— Это Элиас Банкрофт Сэндфорт, президент «Консолидейтед армс», — пояснил дядюшка. И продолжал свой рассказ: — Когда я понял, что это все, я вставал и очень любезно им говорил: «Джентльмены, я не нахожу слов» — и ушел.
— И бродили всю ночь по улицам? — Я проникся к нему искренним сочувствием. — Вы пришли сюда даже не переодевшись, прямо в этом смокинге?
Дядюшка Отто вытянул перед собой руку и с явным недоумением посмотрел на нее.
— В смокинге?
— Да, в смокинге, — подтвердил я.
Его длинное костлявое лицо покрылось красными пятнами. Дядюшка Отто буквально зарычал:
— Я прихожу к родной племянник с очень важным вопрос, а он только об один дурацкий смокинг говорит. Мой родной племянник!
Я дал ему выкричаться. Дядюшка Отто действительно единственный гений в нашем роду, и поэтому мы стараемся по мере возможности уберечь его от того, чтобы он не угодил в канаву или не вышел вместо двери в окно. Во всем же остальном мы даем ему полную свободу.
Наконец я спросил:
— Чем я могу быть полезен, дядюшка? — и постарался, чтобы мой вопрос прозвучал солидно и по-деловому.
После многозначительной паузы он наконец сказал:
— Мне нужны деньги.
Увы, он обратился не по адресу.
— В данный момент, дядюшка… — начал было я.
— Не твои деньги, — прервал он меня. Я с облегчением вздохнул.
— У меня есть новый «Эффект Шеммельмайера», еще лучше, чем первый. Но я его никому не давать, никакой журнал не сообщать. Свой большой глотка я буду держать теперь закрытый. Я делаю все сам.
Он размахивал костлявыми кулаками, словно дирижировал невидимым оркестром.
— Благодаря этот новый эффект, — продолжал он, — я собираюсь делать много денег и открывать мой собственный фабрик для флейта.
— Очень хорошо, — сказал я, подумав о фабрике и кривя душой.
— Но я не знаю как.
— Плохо, — сказал я, снова подумав о фабрике и снова кривя душой.
— Беда в том, что мой ум гениален есть и я могу придумывать то, чего не может придумывать обыкновенный человек. Только, Гарри, я не умею делать деньги. Этот талант у меня нет.
— Плохо, — сказал я теперь уже вполне искренне.
— Поэтому я пришел к тебе как к адвокату. Я осторожно хихикнул.
— Я пришел к мой племянник, — продолжал дядюшка, — чтобы он мне помог через свой хитрый, извращенный, лживый, бесчестный адвокатский профессия.
Мысленно я отнес его слова к категории неожиданных комплиментов и поторопился сказать:
— Я тоже очень люблю вас, дядюшка Отто.
Он, должно быть, уловил иронию, ибо, побагровев от гнева, закричал:
— Не смей обижаться! Смотри на меня — терпение, понимание, добродушие, болван! Кто говорит о тебе, как о человек? Как человек ты есть честный дурак, а как юрист ты должен мошенник быть. Все это знают.
Я вздохнул. Коллегия адвокатов предупреждала меня, что подобное непонимание вполне возможно в адвокатской практике.
— Что это за новый эффект, дядюшка?
— Я могу проникать в прошлое и брать оттуда любой вещь. Моя реакция была моментальной. Сунув левую руку в левый нижний карман жилета, я извлек часы и с крайне озабоченным видом посмотрел на них, а правой рукой потянулся к телефонной трубке.
— Простите, дядюшка, — сказал я, изобразив сожаление в голосе, — но я только что вспомнил о весьма важном свидании. Так досадно, но я уже опаздываю. Всегда рад вас видеть, но боюсь, мне уже надо бежать. Да-да, видеть вас доставило мне истинное удовольствие. Пока, дядюшка, я побежал…
Но поднять телефонную трубку мне так и не удалось. Я приложил все усилия, но рука дядюшки Отто намертво прижала мою руку вместе с телефоном к столу. Силы были явно неравные. Говорил ли я вам, что мой дядюшка Отто в 32 году защищал честь Гейдельбергского университета по классу вольной борьбы?
Он нежно (как ему казалось) взял меня под локоть, и я уже не сидел, а стоял. Это сэкономило мне лишнюю трату энергии на то, чтобы самому подняться со стула (так я пытался утешить себя).
— Пошли, — сказал он. — В мой лаборатория пошли.
И он действительно отправился в свою лабораторию, а мне, поскольку я не имел под руками ножа, чтобы отсечь свою зажатую как в тисках левую кисть, пришлось последовать за ним.
Лаборатория моего дядюшки Отто находилась в самом конце коридора за поворотом, в одном из корпусов университета. С тех пор как «Эффект Шеммельмайера» стал величайшим открытием, дядюшка более не читал лекций, был освобожден от всякой научной деятельности и предоставлен самому себе. Об этом красноречиво свидетельствовал вид его лаборатории.
— Разве вы больше не запираете дверь лаборатории, дядюшка? — спросил я.
Он хитро посмотрел на меня и наморщил свой огромный нос так, будто собирался чихнуть.
— Дверь заперта. С помощью реле Шеммельмайера. Я заветное слово подумать, и дверь открывается. Кто слово не знает, дверь не открывает. Даже директор университета, даже сам привратник не открывает.
Я почувствовал легкое волнение.
— Черт побери, дядюшка! Такой замок может дать вам…
— Ха! Продать патент, чтобы разбогател еще какой-нибудь один большой дурак? После этого банкета вчера? Ни за что. Я сам разбогатеть должен.
Когда имеешь дело с дядюшкой Отто, хорошо одно: вам никогда не приходится что-либо ему втолковывать, чтобы он уразумел. Вы наперед знаете, что это бесполезно.
Поэтому я переменил тему.
— А где же машина времени? — спросил я. Дядюшка Отто выше меня на целый фут, весит фунтов на тридцать больше моего и здоров как бык. Когда такой человек берет вас за душу и трясет, как грушу, единственное сопротивление, которое вы способны ему оказать, — это измениться в лице.
Что я и сделал — я посинел.
Он зловеще прошипел:
— Тсс-с!
И я все понял.
Наконец он отпустил меня.
— Никто не должен знать о проект X. — Затем многозначительно повторил: — Проект X, понимаешь?
Я молча кивнул. Даже если бы я захотел что-либо ответить, я все равно бы не смог — травмы дыхательных путей, как известно, не проходят мгновенно.
— Я не прошу тебя верить мне на слово. Я демонстрируй тебе.
Я постарался остаться у самой двери. Он спросил:
— У тебя есть заметки, или что-нибудь с твой почерк?
Я порылся во внутреннем кармане пиджака. Где-то у меня были заметки, сделанные на тот случай, если ко мне как-нибудь все же забредет клиент.
— Не показывай мне. Надо записку порвать. Мелкий обрывки положить вот в этот мензурка.
Я разорвал листок с моими заметками на сотню мелких кусочков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});