трудовой деятельности.
— Вы босс, приказывайте.
Он хмыкает.
— Здесь дело такое, деликатное. Поэтому о приказах речь не идёт. Нужно деньги туда время от времени завозить. У них кооперативный магазин практически в одном здании со свинарником. Там всегда мясо свежее можно купить относительно недорого. Многие из города приезжают. На машине было бы удобнее, но на автобусе тоже нормально. Он от вокзала ходит каждый час по расписанию.
Мы выезжаем за город. Кругом белые поля и деревья в снегу. Сказка. Ну, и интересно. Нет ни зданий автосалонов, ни рынков, ни гипермаркетов ничего такого. Пивзавод, хладокомбинат и пост ГАИ.
— А деньги в магаз возить надо? — спрашиваю я.
— Нет, не в… не в магаз. Деньги на свинарник будешь заносить. Гонять туда машину не хочется. В смысле, в глаза бросаться не хочется, понимаешь? Бережёного Бог бережёт, зачем лишний раз маячить? А так, приехал пацан за мясом, там пол-автобуса таких, как ты. Они в очередь, а ты пошатаешься, у магазина и в свинарник заглянешь. Спросишь Сурова Павла Степановича, отдашь и обратно. Идёт? Сможешь выполнить такую просьбу?
— Конечно, смогу, — отвечаю я, разглядывая пейзаж за окном.
Минут пять мы едем молча.
— Я думал, ты будешь выспрашивать что к чему, — говорит Большак.
Да, я и хотел, но решил, что больше, чем он хочет, всё равно не скажет. А зачем лишнее напряжение создавать. Подозрение, правильнее сказать.
— Меньше знаешь — крепче спишь, да? — пожимаю я плечами и поворачиваю голову к Большаку. — Ясно, что мутите схемы какие-то. Так что, если будет нужно, сами скажете.
Он тоже оборачивается ко мне и с интересом рассматривает.
— Схемы, значит мутим? Ну-ну, в общем-то, верно подмечено. Мутим. И действительно, лучше чтобы каждый участник знал только свою часть этой схемы. Так надёжнее.
— Конспиация и ещё аз конспиация, товаищи. Так что ли?
Он усмехается.
— Молодец. Подрастёшь, сможешь вождя в кино играть.
Мы сворачиваем с шоссе.
— Чувствуешь запах? — спрашивает Большак.
В машину проникает резкий и не очень приятный дух свинарника и комбикорма, а за окном появляется плакат «Колхоз Авангард». Вскоре мы подъезжаем к сельскому магазину. Выходим из машины и заходим внутрь. Мясо действительно имеется. Юрий Платонович выбирает отменный кусок шейки килограмма на два.
— Держи, — говорит он, протягивая свёрток, перетянутый шпагатом, когда мы выходим из торгового зала. — Это тебе для соответствия легенде.
— Да зачем, — отбрыкиваюсь я, — нам много. Отцу же нельзя. Так что оставьте себе.
— Ничего, с мамой съедите. Иди сюда, запоминай.
Из коридора ведёт дверь с надписью «Служебный вход». Проходим через неё и поднимаемся на второй этаж. Большак идёт уверенно, знает дорогу. Без стука открывает дверь кабинета и заходит. Я за ним. Обстановка чрезвычайно аскетичная.
За столом сидит крупный лысый мужчина и что-то пишет. Увидев нас, он начинает улыбаться и поднимается. Выходит из-за стола и идёт навстречу.
— Здорово, Павел Степанович, — говорит Большак.
— Здорово ребята, — бодро и весело отвечает он и с силой жмёт нам руки. — Присаживайтесь, гости дорогие.
— Спасибо, но мы на минутку. Вот, хочу вам представить Егора.
Это наш друг, обычно в таких случаях говорят в фильмах про мафию.
— Здорово, Егор, — открыто улыбается Павел Степанович Суров.
