Читать интересную книгу Резерв высоты - Николай Скоморохов

— Ура-а! — раздалось вокруг.

Отходившие в пешем строю красноармейцы замедлили движение, наблюдая, как лихо орудует в воздухе наш самолет.

Внимательно вглядываясь в воздушное пространство, Фадеев увидел еще четверку «мессершмиттов». «Теперь доконают», — мелькнула тревожная мысль. Четверка присоединилась к атаковавшей ранее тройке истребителей. «Мессеры» кружились вокруг Су-2, летели снаряды, наш летчик вращал самолет как лихой истребитель. Но силы были неравны.

Фадеев, наладив связь, несколько раз успевал предупредить разведчика о смертельных атаках «мессеров», и тот умело уходил от них, но то одна, то другая очереди достигали цели. Самолет задымил, и в этот момент откуда-то снизу подошел вплотную «мессершмитт»…

— Сзади ниже «мессер»! — успел крикнуть Фадеев, но сноп огня, выброшенный «мессершмиттом», окутал Су-2, и он загорелся.

— Горишь! Прыгай! — закричал во все горло Фадеев.

Самолет словно отяжелел замедлил полет и, немного накренившись, начал медленно разворачиваться влево. Языки пламени охватили фюзеляж и поползли по крыльям, то было страшное зрелище! Огненный ком, подобно комете, оставляя длинный шлейф пламени и черного дыма, продолжал плавно разворачиваться… Широко разнесенные плоскости самолета, еще не тронутые огнем, напоминали крылья горного орла, отыскивающего своим зорким оком — шакала…

Анатолий и остановившиеся пехотинцы замерли. Все понимали ужас совершающегося — экипаж горит, но самолет не покидает. Фадеев взглянул на Ваню, по щекам жав к губам микрофон, прокричал:

— Горишь! Прыгай!

— Нет… Мы еще повоюем… — послышался твердый голос летчика.

Самолет резко перешел в пике и скрылся из виду. Через несколько секунд за горизонтом раздался взрыв, потом еще несколько, и в небо взметнулись черные столбы дыма.

Все замерли на мгновение, потом сняли пилотки и фуражки, отдавая дань бессмертному подвигу героев.

Их смерть Фадеев воспринял как еще одну трагедию войны. Ушли из жизни два летчика, страшно и героически ушли. Кто они? Узнают ли когда-нибудь люди их имена? Мать, жена, любимая получат лаконичное: «Не вернулся с боевого задания». За скупыми словами в пешке войны скроется их подвиг. Дойдет ли он до потомков? А сколько подобных подвигов совершают сейчас ежедневно, ежечасно наши бойцы!

— Были люди и нет их… У летчиков тоже, как видно, тяжелая служба, произнес стоявший рядом боец.

Фадеев не успел ответить.

— Полковник требует данные: где немцы? — скороговоркой спросил подбежавший капитан.

Анатолий быстро передал карту с пометками о месте сосредоточения и передвижения немцев, нанесенными по сообщению экипажа-разведчика всего несколько минут назад…

— Ясно, понял, сейчас доложу. А вы быстрее вперед! — бросил на ходу капитан и помчался к полковнику.

Подтянув резервы, немцы усилили нажим в полосе отхода нашей группировки, то и дело атакуя подразделения прикрытия. На небольшом участке боя оглушающе рвались снаряды и мины, раздавались пулеметные и автоматные очереди.

Отходящие войска двигались медленно. Дорога была в глубоких воронках, приходилось петлять то влево, то вправо. Подразделение, вместе с которым двигались летчики, добралось наконец-то до реки.

На переправе скопилось много военной техники, повозок, людей, ревели моторы, шумели бойцы. Командиры, пытаясь навести порядок, зычными голосами подавали команды.

Анатолий по привычке взглянул на небо и увидел «раму» — немецкий самолет-разведчик «Фокке-вульф-189». Прильнув к наушникам, он попытался связаться с кем-нибудь из находившихся в воздухе истребителей. Но в эфире никто не отзывался. Как и следовало ожидать, вскоре налетели «юнкерсы». Увидев над собой немецкие самолеты, люди заволновались. Сплошным потоком хлынули на переправу и те, кто добирался пешком, и те, кто ехал на машинах. А немцы круто разворачивались для бомбежки. Вот первый Ю-87 бросает бомбу недолет, второй — недолет, третий — перелет! Анатолий, стоя на подножке спецмашины, вновь и вновь пытался связаться с кем-то из советских летчиков, кричал в микрофон, но никого поблизости не было.

А «юнкерсы» делают новый заход. Один из них кладет бомбу точно в переправу, и в это время Фадеев услышал в наушниках взволнованный голос с такими родными русскими словами: «Заходи, заходи! Бей замыкающего!» Анатолий увидел, как появившиеся два ЛаГГ-3 преследуют последнюю пару Ю-87. В спешке атака не сразу получается, но все же после нескольких очередей советского истребителя на виду у оставшихся на переправе Ю-87 врезался в землю. Клуб черного дыма взметнулся высоко вверх.

