Читать интересную книгу Солдаты афганской войны - Сергей Бояркин

— Это что такое? Что такое, спрашиваю?! Зачем под член подстригся?.. Ну и отколол! Вот клоун! Осталось только уши отрезать и идти в цирк дрессированным х..м выступать! Ты офицер или кто? Для офицеров есть уставная стрижка! Понятно? А-а?!

Молодой афганский офицер готов был сквозь землю провалиться и застыв, виновато выслушивал отборные русские выражения. Советник держал речь минут десять, а его переводчик в это время стоял позади него и лишь давился от смеха: всё было ясно и без его помощи. Наконец, немного разрядившись, советник приказал им одеть головные уборы и, сменив тему, продолжил инструктаж.

Вскоре я встретился с этим строгим советником и даже пообщался с ним. Я тогда находился на первом посту — у главных ворот дворца. Тут стояло пятеро часовых. Из них двое аскаров, а трое других часовых были наши, одетые в афганскую форму. На этот пост я заступал частенько. С аскарами мы общались при помощи жестов и отношения у нас были вполне дружеские. Время от времени в ворота въезжали и выезжали правительственные машины, и мы дружно отдавали честь по-афгански: откинув ногу в сторону, затем резко приставив, щёлкали ботинками и выставляли автомат вертикально, магазином вперёд.

Случилось так, что в ту смену у всех кончилось курево. И вот мимо нас проходит тот самый советник, что днём ранее разносил через чур стриженного афганского офицера. Мы спросили у него сигарету, и он, угостив всех, заодно тепло и по-отечески спросил:

— Как служба, ребята?

— Да ничего, справляемся, — ответил я.

— Понимаю, понимаю, — участливо и сердечно покачал головой советник, — не легко здесь служится, не легко… А откуда вы будете?

Мы завели непродолжительный душевный разговор. Я был тронут его добрым отношением к нам — простым солдатам. Докурив сигарету, советник пошёл дальше по своим делам.

Всего во Дворце Народов было около десяти нашх советников — все в званиях майоров и подполковников — и все без исключения они являлись грозой афганских офицеров, независимо от их звания. Но для нас советники были самыми безобидными простыми мужиками. Мы без утайки при них курили и разговаривали на посту, но стоит появится любому нашему офицеру или прапорщику, как разговоры моментально прекращались, а сигареты срочно забычковывались.

Бдительность

За несколько месяцев службы на афганской земле некоторые солдаты вполне освоились к местным условиям и завели друзей среди аскаров. Приятельские отношения базировались, как правило, на меркантильных интересах сторон: надо что достать солдату в городе — обращался к своему аскару и тот, имея более свободный режим, выходил из дворца в город и покупал нужную вещь в духане. Отношение начальства к этому было сдержанным: не наказывалось, но в то же время и не поощрялось.

Однако вскоре зреющей дружбе между братскими армиями был положен конец. Произошло это после того, как одна из боевых операций прошла с большими потерями, — высаженный в тылу противника десант попал в засаду. Начальство, разбирая причины провала, склонилось к выводу, что местные душманы о высадке десанта узнали заблаговременно и подготовились к его встрече. В общем-то, это было бы и не удивительно — о каждой планируемой операции знали загодя все солдаты. Недели за две начиналась интенсивная подготовка: постоянно ходили на тактику и стрельбы, усиленней отрабатывалось взаимодействие. И ещё задолго наперёд личный состав тайными путями был осведомлён даже о таких подробностях, как в каком месте будет проходить и какие силы будут задействованы в планируемой операции. Чтобы пресечь утечку информации, в штабе полка решили наложить полный запрет на общение со всеми афганцами.

— С этого дня никаких разговоров с афганцами, — грозным голосом инструктировал нас замполит нашего батальона. — Никаких афганских друзей… Языки пораспустили! Все военные тайны как на базаре обсуждаете! Забыли, что живём в боевых условиях, в окружении врагов! Кого заметим, что болтает с местными — сразу в наряд вне очереди безо всяких выяснений!

Буквально на следующий день я повстречал Назира. Мы поздоровались, и я, оглянувшись по сторонам, с извинениями начал объяснять, что говорить нам, к сожалению, нельзя.

— Почему? — искренне удивился Назир.

— Командиры запрещают, — пожал плечами я. — Что я могу поделать? Я же солдат.

Назир был взволнован и никак не понимал сути запрета:

— Мы же ведь друзья, или не так?

