Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ровно свинцом набита.
– И мне она показалась тяжелой, - заметил Басаргин. - Я решил, что она от сырости тяжелая.
– От сырости, - укоризненно сказал Коломиец. - Давай, Кондратьев.
Коля отодрал бархат, которым икона была заделана с обратной стороны, и все увидели, что в доске имеется квадратная деревянная вставка - вроде дверцы. Коля поддел ее ножом, и на скатерть хлынули драгоценные камни и золото в монетах разного достоинства. Здесь были и пятерки, и десятки, и даже пятнадцатирублевки - каких Коля и не видел никогда.
– А молодец мой Витька, - обрадовался Коля. - Верно вышел на Серафима.
Коломиец взял один камушек, осмотрел.
– Бриллиант… Каратов на пять потянет. - Он разворошил всю кучку: - Здесь в твердой валюте - охо-хо!
– Тыщ на десять, - сказал Басаргин.
– На сто, если не на двести… - Коломиец положил бриллиант на место. - Аккуратно все заделай и повесь назад, - сказал он Коле. - Есть план… Они предлагают тебе убить Анисима?
– Ну? - Несмотря на поучения Колычева и Маши, Коля так и не сумел избавиться от этого "ну"…
– А мы им предложим убить Серафима.
Коля вытаращил глаза:
– Ты… ты угорел, Коломиец. Думай, что говоришь! За что им убивать своего главаря?
– Им будет за что, не волнуйся. Но с точки зрения законности у нас должны быть очень веские основания для такой акции. Тем более, что проведешь ее лично ты.
– Я? - Коля даже отодвинулся от Коломийца. - Нет!
– Ты выполняешь задание, ты солдат революции, слова "нет" не может быть, - холодно сказал Коломиец. - Слушай, как все это будет. Вернется поп, дашь мне знать. Я приду к нему, ты и двое свидетелей из банды должны будете сидеть в засаде, но так, чтобы видеть и слышать мой разговор с Серафимом. В результате этого разговора бандитам, - Коломиец усмехнулся, - и тебе, - он подчеркнул это "тебе", - станет ясно, что попа и меня надо убить. Давай твой кольт.
Коля, ничего не понимая, послушно протянул Коломийцу свой револьвер.
– Смотри. - Коломиец достал из кармана и заменил в барабане кольта один из патронов. - Я поставил холостой. Проворачиваем барабан так, чтобы первый выстрел был боевым, а второй - холостым, ясно тебе?
Коля все понял, но решил дослушать до конца.
– Первый выстрел в попа, второй - в меня, - сказал Коломиец. - Не перепутай, иначе их задание ты выполнишь вдвойне: все-таки я - уполномоченный ГПУ, стало быть, - выше участкового уполномоченного милиции.
– Ты еще можешь шутить, - оторопело сказал Басаргин. - Ну и башка у тебя, Коломиец. Тебе бы академиком, научно сказать, быть.
– Или папой римским, - поддержал его Коля. - Не обижайся, план изощренный, на грани дозволенного.
– Время теперь, можно сказать, за все грани перешло, - рассуждал Коломиец. - Говорю сразу: на преступление тебя не толкаю, все будет в рамках закона.
В дверь постучали. Коломиец и Басаргин отскочили за портьеру, Коля открыл. Это был Тихон.
– Лукича… - начал он, давясь от рыданий. - Лукича убили и Платониду… На глазах мальчонки убили, гады…
Басаргин вышел из-за портьеры:
– Иди, Тихон. Нельзя тебе быть здесь, иди. В руках себя держи.
Тихон ушел.
Коломиец вздохнул:
– Брат его двоюродный этот Лукич. Жаль мужика. Нашенский был по всем статьям! Пойдем, Басаргин, нужно все выяснить.
Коля долго сидел в своей комнате и размышлял над предложением Коломийца. Что ж. Ему не раз приходилось убивать врагов-бандитов в открытых вооруженных схватках. Но теперь… "Маша у них, - думал Коля. - Разве они на моем месте раздумывали бы? Убили бы Машу без всяких-яких, при малейшем подозрении… И еще убьют, не дай бог! - Коля даже вздрогнул от такой мысли. - Ну нет. Нет, Кондратьев, никаких колебаний. Не я - так меня. А Серафим - бандит и трижды заслужил свою участь".
…Утром, когда Коля умывался, у колодца появился Тихон, повернул в сторону кладбища. Коля двинулся следом. Когда последние дома околицы скрылись за боярышником, пышно разросшимся среди могил, Тихон сказал:
– Думаешь, я тебя сюда так привел? - Он подошел к двум осевшим холмикам, провел по ним рукой. - Поговорить мы в любом месте могли бы… Это могилы твоих родителей, ты их искал, но не нашел. Вот, смотри.
Коля опустился на колени. Холмики были едва видны - давно осели, заросли высокой травой.
– Мне Коломиец настрого запретил тебе говорить, - голос Тихона дрожал. - Но я скажу, я для того тебе и показываю эти могилы. Серафим их убил, родителей твоих… Феденька дом поджег, а двери колом подпер. Серафим ему приказал.
– Я догадывался. - Коля встал. - Говори суть дела.
