— Красное чели!.. Красное чели!..
Дальше и дальше… Несколько шагов остается до тех троих, которые стоят и о чем-то непринужденно беседуют. Вот отец обернулся в ее сторону и умолк, пораженный… Вот Чарли Бертон прервал смех и удивленно посмотрел на нее… А вот и любимый поднял глаза, улыбнулся и взял гирлянду цветов из рук Энни. Милый, он даже не догадывается, что это означает!
Сердце у Майи едва-едва не выскакивало из груди. Но она ничем не выдала своего волнения, не ускорила шага и, подойдя к Андрею, надела ему на голову гирлянду.
— Я тебя люблю, милый! Будь мне мужем!
Андрей вздрогнул, побледнел. Он мял свой венок в руках, не зная, куда его деть, а Майя стояла перед ним, молила взглядом, безмолвно шевелила губами, желая подсказать нужные слова. И он понял:
— Я тебя люблю, милая! Будь моей женой!
На плечи Майи мягко легли благоухающие цветы. Ее губы встретились с губами любимого. И в этот миг девушка поняла: нет, это не фиктивный брак, а то, что действительно соединяет двух людей навсегда! Никогда не оставит она любимого, никому его не отдаст, будет защищать, как защищает тигрица своих детей! Их соединил светлый и радостный "брак гандгарвов".
Но где же, где та неслышимая посторонним музыка счастья? Пусть не существует никаких богов, но должна ведь хоть в памяти прозвучать нежная и волнующая мелодия?
Майя напрягала свой слух… Однако тихо-тихо было вокруг.
Но вот где-то, — далекий, может быть, действительно даже не слышный другим, — прозвучал выстрел, а вслед за тем крик боли.
Может, показалось. Может, послышалось. Только Майя вздрогнула и еще крепче прижалась к любимому.
Глава XXШ
ЧАС РАСПЛАТЫ
Как оглушенный громом стоял Чарли Бертон у входа в "пуджа бари". Перед глазами плыли радужные круги, руки невольно сжимались в кулаки, а в груди то замирало, то бешено билось сердце.
Он мог ожидать чего угодно, но только не этого. Ну, увлеклась Майя Лаптевым; ну, влюбилась в него. Русский был, да и уехал, а Чарли останется. Рано или поздно Майя стала бы его женой.
И вот теперь все пошло прахом. Рушилось все, ради чего Чарли рисковал своей жизнью: Сатнапал бездумно раздал кристаллы, а вместе с ними и тайну препарата; его дочь вышла замуж за другого. Что же осталось самому Бертону? Жалкая роль подручного Сатиапала? Объедки чужой славы?.. Это был полный крах надежд и мечтаний. Не будь Хинчинбрука, Бертон убил бы в эту минуту Андрея Лаптева и поставил точку в конце собственной биографии.
Мысль о том, что рыжая бестия будет жить и дышать, злорадствовать и пакостить, показалась Бертону невыносимой. Нет, первым должен погибнуть Майкл Хинчинбрук, и этого уже не долго ждать!
Чарли посмотрел на часы — четверть восьмого. Ровно в девять надо встретить Майкла за пределами имения и провести сюда, через заранее приготовленную лазейку. Праздник будет в разгаре, никто ничего не заметит.
Уже улеглось во дворце возбуждение, вызванное неожиданным событием. И у рани Марии уже высохли слезы на глазах, Сатиапал меньше хмурился. А Лаптев и Майя то улыбались беспричинно, то умолкали, глядя друг на друга.
Никто не обращал на Бертона внимания. Возможно, в другое время Чарли с интересом поглядел бы на танцоров в причудливых масках, прислушался бы к экзотическим мелодиям старинных песен, посмеялся над забавным кривляньем царя обезьян Ханумана — персонажа древнеиндийской эпической поэмы "Рамаяна". А сейчас в нем кипела злоба против всего и всех, он поглядывал на часы, проклиная их медленный ход.
В аллее погас свет. Начиналось представление любимого в Бенгалии театра теней. В нем играют настоящие актеры, но зритель видит на белом экране только их силуэты.
Удобная минута!.. Чарли отодвинулся в сторону, в тень, потом дальше, в кусты, и уже оттуда стал пробираться ко дворцу. Он шел легким острожным шагом, часто оглядывался, и все же не замечал, что следом за ним, с такой же осторожностью, движется еще кто-то.
В кустах у крыльца Бертон остановился. Встреча с Хинчинбруком — не свидание с любимой. Надо приготовиться ко всему, может быть, даже к наихудшему.
Чарли проверил пистолет и запасную обойму, вынул из-за пазухи туго скрученный сверток — рукопись профессора Сатиапала — и после короткого раздумья положил его на землю, прикрыв листьями. Теперь можно вступать в единоборство с Хинчинбруком.
Бертон прислушался: как будто где-то звонит звонок… Да, да! В гостиной трезвонит телефон. Видимо, телефонист уже отчаялся вызвать абонента, так как сигналит по-всякому — и коротко, и длинно, и непрерывно на протяжении минут.
— Черт возьми! — шепотом выругался Бертон. Надо уходить прочь отсюда — вдруг кто-нибудь услышит звонок и примчится.
Действительно: прошлепали чьи-то босые ноги, а вслед за тем из гостиной послышался голос служанки:
— Что?.. Кого?.. Русского сагиба?.. Сейчас!
Бертон насторожился: что-то произошло. Что именно? К телефону прибежал Лаптев. По его ответам нельзя было догадаться, о чем идет речь, но свои "да… да" и "хорошо" он произносил все серьезнее и тревожнее. Окончив разговор, русский вышел на веранду и остановился, потирая рукой лоб.
— Что случилось, мой дорогой? — к нему подошла и нежно прижалась Майя.
— Несчастье, Майя… в Навабгандже вспыхнула эпизоотия неизвестной болезни. Дохнут животные. Нам надо немедленно ехать; собирайся, дорогая.
— Но ведь это животные, Андрей… Не люди… И ты не зоотехник и не ветеринар.
— Ах, Майя, ты даже не представляешь, что будет! Дохнет скот, который… кормили "пищей богов"!
Ахнула и умолкла Майя. Наступила тишина. "Хинчинбрук! Снова Хинчинбрук!" — чуть не крикнул Бертон. Он злорадствовал, что замыслы Сатиапала потерпели крушение, — можно ли желать большего! — и одновременно чувствовал еще более острую ненависть к своему бывшему шефу.
— Не говори ничего отцу. Его появление в Навабгандже сейчас нежелательно.
— Хорошо, дорогой. Ты скажешь ему сам, что надо. Я пойду собирать вещи. Мы сюда больше не вернемся?
— Нет.
Поцелуй. Страстный стон, — от которого у Бертона искривилось злобой лицо, — и шаги: мужские в направлении "пуджа бари", а женские — во дворец.
Чарли провожал взглядом стройный силуэт и сам чуть не стонал от отчаяния и злости.
Вот она проходит по комнатам, — одно за другим вспыхивают окна, это Майя включает свет. Сейчас засияет стеклянная дверь зала с балконом, потом соседняя с ней, левее еще несколько комнат, и Майя войдет в свою спальню, начнет торопливо швырять в чемоданы все, что попадется под руку, — ей сейчас ничего не надо, ничего не жаль. Х-ха, ее будет греть любовь!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});