Читать интересную книгу Врата небес - Антон Карелин

— Кто Жнец? — рявкнул Ррагнн, неверяще глядя на него. — Кто Жнец?!

— Жнец — я.

Нож в его левой руке взлетел и сверху вниз прошелся по груди собакоглавого.

— РАНИТЬ МОЖНО, — прошептал Мрак, — ЭТО ПРИЯТНО… ЖНЕЦ ВЫБРАЛ УБИЙЦУ! — тут же возликовал Он, и хрипящий крик, яростный вой Ррагнна сменился воплем боли и ужаса.

Огромный двуногий пес еще пытался бороться, кусая и разрывая сковывающие его щупальца, выкрикивая, вылаивая проклятия на своем рокочущем, резком языке, — и Даниэль видел, что мощные, жестокие удары гнолльского шамана или жреца ослабляют вяжущие, сковывающие его щупальца… но он был слишком слаб. А наевшийся, утоливший первый голод Пожиратель, не останавливаясь, ел его душу и плоть.

Крики Ррагнна перешли в визг, затем в хрип, а сам он превратился в коричневый, покрытый грязной шерстью мешок.

— ДЕНЬ, — прочавкал Жра, явно довольный.

— Жнец — я, — громко сказал Даниэль, делая шаг вперед. — Вместе с Убийцей я набрал тридцать семь сил. Я вызываю тебя на поединок.

— ПОЕДИНОК! ЭТО ПРЕКРАСНО. ЛЮБЛЮ ПОЕДИНКИ… ЧТОБЫ СПАСТИ ЛЮДЕЙ ИЛИ ЧТОБЫ УНИЧТОЖИТЬ ИХ?

«Чтобы спасти», — ответил бы прежний Даниэль.

«Мне все равно», — сказал бы нынешний.

— Чтобы уничтожить тебя, — ответил он.

— ПЛОХО. ЗНАЧИТ, ОНИ УМРУТ, ЧТОБЫ Я МОГ НАБРАТЬСЯ ПОБОЛЬШЕ СИЛ. ЭТО СПРАВЕДЛИВО.

Что-то дернулось у Даниэля в груди.

«Боги! — с внезапной тоской осознавая, что он творит, воскликнул сын рода Ферэлли. — Что же со мной?!»

— Чтобы спасти их! — рявкнул он, изо всех сил сжимая кинжал и приготовившись отдавать команду боевому отцовскому кольцу.

— ХОРОШО. ЗНАЧИТ, У ТЕБЯ СИЛЫ ЖИВЫХ — ТО ЕСТЬ ДЕВЯТНАДЦАТЬ. А У МЕНЯ — ТВОИ ТРИДЦАТЬ СЕМЬ. — В голосе родился клокочущий хохот. — СРАЗИМСЯ.

Она пришла именно сейчас, когда, ошеломленный совершенной ошибкой, понимающий, что неминуемо проигрывает и умирает, Даниэль был наиболее слаб.

— Понимаешь, что проиграл? — спросила Она, и сердце юноши зашлось от волнения при мысли о том, что он снова может увидеть Ее красоту.

— Да, — ответил он, отступая назад.

Время замедлилось, потекло вокруг горячими, давящими струями.

— НО-ОЧ-ЧЬ-ЧЬ… — медленно и гулко пророкотал Пожиратель, и на таверну обрушилась чернота.

Юноше снова показалось, что сейчас, вот сейчас брызнут во все стороны ослепительно яркие белые лучи, и он будет умерщвлен или освобожден. Он чувствовал смыкающиеся вокруг холодные, мокрые, жадные рты, и все внутри него, безумно и бешено, яростно, истерически и громогласно восставало против жуткой, хлюпающей и чавкающей смерти.

— Я могу дать тебе силы, — сказала Она, — могу помочь тебе победить. И говорю это в последний раз. Прими решение и навсегда свяжи свою судьбу с одним из нас… Ты не уйдешь от Богов Предначальной Тьмы.

— Я… не могу…

— Ты умрешь, и никто не вспомнит о тебе, тебя сожрет Сила, ты не станешь одним из тех, кто скачет вперед на черном коне и плащ которого, с алым подбоем, развевается по ветру, не станешь Рыцарем, сжимающим в руках меч или копье, не станешь сильнее. У тебя не будет женщин, покорных и мягких, как воск, сильных и властных, строптивых, противоречивых, жестоких и прекрасных. И ты никогда больше не сможешь обратиться ко мне. Решай, Даниэль, скорее решай, — и я дам тебе силы. Я помогу тебе. Я сделаю тебя Человеком.

— Девятнадцать… — прошептал он, — всего девятнадцать… — и вдруг, повинуясь мгновенной мысли, искоркой вспыхнувшей во мраке, юноша громко и яростно закричал: — Я отказываюсь от всех своих сил! Я, Жнец, отказываюсь от сил всех убитых и всех живых! Пусть они сгорят!

В сжимающемся мраке возник Огонь. Знакомый, жестокий и пожирающий Огонь, который съедал Пожирателя.

— ТЫ-Ы-Ы-И-И! — яростно, многоголосо закричал Мрак, охватывая Даниэля давящими, могучими лапами.

— Ну? — в последний раз спросила Она, и Даниэлю показалось, что где-то наверху сверкают Ее невыносимо-прекрасные глаза.

