— даже Оле. Не мог заставить ее ездить со мной, начать все сначала. Говоришь себе: дело прежде всего. А потом проходят годы… Жена. Дочь. Друзья. Ученики. Опять все бросить. Уйти…
Астахов улыбнулся, и Ким, сам того, может быть, не подозревая, позавидовал Ольге. Трудно им вдвоем, невидимая стена эрратологии стоит между ними, и все же им хорошо. Ким подумал, что ему с отцом приходится труднее, хотя внешне все прекрасно. Но ни отцу, ни матери не придет в голову взвалить на сына часть своих забот. Когда родители переживают какую-нибудь неудачу, осложнение, он в стороне. Ольга — нет. Может быть, ей нелегко, но он, Ким, хотел бы… А Астахов боится. Все они, родители, одинаковы. Они думают, что так — тихо и спокойно — жить легче? Да, наверно, — внешне. А стена между ними станет расти, потому что все, что любит Ольга в отце, — увлеченность, безумие стремлений — Астахов старается теперь запрятать: для ее же блага. Стена вырастет до неба, и когда-нибудь Ольга скажет отцу, как Ким скажет своему:
— У нас все разное, папа, даже сложности…
И неожиданно Ким, будто со стороны, услышал свой голое — напряженный и тихий:
— Вы трус, Игорь Константинович…
8
Отец стоял у люка доставки и вкладывал в его разинутую пасть книгофильмы и личные вещи. Ким взглянул на приборный щиток: шифр Уфы. Отец захлопнул крышку, обернулся.
— Едем домой, — сказал он. — Рудник мы сегодня пустили, контроль теперь понадобится лет через пять.
— Мы уезжаем, — сказал Ким. — А школа?
— Вернешься в старый класс, к учителю Гарнаеву.
Помолчали.
— Ты встретишь другого Астахова, — мягко сказал отец. — Наконец, существуют стереовизоры.
— Конечно, — вздохнул Ким. Как же так, сразу? Он еще не додумал. Это очень важно для него — понять все, что связано с Астаховым, с Ольгой. Он не может так уехать. Что подумает Ольга? Укатил домой — тихо, спокойно.
— Я хотел бы остаться на несколько дней, — нерешительно заговорил Ким.
— Оставайся, — неожиданно легко согласился отец. — Оставайся до конца семестра. А я не могу — работа…
Утром, когда Ким с ребятами ждал Астахова, в класс вошла высокая женщина, педагог старшей группы. Ким понял сразу, сказал:
— Можно мне выйти?
Он побежал через корт — так было короче — и сорвал у кого-то игру. Ольга сидела на ящике с моделями непостроенных космолетов.
— Не могла сообщить? — сердито спросил Ким. — Куда вы едете? Зачем?
— Кому сообщать? Папа сказал, что ты улетел вечерним рейсом. Я сама не знаю точно, куда мы едем. Кажется, на Фиджи… И все из-за тебя.
«Вы трус, Игорь Константинович».
— Не понимаю, — сказал Ким.
— Будто? Ты наговорил вчера столько глупостей. Целый вечер папа ходил по комнате. Потом спросил: «Ты тоже считаешь, что я трус?» Представь, что твой отец спросит у тебя такое. Пока я соображала, папа пошел говорить по стереовизору. Тогда ему и сообщили, что Яворские уехали. Наверно, твой отец сдал местный номер. Папа связался с Фиджи. Там работает Годдард…
— Годдард. Направленные мутации человека, — вспомнил Ким.
— Это тебе, — Ольга протянула Киму капсулу с микрофильмом. — Я должна была отослать в Уфу, но раз ты здесь…
«Не может быть, что это только из-за меня», — подумал Ким. — Конечно, Астахов хотел вернуться к работе, хотел и не решался. Неустойчивое равновесие — достаточно было малого толчка, одной не очень умной, но злой реплики, и решение принято.
— Ты рада, что едешь? — спросил Ким.
Ольга пожала плечами:
— Будет трудно…
Ким видел: она и смеется, и плачет. Губы дрожат, а глаза улыбаются. Пусть Ольга не отвечает. Она считает, что отец прав, и это главное.
Ким вставил капсулу в проектор.
9
— Из трехсот тысяч идей машина выбрала одну и сделала ее центром новой гипотезы…
Голос Астахова будто раздвинул невидимую преграду. На скале у обрыва стоял гигант, закованный в цепи. Он пытался сбросить путы, но тяжелая цепь лежала недвижимо.
— С прикованным гигантом сравнил человека автор идеи, — сказал Астахов. — Человек покорил природу, но не научился управлять собственным телом. Можем ли мы усилием воли изменить цвет глаз? Замедлить рост ногтей? Регулировать работу сердца? Нет, потому что не хватает сил — биотоки слишком слабы, они могут передать в клетку сигнал, но заставить ее работать в ином режиме биотоки не в состоянии. Нужно усилить сигналы мозга!
Скала дрогнула, гигант распрямил плечи и, неожиданно освободившись от цепи, мощным движением бросил ее в пропасть.
— Ошибочная, наивная идея, — сказал Астахов. — Дело не в слабости биотоков. Аппарат наследственности исключительно сложен и устойчив. Наследственность — вот наши цепи. Природа поступила как инженер прошлого века: создала механизм очень надежный, но не способный к быстрым изменениям. А вот вторая ошибочная идея.
Изображение подернулось туманом, и Ким, будто на объемной модели, увидел длинную извивающуюся спираль.
— Наше тело построено из кирпичиков-молекул. Какое расточительство! Все равно, что закладывать в фундамент дома не кирпичи, а электронные осциллографы. Молекула сцеплена из атомов, атомы — из элементарных частиц. Природа искала и ошибалась, конструируя живое, и выбрала кирпичи слишком массивные и сложные.
Двойная спираль — молекула ДНК — на глазах у Кима рассыпалась, брызнули осколки, невидимая пушка разбивала их на атомы, на отдельные частицы.
— Нужно строить живое из элементарных частиц. Поручить хранение наследственной информации спрессованным в плотный комок нейтронам, протонам, электронам… Ошибочная идея. В мире элементарных частиц глава — принцип неопределенности. Наш элементарный ген окажется подвержен самым неожиданным мутациям. Попробуйте хранить что-то в сосуде, который вечно меняет форму, размеры, а то и просто расплывается лужицей не столе…
Голос Астахова на секунду исчез, из глубины проектора будто полилось пространство: черное, огромное — вся Вселенная со звездами и галактиками. Ким мчался куда-то, он не видел себя, но знал — он не в звездолете, он просто бродит среди звезд с вещмешком за плечами, в стоптанных ботинках…
— Две ошибки. Машина объединила их. И еще тысячи… Появилась идея. Построим ген из элементарных частиц и будем управлять им с помощью биотоков. Принцип неопределенности станет союзником, он будет расшатывать систему, помогать слабым сигналам мозга. Человек сможет стать камнем, или птицей, или лучом света… Местом его странствий будет Вселенная…
— Помоги, — сказала Ольга, и Ким поднял тяжелый ящик, отнес к махолету. У кабины, под ветром трепещущих крыльев, постояли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});