Любопытно. Не похож он на ворюгу, скользкого типа с бегающими глазками. Сильный и открытый взгляд, уверенность, прям хороший мужик, кажется.
— Будет вам привозить оплату. Вот держите, мы и сегодня не с пустыми руками.
Большак протягивает меньший из двух свёртков. Суров спокойно берёт и кладёт на стол.
— Считать не буду, — говорит он. — Какие счёты между своими.
— Ну, как знаете, — пожимает плечами Юрий Платонович. — В следующий раз, наверное на будущей неделе Егор приедет.
— Отлично, — соглашается тот. — Будем ждать. Я смотрю, вы уже покупки сделали.
— Ну а как же, мясо-то у вас отменное.
Поговорив пару минут, мы прощаемся с хозяином кабинета и уходим. Идём прямиком к машине и сразу уезжаем.
— Колхозы не очень живут, — говорит Платоныч, — скудно. Денег катастрофически не хватает. Эти ещё более-менее, потому что у них материально-техническая база хорошая, но всё равно деньжат нет. Вот мы и подкидываем иногда, а сами забираем излишки мяса.
— Излишки? — удивляюсь я. — Никогда не слышал про излишки в стране советов.
— У них собственный забой. Закупочные цены очень низкие. Что-то закупает потребкооперация, там подороже, что-то продают на колхозном рынке. Немного, но продают. А кое-что удаётся припрятать. Но, такое, не первый сорт, на переработку. Детей кормить всем надо, вот и выкручиваются. Но я это к тому, чтобы ты знал, мы людям пользу приносим, выручаем их. Система громоздка и несовершенна, и тут мы появляемся. Сечёшь?
— Все в белом, да?
Большак подвозит меня к самому дому, но во двор не заезжает. Я выхожу из машины и несу свою нежданно полученную добычу. Во дворе, неподалёку от своего подъезда, вижу пацанов и взрослого мужика.
Ну мало ли, может у них интересы схожие. Киваю сверстникам и иду дальше.
— Вот этот? — доносится до меня скрипучий низкий голос. — Э, слышь, малой! Э!
Я не оборачиваюсь и иду дальше.
— Аллё! Глухой что ли?
Этот человек явно обращается ко мне. Он тяжело шагает, пытаясь меня обогнать. Какой-то странный звук накладывается на звук его тяжёлого дыхания. Я останавливаюсь и, повернувшись, смотрю на него. Он хромой. И у него, судя по всему, протез. Он делает широкие шаги и глубоко припадает на одну ногу.
Догнав меня, он останавливается, переводит дух, и, глядя со злобой и ненавистью, спрашивает:
— Ты Брагин?
— Кто интересуется? — отвечаю я вопросом на вопрос.
19. Проект продвигается
— Значит, ты, — утвердительно кивает он, игнорируя мой вопрос.
Ему лет пятьдесят, у него крупные черты лица, мясистый нос, ввалившиеся глаза и седая щетина на подбородке. Выглядит он нездоровым и немного напоминает состарившегося Бельмондо. На нём солдатская шапка с опущенными ушами и поношенное пальто с облезлым каракулевым воротником.
Он внимательно рассматривает меня и снова кивает:
— Глист в обмотках. Одним пальцем зашибить можно.
— Ну, попробуй, неназванный супергерой, — отвечаю я и чуть прищуриваюсь.
Он начинает глухо кашлять, вздрагивая всем телом, держа обветренные губы сжатыми. Лицо его вытягивается и глаза наливаются гневом. Прекратив кашлять он сплёвывает в снег.
— Правду про тебя сказали, — кивает он, — дерзкий ты бажбан.
Я ничего не отвечаю, выжидающе глядя и стараясь понять, чего он хочет. Что-то в его взгляде кажется мне знакомым. Я читаю в нём холодную животную решимость умереть, такую же, как видел в глазах Джаги.
— Всё? — спрашиваю я. — Или ещё будут высказывания?
— Ты, — хрипит он и упирает мне