провожал меня взглядом, и струи воды стекали по его лицу. Но он не вытирал их. Картина эта навсегда отпечаталась в моей душе. И всякий раз от этого воспоминания у меня сжимается сердце.
Раздевалка в клубе была завалена пакетами с покупками. Пакеты были похожи на те, что продавались в магазине Хисащи. В проёме появилась Ольга в новом костюме, туфлях, обвешанная золотом.
— Саша! — произнесла она с актёрским надрывом.
— Это Хисащи… — я зло рассмеялась, — Тебе жаль, как я понимаю.
— Да, мне жаль, — произнесла она дрожащим голосом, словно едва сдерживает слёзы досады, — Но теперь он мой гость… Мне неловко, но он сам позвонил сегодня…
Я молча надела вечернее платье и ушла пить кофе. Она пришла следом. Достала из пакета пирожные:
— Ешь, — произнесла она несмело, — Он купил много вкусного.
— Да ты что? Предлагаешь мне эти подачки жрать?! Как у тебя хватает наглости? — я заглянула ей в лицо. Пыталась разглядеть, что она испытывает. Интонации падшего ангела были откровенно фальшивыми.
— Ну и зря не ешь, — сказала она, опустив глаза, и откусила пирожное.
Мне вспомнилось, как совсем недавно Ольга, проснувшись, прямо в постели стала есть конфеты. И ела по тех пор, пока её не затошнило.
— Ой, Сашка, больше не могу-у, — сказала она, икая, — Съешь конфету, одна штучка осталась.
— Нет, — отозвалась я из кухни с напускной суровостью, — Сама доедай.
— О-ой, фу, нет, — она задумалась, — Ну ладно, одну штуку доем, раз ты не хочешь мне помочь.
Я вихрем вбежала в комнату, выхватила у неё конфету, когда она уже собиралась положить её в рот, и махом проглотила. Что-то умилило Ольгу в этом жесте. Она подскочила в кровати и обняла меня, покатываясь со смеху. В одной руке я держала чашку кофе, всё расплескалось от наших прыжков.
Это было всего несколько дней назад. А ещё вчера мы бездумно носились по Токио и обещали ни за что не предавать друг дружку. И теперь мозги мои отказывались верить в происходящее.
— Мы же подруги! — сказала Ольга всё тем же траурным голосом, — У нас же здесь больше никого нет.
— Ты не друг! Ты не друг! — возмутилась я, — Ты — воплощение лицемерия! Хочешь и на ёлку влезть, и задницу не ободрать?! Нет, так не бывает. Ты выбрала деньги Хисащи. Перебежки кексов от одной к другой — это естественно. Но мы не раз говорили, что между нами этого не будет. На днях меня позвал на дохан твой Коджи, пока ты отошла на кухню. Мне даже в голову не пришло согласиться. Если бы гость любой филиппинки меня позвал, я бы не задумываясь заработала на нём. И если бы филиппинка переманила у меня гостя, я бы не сокрушалась, потому что это бизнес. Потому что у нас с филиппинками деловые отношения, а не дружеские. И я никак не могла предположить, что ты так легко перейдёшь в категорию моих коллег, — ёрничала я, едва сдерживая слёзы.
— Риза! — позвал Куя, — К тебе пришёл господин Хисащи.
Плаксивое выражение лица Ольги вмиг растаяло. Она выскочила из-за стола и убежала без ответа.
Хисащи заказал в караоке песню «Линда». «Лиза, Лиза, Лиза», — пел он вместо «Линда» в каждом припеве, и пожирал Ольгу кокетливо-похотливым взглядом. Она в ответ делала по-собачьи преданные глаза и страстно сжимала его руку.
— Посмотри, как она злится, — сказал с усмешкой Хисащи, поглядывая на меня.
Ольга подобострастно хохотнула:
— Да, она, злится, как ребёнок. Смешная, да?
Ольга сидела возле колонок, и ей приходилось перекрикивать звуки музыки, вырывающиеся из них. Поэтому выходило, что диалог этот могли хорошо слышать все, кто находился далеко от колонок.
XXXIII
Утром Ольга позвала меня завтракать.
— Слушай, оставь меня в покое, — сказала я неприязненно из своей комнаты.
— Так и будешь набивать себе цену? — натянуто-небрежно произнесла она.
— Не нужно вопросов. Я не хочу общаться.
— Общаться она не хочет… А что произошло? Ах, да, мы же договаривались не делить кексов! — сказала она с вызовом, — Какая ты умная! Ты когда-нибудь жила богато? Или хотя бы со стороны видела такую жизнь? Ты хоть представляешь, что это такое? Когда есть всё! Просыпаешься, когда угодно, потому что тебе не надо идти на работу. Летишь в любую страну, куда хочешь. Тратишь себе на одежду, сколько хочешь. Ходишь к косметологу, покупаешь дорогие крема. Покупаешь себе заколку за семь тысяч рублей, потому что не считаешь деньги. Моя богатая знакомая может себе это позволить. Какая-то обыкновенная заколка за семь тысяч! Тебе хоть снилось такое?
— Что? Что снилось?! Заколка для волос за семь тысяч? Ты завидуешь знакомой, потому что у нее дорогая заколка? Что за ахинея! Ты наденешь заколку за семь тысяч и познаешь счастье?
— Да, я хочу, чтобы у меня была заколка за семь тысяч!
— Боже, какая ты дешёвка… — бормотала я.
— Да, дешёвка! А ты, моралистка чёртова! Так всю жизнь и проживёшь в дерьме, — отругивалась она.
Я перебила её:
— Продалась бы ты Хисащи, если бы он тебе предложил это за большие деньги? Она задумалась:
— Знаешь, я думаю, даже задаваться этим вопросом не стоит. Моя ситуация выигрышная. Он не будет тащить меня в койку, потому что я нужна ему, чтобы разозлить тебя. Отыграться. Так что, он и так потратит на меня немало денег, чтобы только увидеть, как тебе от этого плохо.
— Ты готова ходить по трупам ради денег…
— Нет, — сказала она, — Я не готова ходить по трупам. Я не могу своровать ради денег. И убить тоже не смогу. Этого мало? И вообще, отстань ты от меня с этими обвинениями. Сама не хочешь жить по-человечески, ещё и ко мне лезешь, лезешь! Не даёшь прорваться. Ещё и Игоря охмурила.
— Да бог с тобой? При чем здесь Игорь? Кто он мне? Забирай этих Игоря и Лёню.
— Да Лёня-то мне зачем? Он — русский. А Игорь наполовину японец. У него два гражданства. Может, я вышла бы за него замуж?