Читать интересную книгу Блудное художество - Далия Трускиновская

Без особого членовредительства (если не считать сбитого с ног деревенского мужика, ну так тот, растяпа, сам под копыта полез) Федька добрался до Рязанского подворья и ворвался в архаровский кабинет.

– Что там с Абросимовым? - сразу спросил обер-полицмейстер.

– Ранен, ваша милость, либо Семеном Елизаровым, либо по его приказанию!

– Что еще за Семен?

– Он, ваша милость, еще до чумы в полиции служил, потом уж не вернулся.

– Прелестно…

– Этот Елизаров к нам сюда на Пасху приходил, и еще раза два, к старым дружкам. Не иначе, это он нож срусил!

– Ну-ка, изложи все внятно.

Федька стал пряменько и отрапортовал о своей беседе с Максимкой, о визите к Елизарову и о стрельбе в Малом Конюшковском переулке.

Архаров, к его большому удивлению, был сильно недоволен - Федька спугнул ту дичь, которую он сам собирался неторопливо и хитроумно выследить. А теперь поди знай, куда подались фальшивые полицейские да что у них на уме…

– А за каким чертом туда Абросимов потащился?

– Так он тоже, поди, догадался, что ножик у Елизарова. Видать, хотел его прямо попросить: верни, мол, уначенное! И выходит, ваша милость, что Демка ножа не брал!

Архаров задумался.

Что-то во всем этом деле не совпадало…

Вдруг он увидел неувязку.

Воровство ножа из Шварцева чулана - не то преступление, за которое рубят голову или отправляют в каторгу. Коли бы Абросимов просто сказал Елизарову, что украденное следует вернуть, то не стал бы пырять бывшего сослуживца ножом. Старый полицейский поплатился за то, что видел фальшивых полицейских. Но за что похожий на Клавароша мазурик подстрелил во дворе парня и целился в бабу? И старик Елизаров, оставшицся во дворе…

– Рассказывай вдругорядь. И без предисловий.

– Подхожу я, стало быть, к калитке, ваша милость. От Абросимова отстал ровно настолько, чтоб ему в дом войти… У самой калитки меня детина чуть с ног не сшиб, а у детины кафтан в руке зажат. Вижу - наш мундир, полицейский. Я - во двор, там старик этот, злой, как бес…

– Что ж Абросимов не остался со стариком во дворе говорить, а в дом пошел?

Тут и Федька призадумался.

– Да кто ж его знает? Может, старик сказал Абросимову, что нож в доме лежит, а сам он ногами слаб, так чтоб Абросимов вошел и взял? А там его и пырнули…

– Так сразу? Сам же толковал - старик злобный и несговорчивый? И как старик успел дать знать тому мазурику, что в доме: пускай, мол, нож в дело? Или они нарочно там сидели, один во дворе, другой в доме, Абросимова ждали?

Федька вздохнул - объяснения этому диву у него не находилось.

– Ваша милость, вот привезут этого Семена Елизарова - он все и доложит!

– Ступай.

Федька, повесив буйну голову, вышел из кабинета. А ведь так все ладно получалось… и детинка этот с елизаровским мундиром…

Вдруг он хлопнул себя по лбу и, развернувшись, ворвался обратно в кабинет.

– Ваша милость! Я понял! Абросимова за то закололи, что он того мазурика в мундире видел! Что на Клавароша смахивает! Это уж поопаснее гребаного ножа!

– Так. Сейчас вниз к Вакуле отправишься. Пошел вон.

Федька выпалил именно то, о чем думал Архаров, но своим вторжением сбил его мысль со следа. Нужно было продумывать заново…

Абросимов нечаянно увидел мазурика в полицейском мундире. Могло ли это было поводом для убийства и стрельбы? Мазурик, пырнув полицейского ножом, должен был убежать без оглядки. Желательно - скрыться из Москвы. Он же пытался на прощание порешить тех людей, в чьем доме его прихватили на горячем. Выходит, эти люди слишком много о нем знали. Что можно знать о мазурике, кроме того, что он - ворюга и грабитель? И второй полицейский мундир - какого черта потребовалось бегом уносить его из дома?

Архаров поскреб в затылке, нарушая все волосяное благолепие, исполненное Никодимкой. Было совершенно невозможно увязать эту стрельбу с суетой вокруг блудного сервиза. А связь была! Была некая загадочная связь - только в руки не давалась.

Постучался Клаварош.

– Чего тебе, мусью? - сердито спросил Архаров.

Клаварошу было велено расспросить Марфу, кто принес в заклад золотую сухарницу, что сейчас обреталась в архаровском кабинете.

