Завизжав, я камнем рухнула вниз. В саму себя. Подорвалась с кровати, рыдая и крича. В комнату ворвалась мама. Я попыталась ей всё рассказать, но в ответ услышала, что всё это выдумки и просто сон. Утром я и сама в это поверила. Видимо, мозг так защищался. Кажется, со мной потом это ещё несколько раз случалось. Но каждый раз я убеждала себя, что это мне приснилось. И забывала.
Собственно, я и сейчас не уверена, что всё это было на самом деле, а не во снах. Или что это не возникло сейчас в моей голове в ответ на его вопрос.
− Что-то такое смутно припоминаю, − бормочу растерянно. – Но в детстве. А потом… я, наверное, поддалась маминым убеждениям и перестала думать о таких глупостях. Но, если честно, я не уверена, что эти воспоминания реальны.
− Если захочеш-ш-шь, мы можем проверить потом, реальны, или нет. Меня интересует ещё кое-что. Некоторые моменты, которые мне довелось увидеть в твоей памяти и твоя довольно острая реакция на выходку Чарпатчхе натолкнула меня на мысль, что с-с-со своей матерью ты сильно не ладиш-ш-шь, − спокойно замечает Са-ард.
− Моя острая реакция была обусловлена тем, что я точно знала – моя мама тут ну никак не может оказаться, − возражаю.
− Допустим. Но я видел в твоей памяти отрывки вашей с ней с-с-соры. И твои мысли по этому поводу.
− Все иногда ссорятся со своими родителями, − качаю головой.
Змей старший выразительно хмыкает.
Вот дотошный. Зачем ему это? Но... я ведь тоже у них спрашивала о семье. И о своих матерях они мне рассказали.
− Ладно. Да, мы не особо ладим. Она… слишком авторитарная. Настоящий тиран. Мама повёрнута на своей карьере. Она твёрдо уверена, что я буквально обязана пойти по её стопам. И совершенно отказывается считать меня отдельной личностью, имеющей право на собственное мнение, собственные решения, ну и, само собой, на собственную жизнь. Я сначала, пока была ребёнком, пыталась ей угодить, потом, когда стала подростком, начла понемногу бунтовать… ну и в результате случился катарсис, после которого я высказала всё и ушла из дому окончательно. После той ссоры, которую ты возможно и видел, мы с ней больше не общались. А Чарпатчхе вчера полностью воссоздала образ, как выглядела моя мама в тот день. Вот меня и дёрнуло так сильно.
− Ты говориш-ш-шь, что уш-ш-шла из дому. Может ли такое быть, что твоя мать не будет знать о случивш-ш-шемся с тобой несчастном случае и не позаботится о твоём теле?
− Вряд ли. Ей должны были сообщить, как только меня нашли. При мне были документы и телефон… это такое средство связи. Если только меня бесчувственную не обворовал никто.
Эта мысль застигает меня внезапной волной паники. Боже. А ведь действительно. Мало ли кто нашёл моё бесчувственное тело там, посреди поля.
− Не думай об этом с-с-сейчас, − на моём подбородке смыкаются мужские пальцы. Са-ард поворачивает мою голову к себе. – Ты ничего не можеш-ш-шь изменить пока что. Поэтому сосредоточься на настоящем.
− Настоящем? – вскидываю брови.
− Да. На том что происходит здесь и сейчас. С тобой. С нами.
− Хорошо, − выдыхаю зачаровано.
Улыбнувшись уголком рта, он тянется ко мне. Наши губы соприкасаются. Настолько нежно, что моя душа замирает.
− Мы настоящие, Ж-шеня. Всё это настоящее, − сладким обещанием стелется бархат его голоса. И что бы там разум не шептал, сердце верит моему искусителю, как не верило ещё никому.
Глава 28
С утра я первым делом поинтересовалась, не случилось ли каких-нибудь изменений, и актуальны ли ещё вчерашние расчёты относительно того, сколько времени займёт полёт до планеты Чарпатчхе. Шоа-дар успокоил меня, что всё остаётся по-прежнему и, если не случится никаких непредвиденных ситуаций, уже сегодня мы доставим нашу пассажирку, куда обещали.
Успокоенная этим, я в прекрасном расположении духа отправилась заниматься своими обычными делами.
