— Аминь!
— И устроим на пирушке потрахушки.
Это раскололо лед между ними. Веселый смех отвел их от края пропасти. Майкл был рад, что так случилось.
— Ты мой любимый поэт, — сказал Габриель.
— А ты мой любимый критик.
Какое-то время они молча улыбались.
— Мне пора идти, — сказал Майкл. — Какое напутствие ты дашь мне напоследок, Габриель?
— Иди и сбрось дракона в бездну, как делал это всегда. И постарайся найти дорогу домой.
Они снова засмеялись и повторили, что любят друг друга больше всего на свете. Что, конечно, было абсолютной правдой.
Отец Томас не знал, что будет говорить, если люди на другом конце провода поднимут трубку. Этот факт не удивлял его — со вчерашнего дня он часто не находил нужных слов во время разговоров. Впрочем, и правила изменились. О гром небесный! Его прежние правила швырнули в шейкер и взболтали. Как содержимое желудка при спуске на скоростном лифте. Он вспомнил весь этот местный «наземный контроль» над майором Томом и другое дерьмо.
Священник прошептал молитву и попросил у Господа прощение. Он редко ругался — даже наедине с самим собой. Томас до боли сжал зубы. Молитвы тоже были под вопросом. Разве клонам разрешено обращаться к Богу? С таким же успехом он мог звонить в службу спасения по сломанному телефону. Отец Томас мрачно усмехнулся и начал нажимать на кнопки.
Хочешь поговорить о таинстве веры? Обратись к священнику. Разуверился в существовании Бога? Обратись туда же. Для чего мы здесь? Чтобы рассуждать о догмах, катехизисе и доброй воле. Священник — твой пастырь. Гуру в римском воротничке. Человек, который знает телефонный номер Большого парня. Отныне и на века. Аминь.
Семейные измены, плохие пристрастия, ложь о налогах — он привык к таким дилеммам. В семинарии его обучали обузданию человеческих чувств и суждениям на морально-духовные темы. Но когда ты узнаешь, что сам являешься ходячей мерзостью… что ты был не рожден, а собран по частям, как машина… Кому ты будешь говорить о морали и душе?
Мерзость. Вот что Томас ощущал в себе весь этот день. Он был таким же искусственным, как пластик, — вещью, произведенной агрегатами. Он оказался отродьем клеточного колдовства. Тварью, чье прошлое было сравнимо лишь с миражом. Прошлой ночью он увидел сон о Христе и понял, что не имеет предопределения. Не имеет души.
Нет, он не потерял веру в Бога. Он просто осознал, что Бог перестал верить в него. И хуже того — Бог никогда не верил в него. Как мог Создатель верить в несотворенную Им вещь? Томас не имел зачатия. Он не проходил через роды и не наделялся Святым провидением. Его нарезали по кускам и вырастили в пробирке, заполненной ускорителем роста. Вся его последующая жизнь управлялась лжецами. А самой жуткой правдой было то, что жизнь, которую он помнил до четырнадцати лет, принадлежала не ему. Его оснастили компьютерной душой. Хотя как может тварь, не созданная Богом, иметь в себе душу?
Телефон на другом конце линии начал звонить. Томас закрыл глаза. Он не был пастырем и даже овцой. Он мог считать себя всем, но только не человеком. Живое ходячее богохульство. Существо без души, которая могла бы взлететь в небеса после его смерти. Он даже в ад не пройдет. Его не примут в чистилище. Ни одно пространство послесмертия не предназначалось для людей без души — людей, лишенных права допуска.
«Потому что они ни к чему не привязаны», — подумал он.
Телефон продолжал звонить. Томас почти не слышал гудков.
Неужели меня ожидает смерть атеиста? Разве это справедливо? Я знаю, кто сможет дать мне ответ. Священник. Пастырь.
Томас снова рассмеялся. Наверное, он терял рассудок. В трубке слышались гудки. Наконец звонок был принят. Удивляться этому не стоило.
— Алло? — произнес автоответчик. — Вы попали в дом Карла и Жаклин Смит. Нас сейчас нет дома, поэтому оставьте сообщение и укажите время звонка. Мы свяжемся с вами, как только сможем. Спасибо и благослови вас Бог.
Какая щедрость!
Биииип.
— Это я, — сказал он, прислушиваясь к своему голосу.
Его рука скользнула по поверхности стола. Пальцы сжали четки. Их бусины стали воплощением его тревоги.
— Я вернулся туда, где появился на свет. Мне рассказали о многом. Я знаю, что мои так называемые мать и отец по-прежнему живы. Я знаю, что вы оба, следуя чужим приказам, управляли моей жизнью. Наверное, этот телефонный номер является особой линией, созданной для поддержания обмана и ложной веры в «дядь и теть». Если мои подозрения верны, вас уже упрятали в какой-то бункер… Подальше от отродья, созданного в этом проекте.
Лента автоответчика крутилась. Операторы базы слушали. Томас приподнял четки и посмотрел на распятие, которое покачивалось взад и вперед в его руке.
— Я не знаю, что бесит меня больше — то, чем я являюсь, или моя жизнь, распланированная еще до момента «рождения». Сколько из принятых мной решений были действительно моими? Сколько раз вы вкладывали в мои руки философские и религиозные книги, показывая вашу «поддержку» к проявленному мной мимолетному интересу? Был ли этот интерес порожден моей волей или вашей манипуляцией? Прошло много лет. Вы вряд ли помните такие вещи. Однажды, Карл, ты сказал мне такую фразу: «Когда ты молод, трудно размышлять над ситуацией и давать ей нужную оценку». Интересно, как твое настоящее имя? И как ты сейчас оцениваешь свой вклад в мою жизнь?
Томас позволил четкам выскользнуть из пальцев. Он не хотел смотреть на распятие. И он не привык обходиться без него. Взглянув в окно, он увидел морского пехотинца, который вышел из своей спальни в общую комнату. Майкл плакал.
— Я останусь здесь, — продолжил Томас. — Это мой долг. Я должен узнать правду, чтобы понять вас и найти ответы. Таким уж вы воспитали меня. Возможно, мне удастся помочь моим собратьям — примириться с собой, обрести духовный покой. Я понимаю, что это звучит немного лицемерно. Думаете, только вы замечаете иронию в возникшей ситуации? Но я жил с этим долгие годы. И я пока не могу отказаться от прежней жизни. Не сейчас.
«Не сейчас, — подумал он. — Нужно многое узнать. Почему этим утром они вывели отца из оперативного центра? Что он мог бы сказать? Что Хилл и Кляйнман скрывают от нас? Откуда они получали финансирование для своих исследований? И как объяснить…»
Он снова поднял четки.
— Я не знаю, получите ли вы это сообщение. Я не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь вновь. Но мне хочется передать вам следующее послание. Я прощаю тебя, Жаклин. Я прощаю тебя, Карл. Знайте, что я молюсь за вас. Молю Бога, чтобы Он сжалился над вами. Трудно сказать, сколько в глазах Господа весит молитва человека без души. Возможно, ничего. Но я помню о вас двоих и о той роли, которую вы сыграли в моей жизни. Мне кажется, что вам потребуется очень много молитв и прощения. Буквально все, что вы можете получить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});