он ждет, когда мы обратимся к нему.
– Конни, я знаю, вы считаете, что Элспит и Мэгги похитил один и тот же человек, но мы не можем выйти с этим на пресс-конференцию. Сначала нужно поговорить с родителями Мэгги, а это будет крайне щекотливым делом, ведь нам придется сообщить им об убийстве Анджелы Ферникрофт.
– Я это понимаю. Но во всех трех случаях этот малый действовал так, будто ему сам черт не брат. Возможно, обычные психосексуальные параметры неприменимы к нему. Не исключено, что он воплощает в жизнь не одну фантазию, а нечто, носящее более сложный характер. Если Мэгги третья его жертва, то эскалация идет по экспоненте. Он перешел от слежки и нападения в доме к похищениям из таких мест, где его могли заметить, – сначала с подъездной дороги, затем с парковки школы.
– Вы думаете, он считает себя пуленепробиваемым? – спросил Барда.
– Пуленепробиваемый – это не совсем точное слово. Преступник все же предпринимает меры предосторожности. Он не хочет, чтобы его поймали. У него есть цель, хотя мы пока не поняли, в чем именно она состоит, носит ли она сексуальный, воздаятельный или иной характер. Он планирует свои действия и выбирает своих жертв не наобум. Но то, что он похищает людей из общественных мест, крайне необычно. Он словно чувствует себя невидимым.
– И поэтому вы хотите сказать ему, что это не так?
– Вот именно.
– А что, если это спровоцирует этого подонка? Возможно, он чувствует себя в безопасности, пока он невидим, пока наши радары не засекли его. Если мы попытаемся обратиться к нему напрямую, не будет ли риск велик? У преступника есть одна заложница, которая, как мы надеемся, жива, а если ваши инстинкты насчет Мэгги вас не обманывают, то, возможно, заложниц две. Он вполне может решить, что для него будет безопаснее убить их, прежде чем мы выйдем на его след.
– А у вас есть идея получше?
– Если у тебя нет идеи получше, это еще не значит, что ты должен непременно совершить прыжок в неизвестность. Если риск не поддается количественному выражению, я вряд ли смогу – и вряд ли должен – убедить свое начальство обратиться к этому малому через СМИ. Вы можете составить его профиль и включить в него те ваши гипотезы, которые согласуются с объективными данными? И поменьше догадок и предположений. Суперинтендант Овербек требует результатов. Если мы хотим заручиться ее поддержкой, нам надо убедить отдел особо важных расследований, что мы движемся в нужном направлении, а не ходим по кругу. Если вы сможете предоставить мне такой профиль до полуночи, я организую совещание и обращусь за помощью в пресс-службу.
– Сперва мне надо кое-что сделать. До сих пор мы не уделяли должного внимания той женщине, которая, возможно, стала первой жертвой маньяка. Я бы хотела установить, как она вписывается в то, что происходит теперь.
– Конни, если вы решили в одиночку отправиться в Эдвокейтс-Клоус…
– Я теряю сигнал, – солгала Конни. – Я вам перезвоню.
* * *
Конни стояла на Хай-стрит и смотрела на переулок Эдвокейтс-Клоус, виднеющийся с другой стороны подворотни. Считалось, что этот переулок появился на карте города в 1544 году. Тогда Эдинбург был центром примитивной торговли и сосредоточием человеческих страданий. Врачи в те годы приносили больше вреда, чем пользы, хотя сама Конни была живым доказательством того, что иные из них и теперь творят зло. Привилегированные классы контролировали все, от судов до вооруженных сил. Образование могли получить только мужчины. В те времена Конни наверняка была бы кем-то вроде крепостной.
Вход на Эдвокейтс-Клоус находился напротив Собора Святого Джайлса, между магазином сигар и лавчонкой, торгующей товарами, предназначенными для туристов. И представлял собой подворотню, над которой возвышались пять этажей офисов и квартир.
Несмотря на то что соседние здания были обитаемы, узкий переулок был тих, как могила. Со здешней лестницы открывался великолепный вид на город, но плиты мостовой воняли мочой, а зрелище нестареющей красоты было испорчено лужей блевотины. Сзади послышались шаги. Кто-то остановился, затем повернул назад.
Конни пошла дальше. Темные места перемежались с освещенными. Должно быть, бездомным этот переулок кажется раем, ведь сюда не проникают холодные ветра. И здесь мало окон. Безопасность – это расплывчатое понятие, которое каждый понимает по-своему. Здесь бездомные могут укрыться от преследований и проезжающих полицейских машин. Они могут соорудить укрытия у стен и обрести какой-никакой покой. Те, кто проходит мимо них, хорошо знают город. Случайно сюда забредают только те, кто пьян в хлам и ищет место, где можно помочиться. Или те, кто ищет себе на голову неприятностей.
Конни уже спустилась по ступенькам, и теперь Хай-стрит была не видна. Она остановилась, прислонилась спиной к стене и попыталась представить себе, каково это, когда все твои пожитки находятся в пластиковых пакетах, пищу ты можешь купить только на те деньги, которые ты сегодня получила в качестве подаяния, и ночью тебя согревает только спальный мешок.
Опять шаги, тяжелые и медленные. Звуки могут вызывать страх. И непонятно, откуда доносятся эти шаги – со стороны Хай-стрит или снизу, – потому что их звук отражается от кирпичных стен.
Сунув руку в карман, чтобы достать персональную сирену, Конни вдруг вспомнила, что надела другой пиджак и устройство осталось в гостинице. Может, позвать на помощь? Но тогда она, возможно, выставит себя дурой. Впрочем, глупо и то и то – и кричать, и стесняться это сделать. Вроде все вокруг было спокойно, однако Конни чувствовала, как по ее телу бегают мурашки.
На самом верху лестницы появился высокий мужчина в капюшоне, надвинутом на лицо. Конни представила себе, что он держит в руке двадцатифунтовую банкноту, которая упадет на землю, когда она окажет ему отпор. Он стоял неподвижно и смотрел на нее.
Может, продолжить спускаться? Но тогда ей пришлось бы повернуться к незнакомцу спиной.
– У тебя проблема? – крикнула Конни.
Мужчина молчал. От страха у Конни засосало под ложечкой, и это привело ее в ярость.
– Не напрягай меня, не то ты об этом сильно пожалеешь, – закричала она.
Незнакомец зарычал.
В мозгу Конни роилось слишком много мыслей одновременно. Сексуальные убийцы имеют склонность возвращаться на места своих преступлений. Как глупо с ее стороны было не посмотреть, не следят ли за ней, прежде чем заходить в подворотню. Пусть она обучена приемам самообороны, но, скорее всего, ей ничего не удастся сделать с мужчиной, который вдвое крупнее ее и который бросится на нее сверху. Она не хочет умирать, не увидев Мартаз-Винъярд еще раз. И наконец, сознание Конни пронзила мысль