— Друзья! Конечно мы друзья! Но… я не могу говорить с тобой, и указав на стоящий рядом туалет, я изобразил, как чисто придётся мне его драить, если этот запрет нарушу. Мы говорили всего минут пять, и Назир меня понял правильно.

Однако запреты, касающиеся личного состава, на самих офицеров не распространялись. Получилось так, что офицеры батальона и сам замполит в том числе тоже были в хороших отношениях с Назиром: он нередко покупал и приносил им разный товар из города. Вообще, поскольку Назир был парнем общительным и интересным, у него было много друзей. И всё же, безусловно, наши отношения были самыми близкими, и я этим очень гордился.

Однажды наша рота занималась строевой. Печатая в общем строю шаг, я заметил, как невдалеке от нас Назир передал замполиту какую-то коробку. Потом он стал о чём-то эмоционально и даже с оттенком негодования говорить. Он жестикулировал и показывал рукой на наш строй. Замполит старался уйти от ответа, успокоить его. Но Назир был настойчив и замполит, поскольку дорожил отношениями с Назиром, уступил. Они вместе подошли к ротному:

Товарищ старший лейтенант! Прервитесь на секунду… У Назира тут в строю друг — Бояркин. Пусть поговорят. Я разрешаю. Наш афганец — ему доверять можно.

Хижняк тут же распорядился:

— Бояркин, выйти из строя!

Я чувствовал себя очень неловко, поскольку из-за меня пришлось беспокоить таких высоких командиров. Но это был уже приказ, и мне пришлось отойти с Назиром в сторону, и мы спокойно говорили, пока не кончились строевые занятия.

Строгий запрет на контакты с афганцами продержался не долго. Не прошло и месяца как он тихо сам собой изжился, и больше никто не следил и не ограничивал наше общение с афганцами.

Вскоре в афганской армии прошла чистка кадров. Говорили, что к этой акции ХАТ (афганская служба безопасности) совместно с нашим КГБ готовились несколько месяцев, выявляя неблагонадёжных и составляя чёрные списки. Чистка была довольно основательной: за какие-то два-три дня сменилась значительная часть офицерского состава. Изгонялись или арестовывались все ненадёжные и попавшие под подозрение. Назира это мероприятие тоже не миновало, но только наоборот — на этой волне он хорошо пошёл вверх по службе. У него был располагающий к себе характер, безупречное прошлое, его уважали, ценили и двигали всё выше. Назира перевели в охрану во внутреннюю часть Дворца Народов, и я этому был очень рад — теперь мы могли встречаться почти ежедневно безо всяких злоключений.

Чистка привела к некоторой напряжённости в Кабуле. В ту ночь едва сгустились сумерки, как город огласили автоматные очереди, трассера то и дело полосовали небо. Стреляли во всех районах. Ночами постреливали постоянно, но в эти дни наблюдался сильный всплеск перестрелок. Даже днём и то были слышны автоматные очереди, и нас всё время держали в повышенной боевой готовности. Так продолжалось все три дня, пока шла чистка. Потом всё утряслось, а ночная пальба снизилась до своего среднего уровня.

Позже точно такое же усиление военной активности в столице наблюдалось всякий раз, когда происходил очередной призыв в афганскую армию.

Набор на службу тут осуществлялся весьма оригинально: в Кабул входили афганские войска. Под покровом ночи они окружали жилые районы города и проводили облаву на призывников. Аскары прочёсывали дом за домом и молодых парней, кто не имел справки, что отслужил, садили в машины и развозили по афганским частям. Причём никакого учёта военнообязанных не велось, и поэтому, если кто свою справку терял, то ему приходилось служить второй срок. Молодым афганцам служить в армии вовсе не хотелось: они прятались, где только могли, норовили прошмыгнуть через заградительный кордон, зная, что главное не попасться именно сейчас, а уже на следующий день, когда "призыв" закончится, они смогут спокойно ходить по городу и продолжать заниматься своими повседневными делами.

В тюрьме

В нашем полку самая сачковая служба досталась солдатам 1-го батальона: почти половина его личного состава охраняла небольшие удалённые объекты: ЦТА, политехникум, советский городок, виллу главного военного советника Афганистана и другие. А поскольку они стояли малыми подразделениями — обычно взводами, то и муштры у них почти не было, а караульная служба текла спокойно и даже интересно.