Даже ему, общепризнанному любовнику, удалось изловить Марфу с большим трудом. На вопрос, где изволит пропадать, она принялась перечислять кумушек. А кавалера, что принес сухарницу с красными яшмовыми ручками, живописала многословно: высок, статен, лицом бел, нос - прямой, губы полные, брови срослись, приметные такие брови, и на лбу бородавка.

– Имя не назвала?

– В тетрадь свою она записала его господином Овсянниковым, а паспорта он не показал, статочно - вранье.

– Когда обещался прийти за тем закладом?

– Через две недели.

– Не придет…

– Сие золотое художество стоит много более тех пятидесяти рублей, что дала ему Марфа под заклад. Такой полировки я до сих пор не встречал. Он должен прийти.

– А я тебе говорю - не придет. В котором часу он у Марфы побывал?

– Вечером, в поздний час.

Архаров задумался - стоит ли назначать наружное наблюдение?

Странные дела творились с золотым французским художеством, безупречно отполированным, - сервиз словно бы дразнил Архарова, показываясь то тут, то там, а заправляли его похождениями загадочные мазурики в полицейских мундирах, это вызывало особую ярость. И рождалась законная злость сыщика, которому люди и обстоятельства морочат голову: треклятый сервиз следовало изловить во что бы то ни стало!

Хотя у Архарова и других забот было превеликое множество. Близился великолепный праздник в честь заключенного год назад Кючук-Кайнарджийского мира. В трех верстах от города, на Ходынском лугу уже были почти готовы главные здания - театр, столовая, бальные залы, стояли остовы «кораблей», насыпан также песчаный холм, обозначавший полуостров Крым. Государыня затеяла изобразить географию - с Доном и Днепром, с крепостями Кинбурном, Керчью, Азовом, Таганрогом, иными словами, ей хотелось видеть картинку, иллюстрирующую знаменитые статьи Кючук-Кайнарджийского мира: «Артикул 18. Замок Кинбурн, лежащий на устье реки Днепра, с довольным округом по левому берегу Днепра и с углом, который составляет степи, лежащие между рек Буга и Днепра, остается в полное, вечное и непрекословное владение Российской империи. Артикул 19. Крепости Еникале и Керчь, лежащие в полуострове Крымском, с их пристанями и со всем в них находящимся, тож и с уездами начиная с Чёрного моря и следуя древней Керчинской границе до урочища Бутак, и от Бугака по прямой линии кверху даже до Азовского моря, остаются в полное, вечное и непрекословное владение Российской империи. Артикул 20. Город Азов с уездом его и с рубежами, показанными в инструментах, учиненных в 1700 г., то есть в 1113-м, между губернатором Толстым и агугским губернатором Гассаном Пашой, вечно Российской империи принадлежать имеет…»

И чем ближе был день торжества - тем тревожнее делалось на душе у Архарова. Да еще Шварц масла в огонь подбавил.

– При государыне покойной Елизавете Петровне было дельце - хорошо, что добром кончилось. Некий польский ксендз, чьего имени мы так и не вызнали, решил извести государыню и для того столковался с солдатом. И научил его учинить злое дело посредством порошков. И угадайте, сударь, как сыщики на след напали.

– Мало ли как? - удивился вопросу Архаров. - Проболтался кто-то по пьяному делу, как оно всегда бывает, коли с солдатами проказы затеваются.

– А вот и нет! - с неожиданным весельем возразил Шварц. - В Санкт-Петербурге чудный зверь на Васильевском острове завелся - охотясь на кур, не столь загрызал их, сколь ноги им отрывал. Лежит тулово нетронутое само по себе, ноги сами по себе, и перья вокруг раскиданы. А следов - никаких. Бабы не знали, что и думать, страх на людей напал, в Главную полицию дали знать. Нашелся умный человек - заметил, что земля вроде как порошком присыпана, собрал тот порошок. Оказался - вроде пороха. Тут уж все всполошились и довольно скоро изловили подлеца, что на соседских курах учился. Оказалось, ксендз его подучил, где государыня шествие иметь будет, подсыпать на землю для повреждения высочайшего здравия, и порошком в изобилии снабдил. А солдат сперва пробовал на курах, определял потребное количество. Так, сударь, не то было любопытно, что взрывной порошок злодеи сработали, а иное - с какой легкостью оный солдат мог его государыне под ноги подбросить. Он же, нарядясь в офицерское платье, и во дворце бывал, и в Царском Селе, и никто ему препоны не ставил. А на Ходынском лугу будут простой народ поить и угощать, тут кто угодно сможет до государыни добраться.

– Все бы тебе, черная душа, меня пугать, - буркнул Архаров. - Ты к тому клонишь, что понадобится много людей для охраны государыни?

– И проверенных людей. Таких, что не только приказы исполнять умеют, но также наблюдательны и осторожны.

– Не было печали… - Архаров тяжко вздохнул. - Ну что бы ее величеству не у нас, а в Петербурге мир праздновать?