуя сценарию. — Незачем обитателю небес опускаться до эмиграции, когда ему принадлежит весь мир. И не смей называть контрабандой промысел Божий! Ангел еще раз хлопнул крыльями, "перелетев" к скамье подсудимых, где сидела обалдевшая Луиза. Взяв ее за руку, он обернулся к судье через плечо и, чисто по-жегловски, веско добавил:
— Я сказал!
Этого в сценарии не было, но как гармонично вплелось пресловутое высказывание в происходящее. Кроме того, это звучало по-английски, а в самом этом сочетании звуков, на мой взгляд, проскальзывает что-то издевательское.
Но судья оказался действительно на высоте. Видимо, многолетняя практика помогла ему увидеть за вуалью "божественной комедии" банальный побег. Он подскочил и, указывая пальцем на моих коллег, заорал как свинья на бойне:
— Взять их!
Что тут началось... В зале кто-то тоже заверещал, два амбала сперва бросились к Андрею, а потом назад к двери. Просто именно в этот момент Ангел Господень с грозным рыком, — НАЗАД, СМЕРТНЫЕ, — обнажил Карающий Меч.
Я с радостью убедился, что не зря отдал за него три с половиной тысячи долларов. Он того стоил.
Убить, конечно, он никого не мог, но этого и не требовалось. Извлеченный из ножен, метровый клинок мгновенно разогрелся сам собой добела. При медленных горизонтальных пассах, которые совершал Андрей, "стекающий по лезвию" огонь удлинялся до пяти метров, издавая при этом такой шкварчащий и шипящий звук, что все черти вместе могли пойти и повеситься от зависти. Одного только вида этого меча хватило бы, чтобы вогнать в священный религиозный ужас собрание первичной партячейки где-нибудь на военном заводе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});