— Ура! Сбили! — закричали вокруг.

Фадеев понимал: надо поторапливаться, ведь немцы идут буквально по пятам. Как бы поскорее оказаться в полку, самому сесть в самолет и драться с фашистами!

Саперы быстро восстановили переправу, но радоваться пришлось недолго. Только начали переправляться, снова появились «лаптежники».

— Лейтенант, быстрее, быстрее! — почти кричал Фадеев. Машина ускорила движение. Первый самолет пошел в атаку, когда радиостанция уже заканчивала переправу. Анатолий сначала смотрел из окошечка, потом открыл дверцу и снова встал на подножку, высматривая в небе свои самолеты, но их опять не было. А «юнкерсы» продолжали бросать бомбы. Перелет — повезло! Недолет!

В это время их машина выехала на берег и свернула влево.

— Лейтенант! Гони быстрее от переправы, а то накроют! — крикнул Фадеев, глядя на пикирующий прямо на них немецкий бомбардировщик.

Анатолий как будто предчувствовал — едва они с Гончаровым успели отбежать метров пятьдесят от остановившейся машины, началось столпотворение. Бомбы сыпались одна за другой, земля летела в разные стороны. Рядом с ними оказалась глубокая воронка. Едва они нырнули в нее, как в это же мгновение раздался огромной силы взрыв, и на них комьями посыпалась земля…

Наступила глухая тишина. Фадеев ощупал себя — вроде бы цел. Ваня что-то говорит ему, но Анатолий не слышит. Осмотрелся кругом — летят самолеты, рвутся бомбы, вздымаются к небу пласты земли, но все это почему-то беззвучно. Ваня смотрит на него удивленным взглядом и тоже молчит. Неужели оглохли?

«Юнкерсы» сделали еще один заход, искромсали переправу и ушли.

Проводив их взглядом, летчики пошли к тому месту, где оставили машину. Они увидели груду металла и изуродованное тело юного лейтенанта. Подбежал полковник. Энергично жестикулируя, он что-то говорил сержантам, но, убедившись в бесплодности попыток услышать от них хоть слово, достал из кармана блокнот, вырвал листок бумаги и написал: «Вы контужены. Ищите медсанбат».

Сержанты сошли с дороги, идущей от переправы, и, оглядываясь то и дело по сторонам, чтобы не оказаться под машинами, сигналов которых они не слышали, пошли искать медсанбат.

Только под вечер они наткнулись на какой-то лазарет, Дальше события развивались независимо от их воли, поскольку слышать они не могли. Да их ни о чем и не расспрашивали, не до них было. Кругом лежали тяжело раненные бойцы и командиры. Летчикам написали направление, посадили на машину и отправили в госпиталь. Там их осмотрели, для чего-то измерили температуру, а потом так же чуть не под руки, чтобы не попали под колеса, посадили на повозку и направили к санитарному поезду.

Госпиталь на колесах, набитый до отказа ранеными, ночью двинулся в путь. Куда шел поезд — друзья не ведали. После нескольких суток пути они добрались до Миллерова, где поезд почему-то задержался.

Как-то утром Анатолий проснулся неожиданно рано, соседи по купе еще спали. Он слышал их дыхание, потом за окном раздалось воробьиное чириканье. «Какое счастье, что мы живы, — подумал Анатолий и улыбнулся во весь рот сам себе, светлому летнему дню и спящим товарищам. — Какое счастье! — повторил он. — Я снова слышу. Значит, есть оно на свете — солдатское счастье!»

Фадеев вспомнил Дон. Ростовские плавни. Там тоже было счастье!

Тихо вошла медсестра. Жестикулируя и делая выразительные гримасы, она пыталась узнать, как спали летчики. Анатолий, улыбнувшись, тихо, но четко произнес:

— Благодарю, сестричка, отлично!

Та от неожиданности вскрикнула, потом на радостях обняла Анатолия.

— А как Ваня? — спросила она.

За время лечения сестры успели привыкнуть к летчикам, относились к ним с большой заботой, называли просто по имени.

— Не знаю, — пожав плечами, ответил Фадеев, — вот проснется, посмотрим.

— Толя, сколько Гончарову лет? — спросила медсестра.

— Двадцать, — ответил Фадеев.

— Голова-то у него поседела…

— Да. Немного есть.

Сестра улыбнулась милой улыбкой, в которой были и сочувствие больному, и надежда на его скорое выздоровление, и многое другое, что так необходимо раненому воину. «Как знать, — думал Анатолий, улыбаясь в ответ, — что больше помогает избавиться от недуга — лекарства или заботливые руки и добрые сердца вот таких сестричек?»