столько на спортивные занятия… И сколько бы бессловесных избегли печальной судьбы!
Нельзя проявлять легкомыслие и небрежность там, где дело касается живого существа, жизни.
Мы много говорили о том, насколько важно правильно воспитать, обучить, выдрессировать собаку. Но, выходит, не только воспитание животного определяет твои будущие успехи, главное — это воспитать себя. Стать истинным другом своему подопечному.
Вот потому мы и говорим: ты воспитываешь собаку — собака воспитывает тебя.
Все хотят иметь друга. Ну, а другу ведь тоже нужен друг!
Тем я и закончу:
Хочешь иметь друга — будь сам другом.
Владимир Дерябкин
ИЗ ЗАПИСОК ДРЕССИРОВЩИКА
Любовь Игната
Полчаса назад манеж сверкал огнями. Играла музыка, гремели аплодисменты, раздавался смех. Все второе отделение выступали «артисты» медвежьего театра миниатюр. Завершая выступление, наш «космонавт» — медведица Настя в который раз благополучно возвратилась из межпланетного путешествия и, ловко спустившись по трапу, умчалась за кулисы. Там она с нетерпением ждала, когда служащие снимут с нее космические доспехи и отведут в клетку — не слишком комфортабельное, но привычное для нее жилище.
Раньше эту торопливость я объяснял желанием медведей побыстрее получить кормушку с пищей, но один случай заставил изменить устоявшееся мнение.
В медвежатнике стоял страшный гвалт, впрочем, обычный для времени ужина. Каждый медведь в это время ведет себя по-своему. Одни топчутся на месте и раскачивают клетку, другие, в ожидании еды, грызут прутья и требовательно рычат: мол, мы отработали — кормите! Только двое — Настя и Игнат — вели себя до странности спокойно. Их клетки стояли рядом, касаясь стенками, и медведи, подойдя к ним, словно сговорившись, молчали, терпеливо ожидая своей порции. Насте и Игнату я подал кормушки сам. Некоторое время в медвежатнике царило оживление, а потом все стихло. Служащие напоили зверей, убрали кормушки, погасили свет.
Медведи, поворочавшись, улеглись поудобней и уснули в своих клетках.
Во время гастролей я не люблю жить в гостиницах. Ставлю свой фургон поближе к зверям. Так спокойней. Мало ли что может случиться. Один из моих медведей, Герасим, бывало, запросто открывал клетку и выбирался из нее. А водворить его обратно — дело нелегкое. В одну ночь я долго не мог заснуть.
Поднялся с постели, решил сходить в медвежатник. Днем, когда я прохожу мимо клеток, звери протягивают лапы, тычутся носами в подставленную ладонь, просят лакомство. Ночью, хоть и чуют меня, не просыпаются.
Я включил свет. Вот Остап растянулся на спине в своей излюбленной позе. Спит, прикрыв морду лапой, Марфа. Прижался к стене Аполлон. Спокойно спит Герасим… Возле клеток Насти и Игната я остановился, пораженный необычной картиной: лапа Игната лежала на лапе Насти. Я стоял не шевелясь, но все же Игнат почувствовал меня, приоткрыл глаз и, словно смутившись, осторожно убрал свою лапу с Настиной, недовольно заворчал и, перевернувшись, забился в угол.
Я вышел из медвежатника.
Следующей ночью история повторилась.
После репетиции я попросил ребят поставить между клетками Игната и Насти клетку с другим медведем. День прошел в обычных хлопотах, вечером медведи после работы на манеже снова вернулись в свои квартиры, снова каждый получил свою кормушку. Однако Настя и Игнат в этот вечер от ужина отказались. Игнат, не глядя на пищу, забился в угол, а Настя, поднявшись на задние лапы, обхватила прутья передними и беспокойно рычала, словно убеждала меня поверить в их добрые с Игнатом отношения, словно укоряла за неоправданную жестокость.
Я не поддался на ее уговоры.
— Все, Настя! Спать!
…На рассвете я был в медвежатнике. Кормушки Насти и Игната были не тронуты.
— Толя, — попросил я служащего, — переставьте клетки на прежнее место.
Глубокой ночью я вновь пришел к медведям. Включил фонарик. Луч света выхватил из темноты две мохнатые, когтистые лапы. Крупная, Игната, лежала поверх Настиной, словно согревая ее…
Доброта
В цирк позвонила женщина из села Петровского:
— Вчера два охотника принесли мне четырех медвежат. Под елью, говорят, нашли, в лесу. Может, кому нужны?
Я записал адрес, и через несколько минут машина мчала меня по Московскому шоссе.
…В углу, возле пышущей жаром русской печки, спали четыре крохотных медвежонка. Рядом с ними, опорожненные, валялись бутылочки из-под молока.
Утром малыши подняли крик на всю гостиницу — просили есть.
Я сбегал в буфет, принес молока, утихомирил своих питомцев. Пора было уезжать. Водитель зеленой «Волги», увидев медвежат, заулыбался.
— Впервые таких пассажиров повезу. Не укусят?
— Не беспокойтесь, — ответил я, устраивая поудобней ящик с медвежатами на заднем сиденье. — Только вот одна просьба: на самолет могу опоздать.
— Все торопятся, — вздохнул шофер, но, тронув с места, резко прибавил газу. Город остался позади. Стрелка спидометра клонилась вправо.
Вдруг машина замедлила свой бег, шофер чертыхнулся, затормозил.
У обочины стоял желто-синий «жигуленок». Инспектор поднял жезл, мы остановились.
— Превышаете скорость, товарищ водитель. Ваши документы.
— Товарищ капитан, — обратился я к нему, выходя из машины, — тут случай, можно сказать, исключительный. Медвежат в аэропорт везем, опаздываем.
— Каких еще медвежат? — не поверил капитан, но тут раздался такой дружный крик, что инспектор заглянул в салон. Медвежата, все четверо, с любопытством глядели на него, не переставая кричать. Капитан взял одного на руки, и тот затих, почувствовав тепло.
— Ишь, мохнатый! — рассмеялся капитан. — Ладно уж, езжайте, — протянул он шоферу документы.
…Я не раз замечал, как добреют люди, встречаясь с живой природой. А уж при виде медвежат, этих забавных созданий, даже самый хмурый человек проникается к ним симпатией, норовит приласкать. Вот и суровый сотрудник ГАИ не устоял перед медвежьим обаянием. Наверное, предупредил все посты на трассе — больше нас не останавливали.
Здание аэропорта выплыло из тумана, сверкая стеклом, огнями. Машина затормозила у главного входа, я расплатился, попрощался с шофером, подошел к стойке регистрации и поставил ящик на весы.
— Что у вас там? — спросила дежурная.
— Медвежата.
— Товарищ, мне не до шуток. Здесь вам не цирк.
— А я не шучу. Настоящие, живые. Только совсем еще маленькие.
Я открыл крышку ящика.
Четыре пары глаз с любопытством и некоторым испугом смотрели на мир, на незнакомых людей.
— Таня, Таня, иди сюда! — закричала девушка. — Смотри! Прелесть-то какая!
Она взяла одного медвежонка, прижала к себе. Мигом вокруг собралась толпа. Медвежат расхватали, передавая друг другу. Каждый пытался хотя бы пальцем дотронуться до них. Казалось, все пассажиры собрались возле нашей стойки, забыв о предполетных заботах.
Я не знал, что делать. Диктор объявил посадку, а медвежата все еще «путешествовали» по рукам… С трудом удалось водворить зверят в ящик, и тут я с ужасом обнаружил, что бутылки с молоком остались в гостинице.
— Задержите рейс, — попросил я