Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто осмелится утверждать, что Фрейд написал свое «Толкование сновидений» вскоре после изобретения кино чисто случайно?
После отъезда Максима в Кортину Гала долгое время тупо смотрит перед собой. Она сама настаивала на этом, но все же ее удивило, что Максим уехал. Первый раз с их приезда в Рим она остается ночью одна. Сначала она чувствует лишь пустоту, затем открывает в ней простор. И впервые за долгое время она имеет возможность спокойно обдумать свое положение.
В воображении она проматывает пленку назад, сцены, сыгранные со Снапоразом днем в Тиволи, и прокручивает их снова. Повторяет это несколько раз. При каждом просмотре она все меньше обращает внимания на то, что происходит между ними или что говорится, а открывает все больше новых деталей вокруг: изумительно чистый песочный цвет храма Сивиллы; темную слизь на камнях под водой; рыбу, испуганно уплывающую, когда она входит в воду; то, как ее нижняя юбка прилипает к ногам, когда она выходит из воды; как пожилой режиссер при этом молодеет — и она еще раз отматывает назад маленький фрагмент, вспоминая, как Снапораз на несколько минут забывает о себе — рот открыт, сам сияет, как ребенок, наблюдающий за праздничным шествием. Он даже хлопает в ладоши! — На этот раз она впервые замечает, что на его платке, которым он вытирал ее, остался отпечаток ее лица. Помада и тушь. Саван клоуна. Он смотрит на платок против света, аккуратно складывает. Прежде чем положить себе в карман, он прижимает ткань к носу и вдыхает аромат. Затем в его глаза возвращается строгость, и Гала снова становится актрисой на прослушивании. Остатки непринужденности исчезают за его веками. Реальность падает с грохотом между нею и режиссером, подобно железному занавесу в театре.
Этот стук возвращает ее из ее задумчивости, словно двери в зал открываются раньше времени. Она одна в их комнате в Париоли, и ей очень грустно. Она думает, что это потому, что она скучает по Максиму. Она встает, ходит туда-сюда по комнате. Свет уличных фонарей падает в комнату через маленькое окошко, рисуя высоко на стене круги, напоминающие иллюминаторы в трюме. Она впервые ощущает давление полуподвала; вес всего дома, покоящегося на нем.
На самом деле она грустит о мальчике, которого видела какой-то миг, когда он стоял на берегу и от удовольствия несколько раз хлопнул в ладоши, прежде чем к нему вернулись черты старика. В тот момент она превратилась из товарища по играм снова в актрису, роль давит на нее; четвертая стена между нею и Снапоразом, и на занавесе декоратор изобразил маску Снапораза — мертвенный взгляд из-под тяжелых век, преувеличенно строгий ястребиный нос.
Снапораз не позвонит сегодня вечером, но она все равно не ложится спать всю ночь. Чем дольше тишина, тем более страстно она мечтает о его звонке. Время от времени она ненадолго засыпает.
— Галеоне, Галеоне! — приглушенно звучит из-за занавеса.
Даже в полусне Гала знает — вряд ли Снапораз в этот момент думает: пожалуй, я позвоню сейчас этой голландке и разбужу ее. Но тем не менее, как только один из ночных посетителей виллы спешит по гравиевой дорожке, она сразу же просыпается, полная радостной надежды. Больше, чем возможности сыграть в его фильме, она хочет — час от часу все сильнее — возможности еще раз поднять этот занавес его строгости, даже если для этого ей придется всем своим весом повиснуть на талях.[206] Впервые, хотя она еще этого не осознает, она проходит прослушивание не для его фильма, а в его жизнь.
— Страдаешь от любовной росы? — спрашивает Джеппи.
Было еще темно, когда Гала зашла на кухню в субботу утром. Джеппи наливает воду в кофейник-гейзер и ставит на плиту.
— Мужчины плетут свои сети по вечерам, всегда говорила моя мать. Их паутина так тонка, что ночью ее не видно. Но утром!.. По утрам она становится заметна, совсем чуть-чуть, вскоре после рассвета, незадолго до того, как испарится роса, висящая на нитях.
На большом столе стоят медные кастрюли, которые нужно почистить. Гала берет одну из них и начинает оттирать.
— Так она предупреждала меня. «Даже если хочется вечером, — говорила мама, — всегда дождись утра». Когда ты сможешь увидеть паутину, будет уже поздно. Тогда ночь уже зайдет слишком далеко.
Кипящая вода бьет фонтанчиком и начинает пробиваться сквозь кофе. — Хоть бы раз я ее послушалась!
— Я плохо спала, — говорит Гала.
— Это заметно.
Джеппи прижимает прыгающую крышку к кофейнику, удерживая пар, и наливает кофе.
— Вот, это соскребет ржавчину с твоей души.
Гала рассматривает себя в зеркальце. Что если Снапораз вдруг сейчас позвонит? Ведь такой бы она не смогла показаться? Волосы в беспорядке, а глаза опухли, словно она всю ночь проплакала.
