самым получили пусть недолгую, но передышку, завершавшую первый этап противостояния, вот эмоции и проявились…
А ведь стоит-таки отметить, что с первоначальной задачей триста рязанских спартанцев, на мой взгляд, справились стопроцентно! До крепости, основанной, к слову, берендеями, переселенными на север Руси еще при Андрее Боголюбском, орда добиралась девять (!) дней. А ведь при нормальном движении конными по руслу Прони ордынцы достигли бы крепости примерно за пять суток! Выходит, время их нахождения в пути мы практически удвоили, заставив поганых платить кровью за каждые десять верст, пройденных по русской земле! Впрочем, и наши вои щедро полили ее собственной кровушкой…
События последних дней пронеслись перед глазами цветастым калейдоскопом. Спешное отступление от третьей по счету преграды, в которую временно уперся передовой отряд татар, соединение с ельчанами – и новое разделение у ближайшего же поселения. Название его я не запомнил. Это был небольшой погост, покинутый жителями, где мы оставили очередную партию раненых да пополнили запас стрел и железных рогулек. К слову, запас был невелик, вот мы и решили с ельчанами разделиться. Последние остались у очередной преграды, перекрывшей реку чуть впереди погоста, а мы последовали на лыжах по лесной дороге назад, навстречу неумолимо наступающей орде.
Поредевшую сотни на три татарскую «кампф группу» мы пропустили вперед, затаившись в лесу, примыкающем практически вплотную к реке, после чего раскидали на льду «чеснок», постаравшись углубить несколько десятков рогулек в и так уже размятый сотнями копыт снег, прикрывший лед. Когда лошади следующих в голове тумена всадников напоролись на «чеснок», отчаянно заржав от боли, брыкаясь и изредка сбрасывая наездников, мы их срезнями и обстреляли с бережка! Выпустили сотни две стрел – считай, весь запас, переданный нам селянами, а после спешно отступили на лыжах в чащу, не дожидаясь ответа поганых…
Ельчане же, затаившись в засаде на высоком берегу у очередной линии рогаток, дождались передового отряда половцев и мокши. Те вновь отправили вперед пеший дозор, и ратники Твердислава Михайловича хладнокровно подпустили его к себе, а после изрубили несчастных.
Затем ратники в два залпа выпустили в сгрудившихся на реке всадников сотню арбалетных болтов с недостижимой для ворога дистанции в полтораста метров. Когда же татары попытались подобраться ближе к берегу, чтобы поквитаться, дружинники отступили, избегая потерь в ненужной для нас перестрелке…
Собственно, после первых трех схваток, сокративших дружину на семь десятков воев (потери ордынцев, по нашим прикидкам, исчисляются в не менее чем шесть сотен!), мы приняли совместное решение перейти к тактике частых и внезапных, беспокоящих ударов, после которых следует незамедлительное отступление.
Этому сопутствовали три фактора: несмотря на удачно проведенные бои и гораздо меньшие по сравнению с врагом потери, наши было просто некем восполнить, и для дружины они были гораздо более чувствительными, чем для следующего в голове ордынцев тумена. Это во-первых.
Во-вторых, банально подошел к концу запас стрел, заготовленных заранее, даже с учетом боезапаса выбывших воев и трофеев, собранных после первой схватки с мокшей. Того, что нам заготавливали местные жители, хватало как раз на два-три, максимум четыре быстрых залпа, после чего в колчанах оставался лишь неприкосновенный запас из десятка бронебойных.
С болтами для самострелов ситуация была несколько иной, их запас тратился значительно медленнее, но и восполнить его по пути было в принципе негде. А потому тактика ельчан была неизменной: дождаться появления «камфгруппы» у очередной линии рогаток да выпустить во врага строго два залпа с безопасного для себя расстояния. И – ходу.
Ну и, наконец, в-третьих, – это лесостепная местность, удобная для организации засад на реке и скрывающая наши передвижения на лыжах, чем мы регулярно и пользовались, пропуская вперед вражеские дозоры и ударные отряды, а после атакуя передовой тумен на марше.
Кроме того, на пути врага за спиной ушедшей по реке «камфгруппы» мы рассыпали небольшое количество рогулек, что не добавляло врагу комфорта на марше, а за линиями рогаток и перед ними мы повадились регулярно топить лед. Фланги заграждений на наиболее удобных для прохода всадников участках прикрывали теперь не волчьими ямами (так как уже не успевали их выкопать) и не «чесноком» (его запас также обновлялся совершенно незначительными поступлениями).
Кречет предложил гораздо более удобный вариант (вроде бы с подачи Ждана): ельчане копали множество небольших узких ямок глубиной не более полуметра, заливали туда немного воды, чтобы края их заледенели, а после присыпали сверху мягким пушистым снегом. В итоге противник поначалу такие ямки всерьез не воспринимал и не замечал, пока несколько лошадей не сломали в них ноги. Правда, вскоре поганые научились гораздо более внимательно смотреть под копыта своих скакунов, щупами проверять снег над возможными полыньями, но и это ведь также замедляло их продвижение!
А в ответ на частые удары из лесных засад поганые принялись прочесывать раскинувшиеся по берегам рек дубравы. Правда, пешие дозоры из мокши шли без лыж, и разведка у них выходила слабой: ворогу просто не удавалось углубиться в чащу и своевременно обнаружить нас.
Но все же в первые четыре раза мы отступали, стараясь не связываться с врагом, хотя число разведчиков-мокшан никогда не было особо велико, учитывая, сколько лесных массивов встречалось головному тумену на марше! Десятков пять, не больше, считай, на каждые две-три версты пути, после чего мокшане покидали лес и, выйдя на лед, уже конными догоняли своих.
Приняв к сведению этот факт, я предложил план, как заставить ордынцев двигаться еще медленнее. По такому делу мы даже вновь объединились с сотней елецких дружинников…
– Поторапливайтесь вои, поторапливайтесь! Надо успеть обойти их на лыжах, чтобы никто к своим не ушел и не смог предупредить…
Я подгоняю небольшую мобильную группу лыжников из двадцати ратников, обходящую мокшу на лыжах по широкой дуге на правом крыле их отряда (чтобы не заметили, потому и столь малое число ратников). А у самого меж тем мышцы аж трясутся от напряжения, пот заливает глаза! Ну еще бы, приходится пробиваться через наносы девственного, глубокого снега, на некоторых участках глубиной по колено! Тут широкие лыжи хоть и дают небольшое преимущество над пешими погаными, кто вынужден грести по сугробам исключительно ножками (так им, поганым, и надо!), но ведущий отряда, пробивающий лыжню в снегу, вынужден регулярно меняться с соратниками, достаточно быстро выбиваясь из сил. Сейчас эта почетная роль перешла мне по эстафете: минут пять назад следующий впереди воин сошел с лыжни и замер, ожидая прохода всей группы. И хотя я стараюсь держаться на морально-волевых (Егор – молодец, парень весьма тренированный!), да только на самом деле уже практически выдохся! А между тем нам нужно очень поспешить, чтобы осуществить задуманное…
– Вон они, меж деревьев!
Голос подал Ждан, напросившийся