и это ещё не всё. На этом миссия Софии не закончится. Мы выжмем из Епархии всё, что только возможно. У меня уже созрел один хитрый план. Правда, его реализовать будет не так-то просто…
— У тебя всё получится, — Изабелла взяла меня за руку и поцеловала её. — Я в тебя верю.
— Вот скажи честно, тебе здесь нравится? В этом мире. Если бы я не поставил ту галочку, то ты бы сейчас сидела у себя на небесах, — спросил я, и она надолго задумалась.
— Ну-у-у… Здесь мне очень нравится, но проблема в том, что я ничего не помню о своей прошлой жизни в качестве наблюдателя… Я не знаю, как было там… Поэтому честно ответить не смогу…
— Ой, да что там помнить? Сидела в своём пыльном кабинете, бюрократка на минималках, — я по-доброму рассмеялся. — А здесь вон какое раздолье! Почти каждый день новое приключение! В жёны тебя даже взяли. Хи-хи-хи…
— Спасибо тебе за всё, — в этот раз она навалилась сверху и поцеловала в губы. — Столько всего о тебе знаю, но даже не думала, что ты можешь быть таким…
— Каким?..
— Хорошим… В прошлой жизни ты ни к кому так не относился… Кроме бабушки и деда… — шептала Изабелла. — Это и есть настоящая любовь?..
— Так, женщина! Хватит тут розовые сопли разводить! — громко возмутился я.
— Ладно, тогда другой вопрос… — она водила по моей груди пальцем. — Когда там у нас свадьба?
— Упс…
***
В следующие четыре дня, пока София скакала в земли Епархии Давида, Марию ждало увлекательное приключение в «стакане». Я взял аналог из своего мира и по его подобию приказал вырубить в скале узкое помещение, которое закрывалось металлической дверью с небольшим окошком.
Там было настолько узко, что Мария не могла даже сидеть, ей приходилось стоять. Такого рода заключение само по себе было ужасной пыткой, но на этом её приключения не закончились. Куклы следили за тем, чтобы она не уснула, а как только ей удавалось стоя задремать, будили светом и ударами по двери.
Я немного переживал, что Мария может не выдержать физических пыток, а потому решил уничтожить её психику при помощи «стакана». Ей приходилось справлять нужду прямо там, а дневной паёк ограничивался объедками с нашего стола и литром воды. И если в первые сутки она держалась молодцом, то, вот уже начиная со второго дня, начались преображения.
Сперва она кричала, вопила, долбила в дверь и пыталась её заморозить, но тем самым делала себе хуже, ведь вместе с металлом охлаждался и воздух в камере. А уже на третий день у неё начались галлюцинации, она разговаривала сама с собой, то рыдала, то смеялась. Изабелле даже стало её жалко, но я был непреклонен.
На четвёртый день Марии совсем поплохело, она не только отказалась от еды, но и перестала пить. Вместо этого она лишь бормотала что-то нечленораздельное и не обращала внимания на открывающееся окошко камеры, через которое куклы за ней следили.
Я приказал достать её оттуда, отмыть и уложить спать под присмотром не только моих болванчиков, но и Изабеллы. По итогу Мария продрыхла больше суток, а когда проснулась, была похожа на забитого зверька, который шугался от любого шороха.
Мы её накормили, напоили и позволили расслабиться. К вечеру она более-менее пришла в себя и начала задаваться вопросом, почему же с ней никто не разговаривает. А это был мой прямой приказ, ведь психологическое насилие только началось.
Я дождался, пока Мария поверила, что всё уже закончилось и что её будут и дальше содержать в комфортных условиях… Только она заснула во второй раз, как куклы скрутили её и потащили на улицу. Во рту у Марии был кляп, дабы она не разбудила моих подданных.
Её отнесли за пределы стены и положили в деревянный гроб, который был настолько узким, что она не могла пошевелиться. Куклы безмолвно заколотили его гвоздями, опустили в яму и начали закапывать. Справились они быстро, всего за каких-то пять минут.
А потом просто ушли, оставив её задыхаться. Я не знал, чего Мария боялась больше всего, но лично для меня быть похороненным заживо — это был худший сценарий смерти. Даже страшно представить, что в тот момент она испытывала…
Но убивать я её не собирался. Поэтому уже через полчаса куклы достали Марию, которая была без сознания. Одно целебное зелье, и она очнулась. И чего стоило выражение её лица, когда вместо ангелов она увидела меня. Мария была уверена, что умерла и что всё закончилось, но вновь вернулась в Чистилище.
— Отведите её обратно в «стакан», — отмахнулся я и пошёл назад в деревню.
— Нет! Не-е-ет!!! Пожалуйста!!! — кричала Мария. — Я больше не выдержу!!!
— Ты себя недооцениваешь. Члены рода Оскольд славятся своей выдержкой. Поэтому выдержишь, солнышко, не переживай, — с нескрываемым ехидством выдал я.
— Умоляю!!! — она надрывала горло, а куклы несли её вверх по склону. — Я сделаю всё, что ты скажешь! Прошу! Пожалуйста!!! Карл!!! Я не смогу!
— В первый раз ты выдержала четыре дня, думаю, теперь осилишь и неделю, — размышлял я и шёл рядом.
— Не-е-е-е-е-е-ет!!! — Мария вырывалась, а по её щекам слёзы натурально лились ручьём. — Умоляю! Умоляю… У-мо-ля-ю….
— Тебе наверняка интересно, чего же я добиваюсь? — я посмотрел на её зарёванное лицо, на котором плясало отчаяние. — Ты должна полюбить меня. Искренни. Всем сердцем. Только тогда твои страдания закончатся.
— По… Полюбить?.. — прошептала Мария.
— Ты станешь моей ручной собачкой, хочешь ты того или нет.
— Я готова! — выпалила она. — Я сделаю всё, что ты скажешь! Я буду твоей собачкой! Приказывай, хозяин!
— Я рад это слышать, но в твоих словах нет ни капельки искренности. Ты просто хочешь прекратить свои мучения, а это не то. Полюби меня, Мария.
— Я люблю тебя!!! — вновь закричала она.
— Ложь… — констатировал я. — Для любви нужно время. Много времени. Встретимся через неделю.
— Не-е-е-е-е-ет!!! Ты ублюдок!!! — она всё-таки показала своё истинное лицо.
— Вставьте ей кляп, негоже будить горожан, — приказал я и свернул к своему дому. — Ну ничего, мы из тебя сделаем «человека». Вот твой папаня обрадуется, если каким-то чудом сможет тебя вернуть.
— Как всё прошло? — поинтересовалась Изабелла, встретившая меня в гостиной.
— Небольшой надлом проявился, но этого явно недостаточно. В следующий раз нужно будет придумать что-то поинтереснее… Думаю, устроим психологический тест и позволим ей уйти. Будет забавно понаблюдать над её раздумьями…
— А ты жесток… Вот что власть делает с людьми, однако…
— Не я это начал. Но я это закончу.
— То есть ты хочешь посмотреть, побежит она или нет?
— Ага.