Это же прекрасно. Чарпатчхе будет дома, а мы отправимся дальше.
Пока готовила завтрак, я с головой окунулась в фантазии, как будет проходить наш полёт, когда на корабле больше не останется никаких посторонних инопланетянок, сующих свой нос, куда не просят. И даже не буду пытаться отрицать, как сильно эта фантазия мне понравилась. И завела, чего уж там.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
С любвеобильностью на-агаров, отсутствие сдерживающего фактора в виде нежелательной свидетельницы, скорее всего, обернётся для меня множеством пикантных моментов по всему кораблю. Достаточно лишь вспомнить наш с Шоа-даром первый раз. Он же меня прямо на стол уложил. А Са-ард с удовольствием присоединился.
А ещё подумалось, что мои на-агары не откажут, если я попрошу их научить меня каким-то новым полезным навыкам. Например, самообороне. Или ментальным штучкам, раз уж они утверждают, что у меня имеются какие-то способности. И может мне разрешат участвовать в пилотировании. Им же ещё предстоят новые высадки, а я могу помочь.
А ещё можно будет открыто говорить о нас, о них, обо всём. У меня ведь столько вопросов.
Очень хочется всего этого. Скорее бы уже оставить планету Чарпатчхе позади.
Ну а пока... приходится быть начеку. Поэтому остаётся лишь мечтать и строить планы.
Она появляется тогда, когда я, замечтавшись, даже пританцовывать начинаю, взбивая тесто для новой порции оладушек – вчерашние на-агарам очень понравились, к моему удивлению.
− Здравствуй, Женя, − слышу я неожиданно позади себя, отчего с перепугу едва не роняю «ложку».
Вот же, внезапная какая!
− Чарпатчхе, ты меня снова напугала, − резко обернувшись, смотрю раздражённо на нашу пассажирку. Да так и замираю, чувствуя, как у меня снова отвисает челюсть. – Это как понимать?
− Нравится? – невинно улыбнувшись, она раскидывает руки в стороны и оборачивается вокруг своей оси, демонстрируя новую внешность во всей красе. – Мне показалось, тебе вчера на свою подругу было почти так же неприятно смотреть, как и на мать.
− На их образы в твоём исполнении. И это было скорее… очень странно. Я знала, что это не они, и меня не покидало чувство неправильности. То как ты выглядишь сейчас… это ещё более странно, − задушено выдавливаю из себя, во все глаза таращась на своё собственное отражение.
Почти отражение, точнее. Поскольку Чарпатчхе изобразила меня не такой, какой я выгляжу сейчас, а такой, какой я привыкла видеть себя в зеркале после утренней пробежки – с короткими вьющимися тёмными волосами, ненакрашенную, в мешковатых синих штанах и обычной футболке.
− Почему? – делает удивлённые глаза этот инопланетный ксерокс. – Разве твой собственный облик тоже кажется тебе отталкивающим?
И вот почему меня не покидает странное чувство, что она издевается? Будто эксперименты надо мной какие-то ставит.
− Нет, мой облик не кажется мне отталкивающим. Но в том-то и дело, что он мой! – заявляю, заставляя себя отвести взгляд от своего подобия. Отворачиваюсь к столу и, вытерев брызги теста, попавшие на мою одежду, когда я дернулась от неожиданности, возвращаюсь к своему занятию.
Вот только Чарпатчхе даже не думает оставлять меня в покое.
− Для тебя это так важно? – появляется она теперь с другой стороны от стола, то есть прямо передо мной. – Чтобы твоим обликом не пользовался никто другой.
− Да, важно, − киваю.
− Но… это тело, в котором ты сейчас находишься. Оно ведь… как ты его называешь, искусственное? Значит, его кто-то создал. И придал ему твои черты. Разве это тебя не злит?
Чёрт. Неужели она и это успела в моей голове высмотреть, когда имела туда доступ? Времени даром не теряла, да?
− Злит. Но я пока что не могу ничего с этим поделать, − убедившись в правильной консистенции теста, я отставляю миску и шагаю к варочной поверхности, чтобы освободить место для жарки.
− Интересно, − моя собеседница тоже перемещается вдоль стола, с любопытством заглядывая во все ёмкости. − В моём понимании, то, что создано искусственно, вполне может быть воссоздано не единожды. Таких искусственных подобий тебя существует ещё много, да?