Расслабившись, она слушала церковные гимны, и потихоньку у нее поднялось настроение. Во всяком случае, в этот момент перед ней не было ни ульев, ни помидоров, которые нужно поливать, ни сорняков, которые нужно пропалывать. Никаких покупателей, которых нужно заманивать, или маленьких мальчиков, которых она могла разочаровать. Мысль о том, что она не одинока на этой планете, что высший разум наблюдает за ней, действовала успокаивающе.
Периодически рука Майка, большая и крепкая, касалась ее руки. Не видя его золотого браслета или массивного кольца из колледжа, она могла представлять, что рядом с ней другой человек — один из тех преданных, надежных мужчин с устоявшимися моральными принципами и верным сердцем. Он закрывал глаза, когда молился, внимательно слушал проповедь и пел первые строки каждого церковного гимна, не заглядывая в сборник.
После службы он пообщался с прихожанами: мужчин хлопал по плечу, женщинам льстил, одному из дьяконов сообщил о каком-то доме, который выставили на продажу, и превратил церковь в очередное место продаж. Все подлизывались к нему, хотя внешне все выглядело иначе. Они вели себя так, будто он им действительно нравился. Взрослый Майк Моуди начинал ее смущать, хотя она до сих пор не могла понять, насколько подхалимским может быть его поведение, если он называет пожилую даму «юной леди». С другой стороны, он заметил, как расстроилась одна девочка на костылях, и бросился ей на помощь, прежде чем все остальные заметили, что с ней что-то не так. Это приводило в замешательство.
Он представлял Бри всем и каждому. Несколько прихожан помнили ее семью. Одна из женщин помнила ее саму. Люди казались дружелюбными и искренне интересовались ею. Как дела у Тоби? Долго ли она собирается оставаться на острове? Знает ли она, что в доме протекает крыша? Брак научил ее держаться настороженно. Она отвечала на вопросы уклончиво, насколько могла, болтливость Майка несколько облегчала ее задачу.
Она узнала, что Майк председатель крупнейшего благотворительного фонда на острове. Это не могло не восхищать окружающих и к тому же способствовало развитию бизнеса, ведь его лицо мелькало на всей печатной продукции фонда. К тому же он спонсировал малую бейсбольную лигу и футбольные команды всех возрастных категорий, обеспечивая себе ходячую рекламу в виде десятков детей, которые жили на острове.
— Как насчет обеда? — спросил он Тоби, когда они усаживались в машину. — «Айленд Инн» или кафе «У Рустера»?
— А можно пойти в «Догз’н’Молтс»? — спросил Тоби.
Майк повернулся к Бри, оглядев ее с ног до головы.
— Бри приоделась. Давай отведем ее в более приличное место.
Она не хотела быть обязанной Майку ни за обеды, ни за горные велосипеды, ни за ноутбуки. Она не хотела быть обязанной ему чем бы то ни было.
— Не сегодня, — быстро возразила она, и он повернул ключ в замке зажигания. — Мне нужно начать плавить воск для свечей.
Как и следовало ожидать, Тоби взял бразды правления в свои руки.
— Это несправедливо. Вы все портите.
— Потише, мальчик, не стоит грубить, — вмешался Майк.
— Пожалуйста, не называй его мальчиком, — поджав губы, произнесла она.
Майк бросил на нее взгляд через плечо.
Тоби пинал спинку переднего кресла.
— Я ребенок. Майк — мой друг. Он может называть меня как хочет.
Тоби был сыном Дэвида, и она не собиралась уступать в этом вопросе.
— Нет, не может. — Обернувшись к нему, она увидела, что на нее из-под густых ресниц смотрят золотисто-карие глаза Стар. — У этого слова отрицательная окраска, оно вызывает плохие ассоциации в афроамериканском сообществе.
Майк поморщился, поняв наконец, в чем дело, а Тоби разъярился еще больше.
— И что? Я живу не в афроамериканском сообществе. Я живу на Черити-Айленд.
Как так получилось, что она, белейшая из всех белых женщин, решила взрастить расовую гордость в сыне Дэвида Уилера?
Майк, который все это устроил, сосредоточился на выезде с парковки. Она продолжала:
— Раньше белые люди называли черных, даже пожилых черных, «мальчиками». Они делали это специально, чтобы унизить их. Это очень некультурно.
Тоби на мгновение задумался и, как она и предполагала, поджал губы, прежде чем к ней обратиться.
— Майк — мой друг. Он не хотел меня обидеть. Он просто такой человек.
Майк покачал головой:
— Нет, Бри права. Прости меня, Тоби. Я постоянно об этом забываю.
Забывает о расовой терпимости или забывает о том, что Тоби наполовину афроамериканец?
— И что? — пробормотал Тоби. — Я наполовину белый и не понимаю, в чем проблема.
— Проблема в том, — упрямо произнесла она, — что твой отец гордился своими корнями, и я хочу, чтобы ты чувствовал то же самое.
— Если он так гордился всем этим, то почему женился на маме?
Потому что Стар всегда хотела заполучить то, что принадлежало Бри, что бы это ни было.
— Твой папа с ума сходил по твоей маме, — вставил Майк. — И она сходила с ума по нему до самого конца. Твоя мама могла рассмешить его, как никто другой, а он заставлял ее читать книги, которые она сама никогда не взяла бы в руки. Жаль, ты не видел, как они смотрели друг на друга. Как будто никого больше не существовало.
Лучше бы он ее ударил. Но он еще не закончил.
— Они не сразу осознали, как сильно любят друг друга, — произнес он, чеканя слова с непривычной строгостью. — Сначала Бри была подружкой твоего отца, но я скажу тебе вот что: он никогда не смотрел на нее так, как смотрел на твою мать.
Настоящий Майк Моуди со своей расчетливой жестокостью наконец восстал из пепла. Он смотрел на дорогу.
— Мы высадим Бри удома, чтобы она занялась работой, а потом я отвезу тебя в «Догз’н’Молтс». Ты не против, Бри?
Единственное, что она смогла изобразить, — легкий кивок.
Едва оказавшись дома, она рухнула на диван и невидящим взглядом уставилась на сиамских котов на каминной полке. В последнее время она гораздо больше думала о первой любви, чем о десятилетнем замужестве. Но ее роман с Дэвидом имел четкое начало и конец, а брак на всем протяжении отличался неопределенностью и мрачностью.
Она сбросила обувь. Кожа в промежутках между ремешками босоножек, которые она носила каждый день, загорела. Не то чтобы сильно загорела. Но темнее никогда не бывала: кожа приобретала лишь легкий медовый оттенок и еще больше покрывалась веснушками. От этого мысль, что она воспитывает юного афроамериканца, казалась ироничной вдвойне.
Несмотря на то что сказала Майку и Тоби, она была не готова заниматься воском. Переодевшись, Бри нашла бумагу и начала рисовать эскизы визиток ручной работы. Но мысли ее унеслись далеко, и не удавалось изобразить хоть что-нибудь, что могло бы ей понравиться. Наконец она услышала, как Тоби вломился в дом и направился к себе в комнату. Она напряглась, надеясь услышать как «кадиллак» отъезжает от дома. Но так и не услышала.