Читать интересную книгу Этногенез и биосфера Земли - Лев Гумилёв

Возникновения и упадки

Теперь мы можем ответить на поставленные вопросы. Эпохи, в которые земледельческие народы создают искусственные ландшафты, относительно кратковременны. Совпадение их по времени с жестокими войнами не случайно, но, разумеется, мелиорация земель не является поводом к кровопролитию. Утверждать подобное – значило бы идти в направлении географического детерминизма дальше самого Монтескье. Однако в обоих параллельных явлениях есть черточка, которая является общей, – способность этнического коллектива производить экстраординарные усилия. На что эти усилия направлены – другое дело; цель в нашем аспекте не учитывается. Важно лишь, что когда способность к сверхнапряжению слабеет, то созданный ландшафт только поддерживается, а когда эта способность исчезает – восстанавливается этноландшафтное равновесие, т. е. биоценоз данного биохора. Это бывает всегда и везде, независимо от масштабов произведенных перемен и от характера деятельности, созидательного или хищнического. А если так, то мы натолкнулись на новое, до сих пор неучтенное явление: изменение природы – не результат постоянного воздействия на нее народов, а следствие кратковременных состояний в развитии самих народов, т. е. процессов творческих, тех же самых, которые являются стимулом этногенеза.

Проверим наш вывод на материале древней Европы. На рубеже I и II тыс. до н. э. Западную Европу захватили и населили воинственные народы, умевшие ковать железо: кельты, латины, ахейцы и др. Они создали множество мелких земледельческих общин и, обработав девственную почву, видоизменили ландшафт. Почти тысячу лет в Европе не возникало больших государств, потому что каждое племя умело постоять за себя и завоевание было делом трудным и невыгодным: племена скорее давали себя перебить, чем соглашались подчиниться. Достаточно вспомнить, что ни Спарта, ни Афины не могли добиться власти над Элладой, а латинские и самнитские войны Рима проходили более тяжело, чем все последующие завоевания. В первую половину I тыс. до н. э. парцеллярное земледелие с интенсивной обработкой участков было институтом, поддержавшим созданный культурный ландшафт. В конце I тыс. до н. э. парцеллы вытесняются латифундиями, где отношение к природе становится хищническим и одновременно возникает возможность завоеваний.

Принято думать, что Рим покорил Средиземноморье и Западную Европу потому, что он «почему-то» усилился. Но ведь тот же результат должен получиться и в том случае, если бы сила Рима осталась прежней, а народы вокруг него ослабели. Да так оно и было, а параллельно с экспансией Рима шло превращение полей в пастбища, потом в пустыни, и, наконец, к V–VI вв. восстановились естественные ландшафты: леса и заросли, кустарников. Тогда сократилась численность населения, и Римская империя пришла в упадок. Весь цикл преобразования ландшафта и этногенеза от сложения этносов до полной их нивеляции занял около 1500 лет.

Новый подъем деятельности человека и одновременно образования средневековых этносов произошел в IX–X вв. и не закончен. Возможно, что для объяснения особенностей этого периода следует ввести дополнительные коррективы в связи с небывалым развитием науки и техники, но этот вопрос следует изучить особо, ибо сейчас нас интересует правило, а не исключение из него.

А теперь вернемся к индейцам и народам Сибири, потому что мы, наконец, можем ответить на поставленный выше вопрос: почему охотники и земледельцы существуют рядом, не заимствуя друг у друга полезных навыков труда и быта? Ответ напрашивается сам: очевидно, некогда предки тех и других пережили периоды освоения ландшафта и видоизменили его по-разному, потомки же, сохраняя созданный предками статус, оберегают наследие прошлых эпох в виде традиции, которую не умеют и не хотят сломать. И даже когда нашествие англосаксов грозило индейцам физическим истреблением, они мужественно отстаивали свой образ жизни, хотя, отбросив его, имели все шансы смешаться с колонистами и не погибнуть.

Вместе с тем ацтеки, находившиеся в состоянии, которое мы охарактеризовали выше как творческое, не только пережили ужасный разгром, но и нашли в себе силы, чтобы ассимилировать часть завоевателей, и 300 лет спустя свергли испанское господство и основали республику Мексику, где индейский элемент играет первую роль. Конечно, соратники Хуареса не были копией сподвижников Монтесумы, но еще меньше походили они на солдат Кортеса. Мексиканцы – молодой народ, этногенез которого проходил на глазах историков. И этот народ, сложившийся в XVII–XVIII вв., весьма сильно изменил характер ландшафта путем разведения культурных растений и акклиматизации чуждых Америке животных – лошадей и коров.