— Нет! — изо всех сил яростно крикнул он. — Нет! — и тут же активировал боевое кольцо.

Воздух вкруг него облекся алым сиянием, заклокотал синими и оранжевыми искрами, тело охватил невидимый, но прочный доспех. Нити алого света протянулись к пожирающему Жра Огню, забирая его силы, втягивая их в боевое кольцо; но мощь насытившейся Твари была слишком велика.

Оно поглотило и призванный Огонь, и атакующие разряды кольца.

— ЕДА-А! — шипело Оно. — ЕДА-А!.. — и Даниэль почувствовал бессилие.

— Где же ты! — воскликнул он. — Где же ты?..

Он не отвечал. И щупальца Мрака уже хлюпали вокруг, отчаянно кружилась голова, стихало сияние защитных чар кольца, кинжал выпадал из слабеющих рук. Тварь жрала все, что направлялось на нее, и становилась от этого сильнее.

Только умные, круглые глаза сверкнули в темноте, и тихий, расчетливый голос пробрался в угасающее сознание Даниэля.

«Эмоции и желания. Свои чувства. Свою нерастраченную мощь. Используй их. Соверши последний, единственный рывок».

Даниэль закричал. Он пытался вложить в свой крик всю ярость, все пронзающее его негодование, всю злобу и всю обиду на Катарину дель Грасси, на предавший его, уничтоживший его мир. Вложить все злые чувства к жестокой принцессе и к безымянному, невидимому убийце, лишившему жизни его мать. И бросить свою ненависть вперед, подобно разящему копью.

— ТЫ-Ы-И-И! — грохотал, тысячегласо визжал сжимающийся, готовый к этой и к своей ответной атаке Мрак. — ТЫ-Ы-Ы-И-И-И!..

Дракон уселся Даниэлю на плечи, словно коршун, гибкой шеей нависая над его головой, и из пасти его хлынул яркий огонь-свет.

«Туда, — четко молвил он, — направь силу туда. Иначе им не успеть. И мир превратится в океан боли».

Даниэль, сознание которого раскалывалось на тысячи кусков, увидел неподвижный и огромный серый Камень, одиноко стоявший в замершем, ожидающем лесу. Он ухватил гаснущим взглядом фигурки стоявших рядом с Камнем людей.

И неожиданная, пьянящая, выворачивающая его наизнанку, ярко-алая Ненависть неисчерпаемым потоком хлынула из него — ненависть ко всему, что жило и дышало, что улыбалось, не зная о его страданиях, что было олицетворением счастья, красоты и Любви, к тому, что призывало его, и к тому, что не ответило на его призыв, к тому, что он любил, что любило и не любило его, — всепоглощающая, сжигающая, пронизывающая и одушевляющая его — Ярость Жнеца.

Он бросил свое единственное копье, зная, что другого броска уже не будет.

— На-а-а-а-а! — при этом закричал он. — Жри-и-и-и!..

Слепяще алое Копье прошло сквозь безобразный сгусток Мрака, пронзив его, и ударило в Серый Камень. Камень принял его, пульсируя, разгораясь во все стороны слепящими лучами белого света, затем яростно, очень ярко вспыхнул, ослепляя Даниэля и повергая его во тьму.

Копье распалось, становясь облаком из терзающей Мрак злобы и ненависти… И Тварь сожрала его. А затем всхлипнула, распластываясь на камнях закрытого подпола таверны и содрогаясь мучительно и судорожно.

— ЕДА-А… — прошипела она, — ПЛОХАЯ ЕДА-А-А… ОТРАВА-А-А-А… — Она дернулась еще несколько раз, а затем распалась на несколько малых извивающихся частей. Шипение медленно стихло.

И наступила тишина.

«Рывок, — тихо заметил Дракон, обвивая шею Даниэля, сползающего на пол, — это был хороший рывок. Но, честно говоря… уж очень слабенький».

30

Они вышли к Камню в полночь. Он был такой же, как на поляне, откуда началось краткое, но столь насыщенное странствие Прошедших Врата. Теперь он возвышался посреди сорняков, темными скатами оттеняя светлые растительные тона.

Вокруг него цвели дикие лесные цветы, в просвет между разошедшимися кронами смотрела бледно-желтая Луна. По-прежнему пахло хвоей, к которой примешивались запахи прелого листа и древесной смолы, дикие, свободные, кружащие голову ароматы цветов.

В Камне не было ничего необычного, ничего странного. Не просвечивала сквозь него яркая, физически ощущаемая Сила, он не пульсировал, не пытался с ними заговорить. Он вообще был мертв, неподвижен, холоден и сер.

Они остановились на краю поляны, рассматривая его и никак не решаясь сказать ни слова: светловолосый Ллейн, по лицу которого ничего сказать было невозможно, Вайра, изучающая Камень с внимательным прищуром, и пятеро, Прошедших сквозь Небесные Врата.

Элейни смотрела на Камень и ничего не говорила. Больше всего ей хотелось прижаться к Илламу, потому что она боялась потерять его надолго или навсегда. Но вокруг были люди, и она боялась.

Страх, привычный и даже не очень ощутимый, начал разрастаться в ней, когда Герт, наконец, кашлянул, разрывая шелестящую ночную тишину, и спросил:

— Идем?

— Идем, — ответил Ллейн, поправляя перевязь с колчанами и убранным в сверток луком.