Читать интересную книгу Карай. Сын Карая - Яков Волчек

Два дня Дикаря держали в палате, отведенной специально для животных, воскрешенных ножом хирурга. Потом его выписали. Место понадобилось другому четвероногому пациенту.

Не раз в эти дни Андрей вспоминал народную поговорку: «Заживет, как на собаке!» Казалось бы, Дикарь уже подыхал. А прошло несколько часов, и вот он виляет хвостом — правда, слабенько, — встречая хозяина.

Но что с ним теперь делать? Он еще слишком плох, чтобы жить в вольере — по существу, на открытом воздухе. Ночи стали довольно холодные. Кроме того, пес еще не может ходить, и даже сидеть он сейчас не в состоянии. Только лежит на одном боку. Его надо кормить, поить, перевязывать, давать лекарства.

Когда Андрей привез Дикаря к себе домой и устроил ему лежанку в коридоре, Ева вначале ничего не сказала.

Она всегда молчала, если была сердита.

Андрей ходил за ней и объяснял:

— Ну куда же его? Ведь погибнет…

Она уходила в кухню.

— Я мог бы, конечно, запереть его в вольере, — продолжал Андрей, стоя в дверях. — Совесть мне не позволила…

Надо было заставить Еву заговорить — он хорошо это знал. Спокойненько, понемножечку, слово за словом — и она не утерпит. А тогда уже все в порядке.

Вскоре Ева принялась очищать в передней угол.

— Это ты для чего?

— У моих знакомых в Норагавите есть корова. Никогда еще, бедная, не спала на паркете…

Глаза у нее смеялись. Значит, все прошло!

— Только имей в виду, — заявила она категорически, — я ухаживать за ним не буду. Вот если бы это был Карай…

Спустя полчаса она подсовывала к сухому, воспаленному носу Дикаря миску с молоком и уговаривала:

— Ты попробуй, как вкусно!

Он высовывал длинный тонкий, как нож, язык и вежливо прикасался к молоку. Но не ел.

Хоть он был и очень болен, но почти не причинял беспокойства.

Аллочка быстро поняла, что он не умеет играть и не представляет для нее интереса. Сначала она попробовала бросать ему на морду красный воздушный шарик. Он лежал спокойно, не отстранялся, не хватал шар зубами. И Алла ушла.

Дольше всех не могла примириться с его присутствием кошка, трехцветная — что, как известно, приносит счастье в дом, — по имени «Цапка». В ее окраске преобладали рыжие тона, но котят она почти всегда приносила черно-белых. И сейчас у нее были котята. Она нервничала, присутствие в квартире собаки возмущало ее. Андрей не подумал, какие распри он вносит в свой мирный дом. Цапка пробралась в коридор и, фыркая, отплевываясь, выражая крайнее презрение, ненависть, свирепость, набросилась на больную собаку. Дикарь только глаза закрыл и покорно отдался острым когтям — сопротивляться он не мог. Кошка бегала по его хребту от головы до хвоста и обратно, нестерпимо мяукала и драла ему шкуру. Андрей еле отбил пса.

— Надо что-то придумать, — озабоченно сказал он Еве.

Ева поймала кошку и остригла у нее когти на передних лапах. Цапка быстро поняла, что теперь ее удары не приносят врагу вреда. Она еще била Дикаря разок-другой по морде при каждом удобном случае, но удалялась разочарованная.

Через неделю, когда семья обедала, дверь из коридора тихонько приоткрылась. Покачиваясь на негнущихся, неверных лапах, стоял истощавший, с тусклой, свалявшейся шерстью Дикарь. Он хотел подойти к хозяину, но не смог — зашатался и упал.

С этого дня выздоровление пошло быстро.

Соседи со всех этажей каждый день приносили остатки обеда и сбрасывали в ведро, выставленное Евой у дверей. Чего тут только не было! В украинском борще плавали недоеденные куски мясной армянской долмы и рис азербайджанского плова, к этому еще добавлялся боз-баш, жареная картошка и почти всегда манная каша, отвергнутая детьми. Кости складывались отдельно. В Армении осень — время шашлыка. На каждом балконе дымились мангалы. И все вкуснейшие, сочные бараньи косточки доставались Дикарю.

Он перепробовал столько разнообразнейших блюд, сколько никогда не выпадало на долю ни одного боевого пса. Да и из домашних собак редко которая ела так вкусно. И уже бывало — Дикарь воротил нос от мясного бульона.

Ева раз в неделю купала его в большом оцинкованном тазу, стараясь только, чтобы вода и мыло не попали на его заживающее плечо. И он с великим терпением переносил эту неприятную процедуру. Но вытирать себя мешковиной он не позволял, а с наслаждением отряхивался, работая и лапами, и мордой, и хвостом, и каждым участком своей подвижной шкуры. И лестничная клетка, куда Ева заранее выносила таз для купания, становилась после этого такой, будто здесь прошел хороший дождь.

