Теперь Кейт не смеялась и отличалась странной молчаливостью. Дочери она лишь отдавала краткие приказы, понуждая делать то или не делать этого. Но Энни казалось, что матери на самом деле все равно, чем она занимается. Единственный настоящий запрет касался сбора угля. При этом угля дома становилось все меньше и меньше, потому что дед большую часть времени сидел, ничего не делая, положив больную ногу на стул. Но когда Тим все же отправлялся работать, то домой он каждый раз возвращался в дым пьяный. Еще Энни заметила, что старик взял моду останавливаться перед Кейт и пристально смотреть ей в глаза, почесывая ногтями ширинку брюк. Его вид внушал девочке звериный ужас…
Вчера вечером Тим сказал ей:
– Пойди в лавку и купи пол-унции табачку.
Кейт и Энни вышли из дому. Мать оставила дочь стоять у черного хода, а сама сходила в лавку.
Но когда придет письмо, все опять будет в порядке. Энни в этом не сомневалась. В прошлом ведь Кейт казалась такой счастливой, а при этом ей тоже приходилось много стирать, да и дед все время был дома… Но теперь ее мама быстро уставала, а иногда, оторвавшись от стирки, подолгу стояла, безвольно прислонив свою голову к стене. Теперь Кейт почти в открытую выражала свой страх перед Тимом. Не то чтобы он ее бил, но… Девочка мотнула головой, отгоняя от себя плохие мысли. Энни ужасно хотелось, чтобы ее дед умер или просто куда-нибудь исчез.
Корзина в руках дернулась. Это Роузи напоминала подруге о своем существовании.
– Мне кажется, ты меня не слушаешь.
– Нет, слушаю.
– А вот другая! – воскликнула Роузи. – Слушай.
Следующую песенку она исполнила двумя голосами.
Одну строчку Роузи произносила, имитируя, как могла, голос отца О’Молли, а другую – писклявым дискантом:
«Отче! Прости! Кота я убила». -
«Будешь за это в геенне гореть!» -
«Но он протестантом был нечестивым». -
«Нет в том греха, дочка! Аминь!»
– Смешно? – глянув на Энни, спросила Роузи и широко улыбнулась.
При виде улыбки подруги она подумала: «Вот засада!»
Когда они вернулись в район Пятнадцати улиц, Роузи пошла по своим делам, а Энни с пустой корзиной направилась домой. Ни пенни, ни куска торта! Ей даже не отдали деньги за стирку белья. Женщины не было дома, и постиранное белье пришлось оставить на пороге.
Энни скучно было возвращаться домой одной.
Девочка поставила корзину в прачечную и неохотно поплелась в дом.
– Что? Деньги не принесла? – спросила Кейт, когда Энни сказала ей, что хозяйки не было дома.
Мать тяжело опустилась на стул и медленно забарабанила пальцами по доскам столешницы. Энни села на коврик и уставилась в огонь камина.
«Я ни о чем не стану его просить, – подумала Кейт. – Я сделаю все, что угодно, но не стану его просить…»
Она понимала, что напугана, но не имела душевных сил бороться со своим страхом.
Деньги, которые Тим приносил домой, старик имел привычку швырять на кровать Сары, но последние две недели он вообще ничего не отдавал из своих заработков.
Когда его жена спросила, в чем дело, Тим пробурчал в ответ:
– На что они тебе? Кто содержит дом?
Затем он подошел к Кейт и молча протянул ей деньги. Его глаза шарили по телу дочери.
Ошарашенная Кейт приняла деньги, посмотрела в глаза отцу, и ее накрыла новая волна ужаса перед этим человеком. Ей стало стыдно.
На прошлой неделе он ждал, что дочь подойдет и попросит у него деньги, но Кейт молчала. Тогда Тим пошел и пропил их. Старик ждал, а в доме тем временем не было ни пенни…
Поднявшись по лестнице, Кейт вошла в свою комнату, открыла выдвижной ящик комода и взяла оттуда маленькую картонную коробочку. Часы-браслет были единственным подарком Родни. Кроме них у нее оставались только его письма. Все эти месяцы постепенного сползания в нужду Кейт одну за другой заложила все свои ценные вещи, и теперь пришло время подарка любимого.
Кейт нежно прикоснулась кончиками пальцев к браслету.
«Родни! Родни! Ты ведь не умер? Ты не имеешь права умереть! Ты не должен умирать!»
Кейт резко развернулась, схватила висевшие на колышках с задней стороны двери пальто и шляпку и выскочила из своей спальни. Если она еще помедлит, то утратит решимость и не сможет сделать то, что надо сделать… Надо заботиться об Энни и маме.
Она нехотя положила коробочку в карман своего пальто и вошла в комнату Сары.
– Я еду в Шилдс, мама. Я скоро вернусь. Энни сейчас внизу. Я попрошу ее подняться к тебе.
Не сказав ни слова, Сара кивнула головой. Дар речи, казалось, покидает ее. Страх перед мерзкой тварью, которая преследует Кейт, парализовал все чувства бедной женщины и затаился в ее глазах. Он связывал ей язык и скрючивал пальцы рук.
Когда Кейт ушла, Энни поднялась по лестнице наверх и села возле окна в бабушкиной комнате. Старушка спала. Девочка глядела поверх латунной спинки кровати сквозь грязные гардинные занавески на дома на противоположной стороне улицы. Энни посмотрела вверх, в серое, унылое небо. Затем, чуть склонив голову, взглянула вниз, на грязный, испачканный угольной сажей снег в их дворике. Ничто в этом пейзаже не могло вызвать смех или хотя бы улыбку. Столь же мрачен был их дом, все его комнаты. Ни тени жизни… Ни тени жизнерадостности… Все мертво, мертвее не бывает. Почему их жизнь так круто изменилась в худшую сторону? Или не так уж круто? Бабушка и раньше болела, болела серьезно. Дед никогда не был хорошим человеком. Кейт много работала и прежде. Дома на противоположной стороне никогда не отличались живописностью. Но прежде все эти неприятности не довлели над Энни с такой силой. Теперь он мертв, и все изменилось…
Девочка расплела и вновь заплела свою косу. Доктору нравились ее волосы. Иногда он говорил, что они похожи на локоны королевы фей. Энни внимательно осмотрела свою косу. Серебро волос потемнело, приняв золотистый оттенок. Иногда девочку забавляло то, что ни у кого из ее знакомых не было таких великолепных светлых волос. Затем ее взгляд застыл на браслете, который доктор прислал ей в подарок на прошлое Рождество. Она начала вертеть его у себя на запястье, когда дверь открылась. Энни испуганно встрепенулась. В дверном проеме стояла Дорри Кларк в старомодной шляпе и расшитом бусинами плаще с капюшоном. Она, тяжело ступая на цыпочках, вошла в комнату.
– Никто не отвечал, поэтому я поднялась, – шепотом объяснила Дорри Кларк. – Как ее самочувствие?
Старуха встала возле кровати и взглянула сверху вниз на лицо Сары.
– Она спит, – ответила девочка.
– Спит, значит. Хорошо. Я тут посижу, подожду, пока она проснется.
Дорри Кларк опустилась на стул, стоящий у кровати больной. Энни стояла и пристально смотрела на пожилую женщину, терзаемая мрачными предчувствиями.