Читать интересную книгу Путешествие Сократа - Дэн Миллмэн

— Расслабься... Дыши... Наблюдай... — повторил Серафим. — Делай, как я...

И они продолжили, в полной тишине, так медленно, что солнце незаметно стало клониться к закату.

Казалось, само время остановилось, пока они продолжали практиковать. Прошла не одна неделя до той поры, пока скорость движений Серафима заметно изменилась. Партнеры по-прежнему двигались медленно, словно в густой патоке, но по крайней мере само движение уже было явно ощутимо.

Сергей стал исправлять неточности в своих стойках, которые он раньше не замечал, и глубоко расслабляться по ходу движения. Что бы ни происходило в каждый отдельный миг, его тело реагировало естественно, не прилагая усилий. Каждый уголок его тела был теперь открыт внутреннему взгляду.

Сергей начал ощущать связь различных частей тела, даже внутренних органов, костей и суставов, с потоками энергии, что текли от земли вверх через ноги и руки, которые становились проводниками вихреподобных потоков, шедших от энергетических центров тела.

Время от времени Серафим шепотом напоминал ему:

— Двигайся как водоросль... Плыви... Поднимайся... Падай... Поворачивайся.

Но по большей части они хранили молчание, потому что в словах больше не было необходимости. Движение стало глубокой медитацией, и временами, когда энергия вливалась в сердце Сергея, оно становилось неотличимым от молитвы.

В последующие месяцы Серафим продолжал атаковать его   медленными,   текучими   движениями,   нанося   удар кулаком... коленом... локтем, левой рукой... правой... джеб... хук... кросс... удар ногой... захват под всеми возможными углами... Солнце ползло по небу. Менялись тени. И времена года сменяли одно другое.

К середине лета, после тысяч атак, на каждый удар уходило не больше минуты. Постепенно в Сергее стало формироваться и расти новое чувство потока и ритма. Сергей уже давно перестал обдумывать то, что делает. Все теперь стало формой игры с энергией. Каждая реакция, ответ на каждое движение происходили сами по себе — бездумное движение, реакция без приложения усилий. Сергей мог часами пребывать в этом состоянии, похожем на сон. И все же это был не сон. Скорее нечто противоположное — это было чистое незамутненное восприятие, в котором не было разделения на отдельные «я», не было Серафима с Сократесом, а было одно целое, нераздельное, словно ветер, перелетавший из весны в лето.

К осени на каждое движение уходило уже всего пятнадцать секунд... затем десять... пять... Но Сергей уже почти не замечал своего прогресса. Его движение вперед перестало быть материальным. Какая бы сила ни входила в него, она впитывалась, распределялась в теле, смешиваясь с его энергетикой. Принципы новой техники он постигал словно бы костным мозгом. Он стал воплощением мастерства — притом что сам «он» ни к какому мастерству уже не стремился.

Пришла зима. Атаки теперь проходили молниеносно и хлестко, как удар кнута. Каждый удар парировался или отражался без приложения сил. Сергею не приходилось ничего делать, только удерживать свое восприятие.

В момент просветления Сергей наконец постиг, как двигается Серафим — с полнотой и грацией, которая прежде так восхищала его. Но, что казалось ему еще более удивительным, теперь и он сам мог так двигаться.

Оставив всякое сопротивление в уме и в теле, Сергей стал пустым, как незаполненный резервуар жизненной силы. Он уже давно приучился доверять Серафиму, затем доверять своему телу. И только теперь он смог прийти к доверию Тому, Что Есть.

Пришла весна, а с ней еще одна смена времен года. Теперь Серафим атаковал, как молния, — быстрее даже, чем видел глаз, — но для Сергея в этом не было никакой разницы. Движение оставляло лишь едва заметный след в воздухе, такой быстрый, что год назад Сергей едва ли смог бы различить его, не то чтобы среагировать или отразить. Но скорость и время больше ничего не значили.

Движение... движение...

И вот, без предупреждения, Серафим остановился. Сергей едва не упал. Все его тело вибрировало. Он чувствовал, как энергия, сгустившаяся, словно туман, водоворотом кружит вокруг них.

— Да, здорово мы с тобой закрутили,  — сказал Серафим.

Сергей только кивнул, улыбаясь.

— Что дальше? — спросил он.

— На этом все, — ответил Серафим. — Наша совместная практика закончена.

Какое-то время Сергей слышал только, как шумит ветер в верхушках деревьев. Не уверенный в том, что правильно понял, он переспросил:

— Ты хочешь сказать, что мои тренировки закончены?

