- Если это один из “чистильщиков” Траска, они ничего не найдут, - задумчиво проговорил Барент. - Шериф не пострадал?
- Нет, сэр, судя по сообщению нашего наружного наблюдения, не пострадал.
Барент кивнул, снял с вешалки шелковый галстук и принялся его завязывать. Щупальца его мозга потянулись к сознанию спецагента Ричарда Хейнса. Он наткнулся на щит, делавший Хейнса нейтралом, - щит из крепкой скорлупы, окружавшей волнующееся море мыслей, амбиций и темных желаний, - всего, что составляло личность агента Хейнса. Как и многие другие, обладавшие Способностью, как сам Барент, Колбен выбрал себе в ближайшие помощники нейтрала. Хейнса нельзя было запрограммировать, но, с другой стороны, его не мог перевербовать кто-либо с более мощной Способностью. Так, во всяком случае, полагал Колбен.
Барент скользил по поверхности щита сознания, пока не нашел в нем трещину, - а трещину всегда можно найти; он проник глубже, сломил жалкую защиту Хейнса и внедрил свою волю в саму основу сознания агента. Он коснулся центра удовольствия Хейнса, и тот закрыл глаза, словно его пронизывали токи наслаждения.
- Где эта женщина - Мелани Фуллер? - спросил Барент.
Хейнс открыл глаза.
- После заварухи в аэропорту Атланты в понедельник вечером никаких известий.
- Удалось засечь, откуда был телефонный звонок?
- Нет, сэр. Оператор в аэропорту считает, что это был местный звонок.
- Как вы думаете, есть ли у Колбена, Кеплера или Траска какая-либо другая информация о том, где находится Фуллер? Или Вилли?
Хейнс секунду помедлил и покачал головой.
- Нет, сэр. Когда найдут его либо ее, информация поступит через ФБР, я полагаю, по обычным каналам. Я буду знать об этом одновременно с мистером Колбеном.
- Лучше, если раньше, - улыбнулся Барент. - Благодарю вас, Ричард. Как всегда, ваше общество меня приободрило. Вы сможете найти Лестера на его обычном месте, если захотите связаться со мной. Как только у вас будет какая-то информация о местонахождении Мелани Фуллер либо нашего друга из Германии, немедленно передайте ее мне.
- Да, сэр. - Хейнс повернулся к выходу.
- Ричард. - Барент натягивал синий кашемировый блейзер. - Вы все еще считаете, что шериф Джентри и этот психиатр...
- Ласки, - подсказал Хейнс.
- Да. - Барент улыбнулся. - Вы все еще считаете, что контракты этих джентльменов следует официально порвать?
- Считаю. - Хейнс нахмурился и продолжил, осторожно выбирая слова:
- Джентри очень сообразительный малый. Слишком сообразительный. Сначала я решил: он расстроен из-за убийств в “Мансарде” потому, что они подорвали его репутацию в округе, но потом убедился, что он воспринял их как нечто задевающее его лично. Тупой, толстый деревенский полисмен, вот и все.
- Но сообразительный.
- Да. - Хейнс снова нахмурился. - Я не уверен насчет Ласки, но, по-моему, он слишком.., слишком глубоко в это вовлечен. Он знал мисс Дрейтон и...
- Хорошо, - кивнул Барент. - Насчет Ласки у нас могут быть и другие планы. - Он посмотрел на агента долгим взглядом. - Ричард...
- Да, сэр?
Барент соединил кончики пальцев.
- Я давно хочу вас спросить, Ричард. До того, как мистер Колбен вступил в Клуб, вы уже несколько лет работали на него. Ведь так?
- Да, сэр.
Барент коснулся нижней губы сложенными домиком пальцами.
- Вопрос, который я хочу задать, Ричард... Почему? Агент нахмурился: он не понял, о чем идет речь.
- Я имею в виду, - продолжал Барент, - зачем делать все эти вещи, о которых Чарлз вас просил?.. И теперь еще просит... Ведь у вас есть выбор.
Лицо Хейнса прояснилось. Он улыбнулся, демонстрируя идеальные зубы.
- Ну, наверно, мне нравится моя работа... Это все на сегодня, мистер Барент?
Барент с секунду внимательно смотрел на него, потом кивнул.
Через пять минут после того как Хейнс ушел он вызвал пилота по внутренней связи:
- Дональд, взлетайте. Я бы хотел полететь к себе на остров.
Глава 10.
Чарлстон, среда, 17 декабря 1980 года.
Сола разбудили голоса детей, игравших на улице, и несколько секунд он не мог сообразить, где он находится. Не в своей квартире, это точно. Он лежал на складной кровати под окном с желтыми занавесками. На секунду эти желтые занавески напомнили ему их дом в Лодзи, крики детей вызвали в памяти образы Стефы и Йозефа...
Нет, дети кричали слишком громко по-английски. Чарлстон. Натали Престон. Он вспомнил, как рассказывал ей вчера свою историю, и почувствовал смущение, словно эта молодая черная женщина видела его нагим. И зачем только он рассказал ей обо всем этом? После стольких лет... Почему?
- Доброе утро. - Натали заглянула в дверь с кухни. На ней был красный шерстяной балахон и узкие джинсы.
Сол сел в постели и потер глаза. Его рубашка и брюки, аккуратно сложенные, висели на боковой спинке дивана.
- Доброе утро.
- На завтрак яичница с ветчиной и тосты. Сойдет? - В комнате запахло свежемолотыми кофейными зернами.
- Великолепно, - сказал Сол, - только ветчина - это не мое.
Натали сжала руку в кулак и сделала вид, что лупит себя по лбу.
- Ну конечно, - воскликнула она. - По религиозным мотивам?
- Нет, из-за холестерина.
За завтраком они говорили о пустяках - о жизни в Нью-Йорке, об учебе в Сент-Луисе, о том, что это значило - вырасти на юге.
- Это трудно объяснить, - сказала Натали, - но почему-то жить здесь проще, чем на севере. Расизм тут еще жив, но... Я не уверена, что смогу правильно выразиться... Он меняется. Возможно, люди на юге так давно играют каждый свою роль, и в то же время им теперь приходится меняться... Может, поэтому они ведут себя более честно. На севере все принимает гораздо более грубые и подлые формы.
- Я не думал, что Сент-Луис - северный город, - улыбнулся Сол. Он доел тосты и теперь попивал кофе. Натали рассмеялась.
- Нет, конечно, но он и не южный город. Наверно, это просто нечто среднее. Я больше имела в виду Чикаго.
- Вы жили в Чикаго?
- Я провела там часть лета. Папа устроил меня туда на работу через старого друга из “Чикаго Трибьюн”. - Она замолчала, неподвижно глядя в чашку.
- Я понимаю, вам трудно, - тихо сказал Сол. - На время забываешься, потом случайно упоминаешь имя, и все наплывает снова...
Натали кивнула.
Сол посмотрел в окно на длинные листья низкорослой пальмы. Окно было приоткрыто, и сквозь сетку дул теплый ветерок. Трудно даже поверить, что сейчас середина декабря.
- Вы собираетесь стать учителем, но ваша первая любовь, похоже, - фотография.
Натали кивнула, встала и еще раз наполнила кофейные чашки.
- Мы заключили с папой нечто вроде соглашения, - сказала она, на сей раз заставив себя улыбнуться. - Он обещал помочь мне научиться фотографировать, если я соглашусь получить образование по какой-нибудь “настоящей профессии”, как он это называл.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});