— Не так! — Джеппи выхватывает зеркало из рук Галы. Плюет на медную сковороду, вытирает рукавом и держит перед собой.
Зеркало покажет тебе, кто ты есть, просто женщина, красивая или безобразная, не более того. В неровностях этой сковородки можно увидеть разные лица. Сковородка разбивает меня на кусочки, как кривое зеркало, и в этих кусочках я вижу разных женщин.
Она вздыхает, довольная тем, что видит, и держит сияющую сковородку перед лицом Галы.
Так я рассматриваю себя уже долгие годы, — продолжает Джеппи. — Вначале я представляла себе всех тех женщин, которыми я могу стать. Теперь я воображаю женщин, которыми я могла бы быть раньше.
Гала рассматривает искаженные лица, глядящие на нее из погнутой меди.
— Зачем мне видеть ясный образ женщины, в том возрасте, когда у нее уже растет борода? — говорит Джеппи, — лучше я сама составлю красивую картинку из этой смеси искаженных носов и расплывающихся подбородков.
Галин портрет непрерывно перемещается по медной сковородке.
— Чем неотчетливей себя видишь, тем больше возможностей что-то из себя сотворить.
ГалетаБольшую часть войны мы с Джельсоминой провели в квартире ее тети. Все парни моего возраста были военнообязанными и должны были сражаться за Дуче. Чтобы избежать этого, я старался не показываться на улице. Пока было светло, я сидел дома, много рисовал и пытался развлечь себя фантазиями о действительности. Но я был нетерпелив. Мне казалось, что вся жизнь проходит мимо меня. Однажды я решил прогуляться до Пьяцца-ди-Спанья. Как назло, в тот момент там были военные, которые отлавливали скрывающихся от призыва. Я слишком поздно их заметил, и когда хотел вернуться, дорога назад была уже отрезана. Нас загнали на Испанские ступени.[207] Там каждого допросили немецкие солдаты. Дело шло медленно, потому что они плохо говорили по-итальянски, и все пойманные делали вид, что их не понимают. Я старался найти выход, но ничего не приходило в голову. Я просто молчал, и меня посадили в грузовик. Нужно было что-то предпринять, чтобы выбраться отсюда. Грузовик тронулся. Я был абсолютно спокоен. «Если бы это был твой сценарий, — сказал я себе, — что бы ты заставил сделать главного героя?»
В тот момент на Виа Делла Кроче появился молодой блондин-офицер. Под мышкой зажат большой пакет вафель «Форлари», лучших вафель в Риме. Из шикарного пористого теста, покрытого глазурью и с начинкой из изюма в бренди объедение! Я выпрыгнул из кузова и, распахнув объятия, побежал к офицеру. «Вольфганг, Вольфганг!» кричал я взволнованно, словно давно его не видел, и бросился ему на шею, словно очень соскучился. Грузовик притормозил, но стрельбы не было. Затем поехал дальше вместе с остальными ребятами, словно вез овец на бойню. Офицер в ужасе уронил вафли и пытался объяснить, что его зовут не Вольфганг. Я извинился и совершенно спокойно свернул на Виа Маргутта. Там зашел в первый попавшийся антикварный магазинчик. Это было совсем крошечное помещение, но я, как ненормальный, целый час ходил там кругами, будто рассматривал коллекцию. Думаю, что владелец магазина все понял. Но ничего не сказал. Я ходил туда-сюда между зеркалами в огромных рамах в стиле рококо. Все это время у меня в голове крутилась лишь одна мысль: «Я спасен, я спасен».
С тех пор я стал больше доверять мгновенным решениям. Чем чаще человек попадает в безвыходные положения, тем лучше он находит выход.
Гала целыми днями сидела в своей комнате, словно война бушевала за стенами дома, а не у нее в голове. Все это время она ждала у телефона. Пыталась читать, но не могла сосредоточиться. Пыталась спать, но не могла остановить поток мыслей. Пыталась разозлиться на Снапораза.
Но злилась лишь на себя, потому что знала, что простит его сразу же, как зазвонит телефон.
Но телефон не звонит. Хотя нет, один раз. Это Максим. Он приехал в горы и жаждет рассказать о своих приключениях. Он слышит в ее голосе беспокойство. Но не допытывается о причине, а желает спокойной ночи и прощается, потому что Гале нужно, чтобы линия была свободна на тот самый случай. В конце концов, к вечеру третьего дня Гала вспоминает о еде. Дома ничего нет. Перед самым закрытием она бежит в супермаркет и обратно. Она отсутствует всего десять минут. Вероятность, что режиссер позвонит именно в этот момент, ничтожна. Но когда Гала стоит в очереди в кассу, ее внезапно охватывает паника. Она лезет без очереди, в спешке не может найти мелочь, дает изумленной кассирше купюру в пятьдесят тысяч лир и выбегает на улицу, не дожидаясь сдачи.
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Носорог для Папы Римского - Лоуренс Норфолк - Современная проза
- Кабирия с Обводного канала (сборник) - Марина Палей - Современная проза