— Тренировки никогда не кончаются, — ответил Серафим. — Они только становятся сложнее, в зависимости от того, какую цель ты перед собой ставишь. Теперь ты осознал суть движения, взаимные связи, суть жизни, если угодно. Кое-что ты понял и в том, как надо вести поединок. Ты получил то, зачем прибыл сюда.

— Приглашаю тебя завтра просто пройтись. Но только никаких разговоров о кровопролитии. Давай лучше подумаем о более высоком призвании, которое может ждать тебя на этом пути.

— Серафим... ты же знаешь...

— Завтра, — прервал его старый монах. — Поговорим об этом завтра.

Когда они встретились на следующий день, Сергей заговорил первым:

— Ты же знаешь, Серафим, я дал клятву на могиле своих близких... — начал он.

— Твою клятву, Сократес, ты дал себе, а не Богу, — ответил Серафим, неторопливо ступая по узкой тропке. — В действительности, твой единственный враг — разве что ты сам. Примирись с самим собой, и тогда не будет никого, кто бы мог нанести тебе поражение. И ты тоже не будешь желать чьего-то поражения.

Какое-то время они шли в молчании, прежде чем Сергей нашелся что ответить.

— В прежние годы у меня тоже был учитель. Он сказал как-то, что верность слову — это делать то, что ты должен делать, любой ценой, — или погибнуть, пытаясь сделать это.

Сергей повернулся к Серафиму и глянул прямо ему в глаза не как наставнику в боевых искусствах, а как духовному проводнику.

— Я принял такое решение, отец Серафим, — я должен сразиться с ними.

Он вдруг заметил, какой утомленный вид у старого монаха.

— Не хочешь остаться здесь, с нами, как один из нас, хотя бы еще на несколько лет?

— А те люди тем временем будут сеять разрушение и смерть?

— Нет такого уголка на земле, Сократес, где бы люди не сеяли разрушение и смерть. Сама природа несет разрушение и смерть — ураганами и землетрясениями, голодом и болезнями. Даже в этот самый миг невинные люди умирают от насилия и от голода десятками тысяч, по всей земле. Так не возомнил ли ты о себе, Сократес? Кто наделил тебя такой мудростью, чтобы знать, кому жить, а кому умереть и какой смертью? Кто ты, чтобы знать, кому и что уготовано Богом?

Сергей не нашелся что ответить, поэтому он ответил вопросом на вопрос:

— О каком Боге ты говоришь, отец Серафим? Бог милосердия и справедливости, который в  своей бесконечной мудрости счел нужным забрать мою семью? Этому ли Богу ты молишься?

Серафим в ответ только поднял свои кустистые седые брови в недоуменном, оценивающем взгляде:

— Ах, Сократес, это хорошо, что ты больше не прячешься перед лицом того, что преследовало тебя так долго. Хотел бы я, чтобы у меня был готовый ответ на твои слова — пара  добрых  слов,  которые  смогли  бы  исцелить  твою душевную рану. Но пути Господни неисповедимы и для меня тоже. Был однажды такой мудрый человек по имени Гиллель, один из еврейских святых, который сказал: «Есть три загадки в этом мире: воздух для птиц, вода для рыб и человек для самого себя».

Я открыл для себя, что Бог — это загадка из загадок. И все же Он всегда с нами, как биение сердца, так близко, как наше следующий вдох... Окружает нас, словно воздух, словно вода... Ощутим везде и во всем. Но уму не по силам понять такое, только сердцу... Вот где ты можешь найти веру...

— Я перестал верить в Бога много лет назад.

— Даже неверующие ходят под Богом. Да и как может быть иначе? — Серафим пристально посмотрел на него. — Пребывай в этой тайне, Сократес. Доверься ей. Освободись от знания того, чему следует и чему не следует быть, и ты снова найдешь свою веру.

Сергей покачал головой.

— Все, что ты говоришь, отче, для меня было и остается истиной... Хотя я не совсем улавливаю смысл.

— Помнишь, было время, когда ты не мог меня поймать даже за край рясы? Но немного терпения — и смотри, что ты обрел теперь...

— И еще годы тренировок.

— Да. Возможно, пришло время учиться... но чему-то другому. — На мгновение монах умолк, подыскивая слова. — Твоя практика уже показала тебе, что наш ум имеет свои ограничения. Разум — это лестница в небо, спору нет, но до самого неба эта лестница немножечко не достает. Только мудрость сердца может незаблудно провести тебя по этому пути. Твой древний тезка, Сократес, напоминал афинской молодежи, что мудрость начинается со способности удивляться...