Андрей водил его гулять. Но Дикарь был еще очень слаб, и они далеко от дома не отходили. Хозяин сидел во дворе на скамеечке и поигрывал с пенсионерами в нарды, а пес лежал у его ног. Ева требовала, чтобы они брали с собой на прогулку ковровую подстилку.

Дикарь много спал и много ел. Теперь он общался с хозяином столько, сколько хотел. Иной раз ночью он носом открывал дверь из коридора и клал лапу на спящего хозяина. А то бывало еще хуже — стаскивал одеяло.

Андрей сердился. Ева говорила:

— Странно, что ты злишься. Ведь он еще больной!

Однажды она заметила:

— Почему мы с тобой считали его некрасивым? По-моему, он очень даже «ничего себе»!

В доме у Дикаря были свои развлечения. Как-то раз Андрей охнул, увидев, что пес несет в пасти котенка — только тоненький хвостик чуть высовывается наружу. «Загрыз!» Но котенок был жив и невредим. Дикарь бережно доставил его на свою подстилку, лег и, оградив часть территории передними лапами, стал подталкивать пушистого зверька носом. Котятам к этому времени было уже около месяца, и они отлично умели царапаться. Дикарь легонько подталкивал котенка мордой, а тот шипел и выпускал когти. В этом и состояла игра.

Андрей и Ева долго смеялись, глядя, с каким отвращением Цапка моет языком своего сыночка.

Но и на другой день, когда кошка-мать полезла на крышу, Дикарь украл котенка и долго играл с ним, после чего весь его нос покрылся свежими царапинками.

Он быстро понял, что Цапка принадлежит хозяину и трогать ее нельзя. Но на улице он попытался выполнить священную обязанность каждой уважающей себя собаки — загнать на дерево первую же встреченную ею кошку. Андрей резко одернул его. Служебно-розыскная собака не должна обращать внимание на любых других четвероногих, разгуливающих по улицам. Иначе во время розыска она будет отвлекаться.

И Дикарь понял: эти радости не для него.

Собственно, его уже можно было отправить в питомник, но Ева колебалась:

— Лучше еще немного подождать. Пусть окрепнет.

Андрей и сам не спешил. Он сдавал вступительные экзамены в зооветинститут и потому получил десятидневный отпуск с работы. У него не было бы сейчас времени следить за собакой в питомнике.

На первом же экзамене он встретился с профессором, который делал Дикарю операцию.

Андрей пришел на экзамен в штатском костюме, тщательно выбритый. Наверно, в нем трудно было узнать того усталого, грязного и промерзшего милиционера в плаще и фуражке, который запальчиво уговаривал хирурга не идти после работы домой, а ехать к черту на кулички, чтобы оказать помощь пострадавшей собаке.

Профессор был членом приемной комиссии. Он с любопытством всматривался в лицо Андрея — что-то все-таки будоражило его память. Взглянул на фамилию экзаменующегося. Но и фамилия ничего ему не сказала.

— Где работаете?

— Питомник служебного собаководства.

Профессор облегченно заулыбался:

— Так это же мой чувствительный милиционер!

После экзамена, который Андрей, к своему огорчению, сдал всего лишь на тройку, профессор потащил его к себе в кабинет.

— Таких, как вы, голубчик, мы с тройками тоже принимаем. Нам такие нужны! — И потребовал: — Приведите в следующий раз моего пациента. Вот уж действительно сукин сын! Даже не зайдет поблагодарить.

Андрей привел «сукиного сына» к профессору. Это была первая большая прогулка Дикаря, и он выдержал ее отлично. Профессор осмотрел пса и остался доволен.

— Работать еще не может, но жаловаться на здоровье уже не должен!

Обратно шли медленно. На бульваре под деревом Дикарь лег без разрешения хозяина. Он устал. И Андрей подумал: как быстро жизнь в домашних условиях портит боевого пса! Прежде, как бы плохо ему ни было, он не позволил бы себе растянуться, пока не подана команда: «Лежать!» Надо, пожалуй, поскорее отправить его в питомник, совсем уж бессовестный пес разболтался, разнежился. Но как же трудно ему теперь там будет!..

На улице путь им преградила толпа.

У здания народного суда стояла закрытая машина.

Милиционеры по одному выводили из подъезда подсудимых и усаживали в машину.

— Кого это судят?

— Бандитов каких-то, грабителей, — сказала пожилая женщина. — Целая у них шайка. Теперь допрыгались. Троим присудили высшую меру.