– Пусть у тебя рука каменной станет, - глухо сказал Тихон. - Читай… - Он протянул Коле лист бумаги. Это был приговор. За активную, доказанную свидетельскими показаниями борьбу против Советской власти, массовые убийства советских активистов, поджоги, бандитские налеты и грабежи коллегия Псковского ГПУ приговорила служителя культа Серафима Воздвиженского к высшей мере социальной защиты.
– Исполню, - Коля вернул приговор и хотел уйти, но Тихон остановил его.
– Лукича знаешь кто убил? Сам Серафим. - Тихон заплакал. - Детей наших крестил. Родителей отпевал. Тать, места ему на земле нет! - Тихон помолчал несколько мгновений, взял себя в руки и продолжал: - Они к нему в дом ночью ворвались… Всех выгнали на улицу. Главный был с завязанным лицом - сидел в седле, командовал. Велел Лукичу отходную молитву читать, а тот задиристый, плюнул ему в лицо. Ну, главарь и расстрелял его собственноручно. А Платонида главаря узнала: Серафим это был. - Тихон снова замолчал, потом добавил: - Так что ты не сумлевайся. - Он заморгал, сгоняя слезы, высморкался в огромный холщовый платок. - Твое дело правое. Исстари заведено: бешеную собаку убей без пощады!
Коля слушал Тихона и вспоминал свою встречу с Лукичом и Платонидой. Тогда - сами полуголодные - они радушно напоили его и Машу молоком. Лукич суетился около трактора, вел бесконечные разговоры о будущей артели. И вот их нет. Они прожили недолгую жизнь, прожили ее в голоде, холоде, бесконечных заботах о хлебе насущном, о полене дров, об одежонке. Потолок в избе - углом вниз. Пол в избе - углом вверх. Всегда больные, золотушные дети - теперь последний сын остался сиротой. Всегда горе, нужда, долгие зимние вечера, бесконечные, выматывающие душу ночи, когда нечем укрыться, а утром нечем разжечь печь. И вот теперь, когда пришли, наконец, иные времена и впереди, пусть далеко, но забрезжил рассвет и стало ясно, что стоит жить на земле, и счастье - это не поповские проповеди, а земля, которая принадлежит тебе и кормит вдосталь, платя добром за стертые руки, сбитые ноги и спину, которую к заходу солнца уже не разогнуть, - вот теперь, когда все стало так обнадеживающе хорошо, - бандитская пуля обрывает жизнь, а рассвет снова сменяет ночь, уже навсегда.
"Нет им пощады… И не должно быть, - подумал Коля. - Пусть получат полной мерой, ибо сказано справедливо: "какой мерой меряете - такой и вам отмерено будет"…
***– Как знаешь, - Коля повернулся, чтобы уйти. - Если потом начнутся провалы - я тебя предупредил, на меня не вали!
– Подожди, - Феденька разгладил записку, еще раз прочитал. - Тут сказано - в десять… Давай так: я пошлю тебя, ты посмотришь…
– А ты скажешь, что я все придумал? - спокойно возразил Коля. - Нет уж. Пойдешь со мной.
– Если ты, не дай господь, прав. - Феденька жалко сморщился и всхлипнул: - Я, Коляча, от разрыва сердца кончусь! Ты меня пожалей! Я Скуластого пошлю, лады?
– Твое дело. Веришь ему - посылай, - нехотя согласился Коля и удивился тому, как неожиданно совпала кличка бандита с тем прозвищем, которое он, Коля, дал ему при первой встрече. - И второго кого-никого пошлю, - оживился Феденька. - Если ты, не дай господь, не обмишулился, - вот и выйдет из вас троих трибунал! - Феденька захохотал. - Ну, уж вы сами там решайте. А в случае, если ты, не дай господь…
– Завел шарманку, - перебил Коля. - Как там маруха моя?
– Да ничего, - вздохнул Феденька. - Еще двоих приложила - ходють с опухшими харями. Зверь она у тебя, не любит людей.
– Если что - я из тебя, блаженный, кирпичей для храма наделаю, - пообещал Коля.
Феденька помахал рукой и скрылся в лесу.
Нужно было придумать, как выманить бандитов на встречу Серафима с Коломийцем.
И Коля придумал. На листе ученической тетради Коломиец по просьбе Коли написал: "Встретимся у вас в 10 вечера. Необходимо обсудить очередное задание. Обеспечьте сохранение интимности". Потом Коля скомкал записку и поджег. На обгорелом обрывке читалось следующее:
"… ретимся у вас в 10… обсудить очередное… сохранен…"
– Представлю записку Феденьке, - сказал Коля. - Я посмотрю, как он откажется это проверить.
– Согласен, - кивнул Коломиец. - Он не откажется. Будь начеку.
…Феденька бесновался, выходил из себя и каждые три секунды выдергивал из кобуры наган.
– Не верю! - вопил он истерично. - Это ты, Коляча, придумал! Да мало ли какая записка? Серафим? Отец? Нет!!!
- Крушение «Кантокуэна» - Андрей Жариков - О войне
- Это было на фронте - Николай Васильевич Второв - О войне
- Ночи становятся короче - Геза Мольнар - О войне / Русская классическая проза
- Гауптвахта - Владимир Полуботко - О войне
- Мы отстаивали Севастополь - Евгений Жидилов - О войне