Местные сельхозбоссы (сбагрившие Роберту самые бесполезные неудобия) злорадно усмехались, глядя, как нанятые им рабочие стараются превратить суглинок в тучные пастбища: привозная земля, выписанные из Голландии семена лучших кормовых трав. Предрекали, что конечный продукт станет по карману лишь Чубайсу с Абрамовичем – вот пусть они и ездят к голландцу на шашлыки. Он от такой жизни разорится и сбежит – а облагороженная землица и суперсовременные коровники останутся и пригодятся.
Боссы ошиблись. Роберт ван Хельст сумел-таки врасти в российский рынок. Вопреки азам рыночного ремесла торговал, напирая не на дешевизну продукта – но на дороговизну. А это уже высший пилотаж…
По Питеру и по его дальним и ближним окрестностям разъезжали коммерческие агенты и демонстрировали яркие красочные буклеты: посмотрите, вот это коровки кушают – ни грамма комбикормов или, упаси господи, гормональных ускорителей роста; а это у них ежедневный моцион – не просто так, а под музыку Моцарта; а это гвоздь программы – ежедневный массаж нежных филейных частей.
И покупатели находились! В тех местах, разумеется, где обедают очень богатые люди… Следом за агентами с буклетами бойко раскатывали малолитражки-рефрижераторы с охлажденным (никакой глубокой заморозки!) мясом.
В последнее время даже в Москву два-три раза в неделю стали гонять привезенные из Голландии микроавтобусы с надписью «Мясо Ван Хельста» – после пары восторженных передач по ЦТ торговая марка стала престижной …
Но если честно…
Если честно, Светка Ван Хельст и ее импортный муж никакого отношения к рассказываемой истории не имеют. Почти никакого… Но именно за рулем принадлежавшего им мини-рефрижератора, едущего в Москву, должен был сидеть Колян Прохоров. Однако – сидел он в другом месте, наблюдая сквозь густо тонированные стекла одолженной у дружка машины за собственным спасовским домом.
Служебные неприятности, как надеялся Колян, ему не грозили – если вдруг не успеет наверстать опоздание за счет лихой езды туда-обратно, надежные люди должны подтвердить поломку машины в Солнечногорске и задержку на несколько часов…
Задумал же Колян Прохоров не много и не мало: зарубить свою жену Таньку. А заодно – ее любовника, доктора Марчука. Зарубить топориком для разделки туш (тоже привезенным из Нидерландов) – ручка из темного ореха, наточен – бриться можно, а заодно в лезвие при бритье можно смотреться не хуже чем в зеркало…
Как выражался в таких случаях подполковник Мельничук: все обыденно… Банальные причины, банальный острый предмет… Хоть и голландский.
5
С окопавшейся на огороде Шляпниковых чертовщиной было, по всей видимости, покончено, – но приказ снять наблюдение не поступал. И бойцы Чагина продолжали наблюдать за земной поверхностью – разве что с несколько меньшим тщанием.
Исчезновение рухнувшего под землю начальника они заметили сразу.
И отреагировали мгновенно. Быстро, но осторожно подбежали к провалу, страхуя друг друга стволами, наставленными на дыру в земле.
Края вроде бы дальше обваливаться не собирались… Бойцы вглядывались в непроглядную тьму. Один окликнул:
– Шеф! Цел?!
Молчание. Но звуки из-под земли доносились – негромкие, приглушенные. Чавкающие. Словно кто-то ворочался в болотной трясине…
Фонарик у одного из оперативников нашелся. Карманный, маломощный, – операция планировалась на поверхности земли и при дневном свете. Луч бессильно увяз в темноте, не достигнув дна.
Надо было спускаться в яму. Не хотелось – но надо.
Не пришлось. Снизу раздался голос Чагина:
– Веревку. Быстро!
Бойцы бросились исполнять приказание – с видимым облегчением. Извлеченный из ямы начальник выглядел, как и обычно, спокойным и уверенным. Лишь камуфляж испачкан какой-то слизью. На немые вопросы ответил, кивнув на провал:
– Сдохла. Откапывать и доставать незачем – месиво, слизь… Отставить бурение! Сворачиваем операцию. Сюда – вылить щелочь. И засыпать.
Он не солгал. Оставшаяся в яме часть твари действительно сейчас представляла из себя стремительно разлагающееся месиво.
Бойцы быстро и без суеты выполняли приказы. Смотали кабеля, выдернули из земли электроды. Подкатили две здоровенных бочки со щелочью. Поднесли лопаты…
Двоих – из числа самых приближенных – седоголовый без слов пригласил жестом: пошли, дескать, поговорим… Разговор с ними состоялся в доме Шляпниковых – с каждым по отдельности, по очереди.
Слюсаренко, высокий рыжий парень, ничуть не поразился, – услышав, что необходимо в течение ближайших часов ликвидировать живущего в Царском Селе человека. Ему уже приходилось участвовать в самых деликатных акциях, получать и исполнять самые неожиданные приказы. Казалось, Слюсаренко вообще не способен ничему удивляться. И все же удивился – когда услышал имя и адрес объекта ликвидации. Недоуменно протянул:
– Ведь это же…
– Именно он, – отрезал Чагин. – Подберешь одного или двоих в помощь – на твое усмотрение, из проверенных. Еще вопросы?
Слюсаренко пожал плечами. Если надо ликвидировать одного из лучших аналитиков, работавших на «Рапиру», – значит, есть веские тому причины. Какие уж тут вопросы…
Второй собеседник седоголового не был, подобно Слюсаренко, тупым и не рассуждающим исполнителем. И задание соответственно получил куда более сложное – предусматривающее разные варианты развития событий и проявление личной инициативы.
Инструкции Чагин излагал как обычно – сжато, точно, толково. И все равно Женю Маркевича не оставляла смутная и странная мысль: что-то не так… Шефа как подменили. И не оттого даже, что выдаваемые инструкции полностью противоречат всей их предыдущей деятельности в Спасовке.
Голос седоголового звучал вроде по-прежнему – но более монотонно, однообразно. Лицо тоже не отражало никаких эмоций. Отсутствовала еще одна мелкая, незаметная посторонним деталь: говоря, шеф не постукивал легонько по столу пальцем правой руки.
Не мудрствуя лукаво, Маркевич решил: всё это последствия стресса. С каждым может случиться – с каждым, кому доведется неожиданно рухнуть в яму с останками неведомой твари…
Когда Женя ушел, его начальник – прежде чем навсегда покинуть дом Шляпниковых – подошел к зеркалу и достаточно долго выполнял странные манипуляции: изображал на лице всевозможные эмоции. Гневно хмурил лоб, растягивал губы в усмешке, кривился в брезгливой гримасе. Поначалу получалось не очень, но с каждым разом лучше и лучше…
Предания старины – VII
Осквернение. 18 июня 1875 года
Темнело – медленно, неохотно. Внизу, у Славянки, уже сгустилась тьма. Но вершина Поповой горы – церковь и особняк графини – еще освещались последними, из-за горизонта выбивающимися солнечными лучами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});