Питер посмотрел на него, прищурив глаза.
– И ты это делал?
– Нет, нет,- Шейн покачал головой.- Не я. Помнишь датчанина, о котором я вам рассказывал, после того как вы, так сказать, эскортировали меня на вашу явочную квартиру в Милане? Того самого, который напал на алаага, случайно убившего его жену?
– Помню,- сказал Питер.- Но все же не понимаю, какое это имеет отношение к тому, что ты к нам присоединился.
Шейн рассказывал тогда, на первой встрече в Милане, о казни на площади, которую его заставили наблюдать, о том, как напился в таверне и подвергся на улице нападению бродяг, но ничего не рассказал про бабочку.
Сейчас он пытался объяснить Питеру, почему алааги считали, что должны публично казнить того человека на пиках, как не собирались терпеть никакого неповиновения. И он пытался рассказать о постоянном напряжении, которое испытывает, живя рядом с ними все время и зная, насколько они бескомпромиссны в своих правилах и законах, даже когда дело касается собственных детей. Он рассказал Питеру об алааге-отце, сурово напоминающем сыну о его ответственности за смерть двух ценных зверей. И о том, как сын защищал себя, говоря, что это несчастный случай, что он просто пытался спасти женщину из-под копыт ездового животного, и как отец высмеивал все оправдания. Он снова попытался разъяснить термин «yowaragh», то помешательство, которое находило на него по временам и вызывало у него желание махать кулаками, не думая о последствиях.
– Там была…- Шейн замолчал. Слова давались ему с трудом.- Была весна,- продолжал он.- Там на ветке дерева была бабочка, только что родившаяся из куколки. Ты ведь знаешь, что алааги уничтожили всех насекомых и диких зверей в городах? Эти двое алаагов не видели бабочку; и вот… тебе это покажется бессмысленным, но мне почудилось, что если у бабочки достанет сил расправить крылышки и улететь, то мы получим жизнь - пусть даже всего лишь жизнь бабочки - за две жизни, только что отнятые у нас. Я знаю, это выглядит смешным…
Питер как-то странно смотрел на него.
– Не важно,- сказал он.-Продолжай.
– Итак, я сконцентрировался на бабочке. Не сводил с нее глаз. И она улетела. Человек умер. Тогда всем людям, которым было приказано стоять и наблюдать, разрешили уйти; и я нашел неподалеку таверну. Бармен продал мне нелегальной самогонки. Я немного захмелел, все еще находясь под впечатлением только что увиденного. Вышел из бара, и тут на меня налетели трое бродяг, чтобы ограбить. Я отбивался своим посохом - и убил двоих из них, считая себя великим воином, пока не увидел, что они оба - кожа да кости - несчастные и голодные.
Он остановился.
– Продолжай,- сказал Питер.
– На обратном пути мне снова надо было пересечь площадь. Там не было никого, кроме мертвого человека и его жены. Я должен был что-то сделать - это был «yowaragh», как говорят алааги. Единственное, что пришло мне в голову,- это выразить свой протест так, чтобы увидели люди - оставить какой-то знак, чтобы сказать, пусть даже только себе, что они могли убить мужчину и женщину, но бабочка жива. Что-то живое… вот и все, что я хотел сказать.
Он замолчал, Питер тоже молчал долгих две минуты.
– Итак,- наконец произнес он,- ты ничего не предпринимал в отношении алаагов до поездки в Милан, когда мы тебя похитили.
– Я видел Марию через одно из тех видовых окон, которые есть в их офисах. Она просто ждала… Это было повторение Аалборга. Я подумал - только бы сделать так, чтобы она осталась в живых, спасти одну жизнь. Нечто похожее на то, что было с бабочкой…
Он умолк.
– Что ж,- произнес Питер через некоторое время. Он смотрел вдаль отсутствующим взглядом, потом перевел взгляд на Шейна.- Это отвечает на мой вопрос.
Шейн глубоко вздохнул и отпил немного отвратительного вина.
– Я рад,- сказал он.
– Я тоже,- откликнулся Питер.
– А теперь,- сказал Шейн, собираясь с духом,- теперь, когда я рассказал тебе все о себе, как насчет того, чтобы ты рассказал мне о себе? Я ничего о тебе не знаю. Кто ты, чем занимаешься? Твоя очередь.
– Я солиситор,- сказал Питер, задумчиво уставившись на свой бокал с вином. Потом поднес его к губам, но, едва пригубив, быстро поставил на место.
– Адвокат?
Питер открыл рот, чтобы ответить, и закрыл опять при виде приближающейся к ним грузной официантки средних лет, на блестевший от пота лоб которой свисала прядь волос. Она подошла к их столу, чтобы принять заказ.
– Одна из разновидностей адвокатов,- сказал он, когда официантка ушла.- Ты ведь знаешь, есть барристеры, которые фактически появляются в суде, и солиситоры…
– Знаю, конечно, извини,- сказал Шейн.- Это не самое главное. Продолжай о себе.
– В общем-то, обо мне больше ничего.- Питер нахмурился, опустив глаза на скатерть, на которой чертил какие-то линии зубцами вилки.- У меня есть небольшой независимый доход, но я стараюсь приходить в офис довольно регулярно, чтобы производить на чужаков и полицию впечатление занятого человека.
– Почему ты в Сопротивлении? - прямо спросил Шейн.
– Понимаешь, выбор-то невелик,- ответил Питер.- Не могу сказать, что я и мое ближайшее окружение пострадали непосредственно от чужаков. Хотя в результате их оккупации умерли мои отец и мать. Видишь ли, они были старыми людьми. Я - их единственный ребенок, и притом поздний. У них начались всякие неполадки со здоровьем; и то, как они жили после прихода чужаков, очень тяжело сказалось на отце. Он умер примерно через год после начала оккупации, а мать - через полгода после него. Но не могу сказать, чтобы я жаждал мести и все такое.
– Да? - Шейн взглянул на него. Питер все еще не спускал глаз с фигур, которые чертил на скатерти.- Что же в таком случае сделало из тебя борца против алаагов?
Питер поднял глаза и прямо посмотрел на Шейна.
– Полагаю, можно назвать это своего рода долгом,- отвечал он.- Как я уже говорил, это моя земля. По сути дела, это моя планета. Если приходит вор и разбивает в твоем доме бивак, ты ведь что-то предпринимаешь, верно? Не сидишь сложа руки, позволяя ему пользоваться твоим серебром и опустошать холодильник. Ты сделаешь все, что требуется, чтобы отделаться от него.
– Даже принимая во внимание то, что алааги сделают с тобой, когда схватят?
– Если не возражаешь, скорее «если», чем «когда»,- заметил Питер.- Разумеется. Сделаешь то, что необходимо. Иначе жизнь потеряет смысл.
Шейн посмотрел на линии, начертанные на скатерти, не находя, что ответить. Питер, заметив, что тот не отрывает глаз от зубцов вилки, положил ее на место.
– Думаю, у каждого есть свои соображения,- произнес он с неожиданной мягкостью.
Шейн покачал головой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});