За ужином завязалась оживлённая беседа. Разошлись уже под утро, в четыре часа.
В три часа пополудни прибыли в Гагра.[70] Было восьмое октября. Нас встречал товарищ Григол Каранадзе.[71]
Поехали на двух автомобилях. В машине товарища Каранадзе оказались Титвинидзе, Церадзе, Хорава и я. В другую машину сели Капанадзе, Багашвили, Эгнаташвили и Шария. Кандид Чарквиани отправился к себе на дачу, а нас отвезли на дачу Каранадзе.
Утром следующего дня – мы ещё завтракали – подъехал Кандид Чарквиани и предложил совершить прогулку на озеро Рица.[72] Раньше мне не доводилось бывать в этих краях, и я был очарован неповторимой красотой здешних мест. Невольно сравнивал их с более привычными для меня пейзажами Дарьяльского и Боржомского ущелий.[73]
Природу Грузии, общую уникальность нашего края определяют не только самобытность народов, этнических групп – вспомним различия между кахетинцами и мегрелами, сванами и хевсурами, имеретинцами и гурийцами. (Перечисляя кахетинцев, мегрелов, сванов, хевсуров, имеретинцев и гурийцев, автор привёл далеко не полный перечень этнических групп в составе грузинской нации, объединённой под самоназванием – картвелы. Этнография Грузии богата не меньше, чем её география. Я ещё коснусь этого вопроса далее. – В.Г.) Точно так же её определяет великое разнообразие флоры, фауны, земельных угодий, ландшафта, климата. Следует отметить, что эти и другие неповторимые особенности на разных исторических этапах использовались как во благо, так и во вред Грузии. Этническим многообразием умело манипулировали враги, расчленявшие страну. Они ловко подбрасывали удельным князьям идейки самобытности, исключительности, постоянно подогревали местечковый патриотизм, чем нередко добивались поставленной цели. Теперь междоусобица канула в прошлое…
Оглядывая красоты дороги, ведущей к озеру Рица, я радовался природным богатствам родины сыновней радостью. Вспоминал другие, с детства знакомые уголки родной земли, сопоставлял их. У горного родника заприметил сухопарую фигуру седоусого всадника-абхаза. Он с улыбкой провожал нас взглядом, придерживая поводьями встревоженную гулом моторов лошадь. Точно такую же картину наблюдал я однажды в Дарьяльском ущелье. Лишь типажи были различны, как различны очертания гор.
…Но вот мы достигли озера. Открылась сказочная картина: синяя-синяя водная гладь, окружённая склонами, покрытыми изумрудно-зелёным ельником. Ещё выше – сверкающие снегом макушки гор. А над всем этим великолепием – бездонное голубое небо. Возможно, именно оно окрасило воды озера в изумительные синие тона. Весь день мы провели на озере. Вечером вернулись в Гагра.
Девятое октября, наполненное неизгладимыми впечатлениями, близилось к концу. Никто не признавался в этом, но все, как и я, были взволнованы предстоящей и теперь такой уже скорой встречей.
Наступило время отъезда в Сочи, в местечко под названием «Золотой гребешок». Были поданы три автомашины. В первой разместились К.Чарквиани, П.Капанадзе, П.Шария, во второй – Г.Каранадзе, С.Церадзе, М.Титвинидзе и я, в третьей – А.Хорава, В.Эгнаташвили, С.Багашвили. Вскоре мы подъехали к двухэтажному строению на скалистом склоне горы, окружённому цитрусовыми деревьями. Из ворот вышел военный и что-то спросил у Кандида Чарквиани. Минута – и его машина въехала в ворота.
Настала наша очередь. Военный, это был молодой капитан, подошёл к нам. «Ваша фамилия, товарищ генерал-лейтенант?» – вежливо спросил он у Григола Каранадзе. Услышав ответ, сказал: «Проезжайте».
Двигаясь вверх по серпентине, мы подъехали ко вторым воротам. Остановились. Подошли трое военных, в том числе генерал-майор. Он, как потом выяснилось, был адъютантом Сталина. Нам предложили выйти из машины и далее мы направились пешком.
Вокруг такая тишина, что слышу биение собственного сердца. Эта тишина гипнотически действует на меня. Товарищи о чём-то говорят, но я их не слышу. Асфальтовая дорога, обсаженная по обочинам лимонными, мандариновыми и апельсиновыми деревьями, показалась мне необычайно длинной. Наконец, мы оказались на крыльце большого здания. Генерал-майор открыл дверь, и мы вошли вовнутрь.
Только я повесил шапку на вешалку, как в глубине коридора увидел Сталина. В серого цвета кителе, седовласый, улыбающийся, он шёл к нам навстречу. На полпути остановился и с проницательной доброжелательностью оглядел всю нашу группу. Подойдя, поздоровался со всеми за руку и при этом к каждому обратился по имени. Меня это поразило. Допустим, он помнил имена друзей детства, пусть и не встречался с ними долгие годы, но имена остальных…? Меня, к примеру, он видел лишь пару раз мельком.
Поздоровавшись, Сталин на шаг отступил, по-удалому развернулся и со словами «добро пожаловать» жестом пригласил следовать за ним. Из коридора мы попали в первую гостиную, затем во вторую, оттуда в третью. Мне показалось, что это уже была столовая.
– Что нового на свете, Васо? – неожиданно спросил Сталин, обращаясь к В.Эгнаташвили, когда все вышли из комнаты на примыкавшую к ней веранду. – Война будет?
– Войны не будет, – лаконично ответил тот.
– Это отчего же?
– Потому что Вы так сказали несколько раз в своих выступлениях.
– Да нет. Войны не будет не потому, что я так сказал, а потому, что их солдаты воевать не хотят.
Слова были произнесены им с необидной укоризной, бесхитростно, поэтому все заулыбались, атмосфера сразу стала непосредственной, тёплой, дружеской.
Петре Капанадзе с горечью вспомнил о потере своего сына.
– Эх, дорогой Пета. У тебя война отняла сына и я в таком же положении. Не счесть, сколько ещё матерей и отцов не дождались своих сыновей. Семь миллионов стали жертвами войны, семь мил-ли-о-нов.
Сталин произнёс эти слова с расстановкой.[74]
Капанадзе попытался было подробнее расспросить о гибели старшего сына Сталина – Якова Джугашвили, однако тот движением руки остановил его и, глядя в морскую даль, о чём-то задумался.
Мы молча смотрели на него. Затянувшееся молчание нарушил Михеил Титвинидзе. С некоторым простодушием и отчасти невпопад он промолвил:
– Как ты изменился, Сосо…
Сталин повернулся к другу детства. Тот смущённо отшутился:
– Я едва узнал тебя.
– Да? Что, и в газетах не видел моих портретов?
Михеил развёл руками:
– Как сказать. Фотографии видел, конечно. Но, разрази меня гром, на них ты не такой.
– Это всё художники и фотографы виноваты. На них и должен ты жаловаться, – ответил Сталин и все опять развеселились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});