Этносы, не поддерживающие, «культурный ландшафт», а приспосабливающиеся к природному равновесию, принято называть «дикими», что неверно. Отношение их к природе пассивное: они входят в биоценозы как верхнее, завершающее их звено. Отношение этой последней группы этносов к природе удобно принять за исходный уровень отсчета. Если такие этносы оказываются на территории, населенной другим этносом, то они приспосабливаются к тому, чтобы существовать за его счет. Для них вмещающий этнос становится компонентом кормящего ландшафта. Такая коллизия возникла в недавнее время в Бразилии, где было обнаружено индейское племя каражу, живущее охотой и собирательством. Кинокомпания снарядила туда экспедицию и хорошо заплатила индейцам за работу статистами. Кинореклама привлекала множество туристов, для которых были построены отели и бары. Вокруг расселились обслуга, полиция, врачи и т. п. В результате индейцы привыкли получать бесплатное питание и забыли навыки лесной охоты и собирательства. Они превратились в этнос-паразит, живущий за счет другого, более многочисленного и богатого этноса, который относится к ним, как к игрушке. Но ведь как только мода на них пройдет и их бросят на произвол судьбы – они вымрут, как погибают выпущенные на волю ручные животные, ибо они не могут выдержать конкуренции диких видов. Закон необратимости эволюции действует и в этнологии.

Периодизация по фазам

Теперь мы можем обобщить наши наблюдения и представить их в виде схемы отношения этноса к природным, т. е. ландшафтным, условиям. По какой-то, пока неясной, причине появившийся на арене истории новый этнос (часто со старым названием) преображает ландшафт при помощи нового способа адаптации к природным условиям. Это происходит, как правило, в инкубационный период фазы подъема и не фиксируется в исторических источниках (кроме легенд). Историческая, описанная в источниках эпоха включает при отсутствии внешнего смещения следующие фазы этногенеза: 1) явный период фазы подъема, 2) акматическую фазу, когда этнос предельно активен, а давление на ландшафт уменьшено, 3) фазу надлома, когда антропогенное давление максимально и деструктивно, 4) инерционную фазу, в которой идет накопление технических средств и идеологических ценностей; ландшафт в это время поддерживается в том состоянии, в которое он был приведен ранее; 5) фазу обскурации, во время которой нет забот ни о культуре, ни о ландшафте. После этого наступает фаза гомеостаза, когда идет взаимодействие остатков полуистребленного этноса с обедненным ландшафтом, возникшим на обломках погибшего культурного ландшафта, там, где на месте дубов выросли лопухи, среди которых играют в прятки правнуки завоевателей и дети разбойников.

В эту эпоху отношение этноса-персистента к природе становится одновременно потребительским и охранительным. Но, увы, как то, так и другое диктуется традицией, а не волевым сознательным решением. И так до тех пор, пока новый этнос вновь не преобразует ландшафт. Видимо, этногенез – не единое глобальное явление, а множество самостоятельных этногенезов в тех или иных районах.

Как и во всех комплексных природных явлениях, границы фаз в этногенезе не являются «линейными» и абсолютно точными: они в той или иной степени «размыты». Но некоторая неопределенность границ не снижает необходимости при дальнейшем изучении конкретных этногенезов характеризовать начала и концы фаз определенными историческими вехами, памятуя, однако, что даты этих вех условны и характеризуют лишь типичные переломные моменты.

Но если мы оторвемся от сопоставления этносов с ландшафтами и будем рассматривать их как исторические целостности, то мы обнаружим ту же самую картину постепенной смены фаз, только в другой системе отсчета. Это показывает, что мы на верном пути. Поэтому, забегая вперед, дадим схему фаз этногенеза, которая в дальнейшем будет очень нужна. И пусть читателя не смущает, что мы пока отвечаем на вопрос «как?», а не «почему?». Описание феномена всегда предшествует его объяснению, если последнее непредвзято, чего следует всемерно избегать.

Итак, вначале протекает инкубационный период формирования этноса, обычно не оставляющий заметных следов в истории. Это «пусковой механизм», не всегда приводящий к возникновению нового этноса, потому что возможен внезапный обрыв процесса посторонней силой. В какой-то момент на исторической арене появляется установимая (исторически) группа людей, или консорция, быстро развивающая и формирующая свое этническое лицо и самосознание («мы и не мы», или «мы и другие»). Наконец, она облекается в соответствующую времени социальную форму и выходит на широкую историческую арену, часто начиная территориальную экспансию. Оформление этносоциальной системы знаменует конец инкубационного периода фазы подъема. Сформировавшийся этнос может либо погибнуть, либо пережить, подобно, например, римскому или византийскому, относительно долгий период перипетий – историческое существование. Этот период, как и в случае с ландшафтами, включает в себя явный пассионарный подъем, акматическую фазу, фазы надлома, инерции и обскурации.