Читать интересную книгу 100 Великих Книг - Юрий Абрамов

62. ШИЛЛЕР

«КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ»

Шиллер — один из самых плодотворных создателей возвышенных идеалов — политических, нравственных, эстетических. За философскую одухотворенность его особенно любили в России. Белинский сравнивал драмы Шиллера с огненной лавой клокочущего вулкана. Достоевский воспитывался на Шиллере, который, по словам русского писателя, «оставил клеймо» в самой русской душе. У Пушкина Шиллера читает в ночь перед роковой дуэлью Владимир Ленский. Одним из последних авторов, которого читали незадолго перед смертью парализованному Ленину, тоже был Шиллер.

Творчество великого немецкого поэта и мыслителя многоцветно, как радуга: лирика, баллады, трагедии, трактаты по философии искусства. Два века не сходят со сцен всех театров мира такие шедевры, как «Разбойники», «Дон Карлос», «Орлеанская дева», «Мария Стюарты, «Вильгельм Телль», отдельные части трилогии «Валленштейн». Но самую громкую славу в истории мировой драматургии приобрела «мещанская трагедия», как озаглавил ее сам автор, под интригующим названием «Коварство и любовь». Она вместила в себя квинтэссенцию гуманистических идей эпохи Просвещения. Еще ее называют первой немецкой тенденциозно-политической драмой, литературным манифестом грядущих буржуазных революций.

На непреодолимых сословных противоречиях и строится вся коллизия мещанской трагедии. Фердинанд и Луиза горячо и беззаветно полюбили друг друга. Но сословные предрассудки тяготеют над их любовью, как злой рок. Фердинанд — дворянин, сын высокого сановника, второго по значению человека в государстве-герцогстве тогдашней лоскутной Германии. Шестнадцатилетняя Луиза — дочь всего лишь простого музыканта. В XVIII веке этого было вполне достаточно, чтобы привести к трагедии. Когда влюбленные попытались стать выше сословных ограничений, то немедленно натолкнулись на деспотичный беспредел и самые низменные моральные принципы, которыми руководствовались представители феодально-бюрократической элиты, пользуясь своим безграничным правом по собственному усмотрению и произволу вершить судьбы людей.

Ситуация осложняется еще и конфликтом поколений. Отец Фердинанда не просто чинит сыну всевозможные препятствия, заставляя его жениться на любовнице герцога, но еще и всячески унижает семью Луизы, а ее саму низводит в глазах окружающих до уровня уличной потаскушки. Юноша защищает свою любимую со шпагой в руке, а затем пускает в ход самый верный козырь: он угрожает разоблачить отца и передать его в руки правосудия, так как знает, что двадцать лет назад г-н Президент фон Вальтер физически уничтожил своего предшественника, чтобы занять его место. Тогда силы зла, облаченные в расшитые золотом дворянские камзолы, используют обходной маневр и пытаются разлучить влюбленных с помощью изощренной интриги: оклеветать Луизу в глазах Фердинанда при помощи обманного письма, угрозами вытребованного у девушки. Юноша поддается на провокацию и в порыве безумной ревности подсыпает возлюбленной в стакан с лимонадом мышьяк. Правда открывается быстро, но поздно: Луиза умирает, а Фердинанд в полном отчаянии допивает яд и тоже гибнет.

Таков в целом бесхитростный, хотя и несколько запутанный, сюжет, за которым скрыта серьезная политическая и нравственная подоплека. Острие шиллеровской трагедии, как, впрочем, всех его драм, направлено против тирании и деспотизма, в какие бы одежды они ни рядились. Великий немецкий мыслитель-гуманист не боится обличать и разоблачать кровавую сущность полицейско-бюрократического режима, который в момент написания пьесы носил отнюдь не абстрактный характер. Это с гонителя и хулителя поэта герцога Вюртембергского Карла-Евгения, торговавшего по всему миру «пушечным мясом» — собственными поданными, списана знаменитая сцена расстрела молодых рекрутов (так, что аж мозг брызнул на мостовую), за которых получил шкатулку с бриллиантами для своей любовницы герцог из трагедии Шиллера.

Безусловно, «Коварство и любовь» написана по всем законам и канонам театрального жанра. Герои нередко изъясняются на языке самых возвышенных и вдохновенных трактатов.

Луиза:

— Эту частицу времени, крохотную, будто капля росы… да ее с жадностью поглотит самая мечта о Фердинанде.

— Но помните, что, как скоро вы и он под венцом сомкнете уста в поцелуе, мгновенно вырастет перед вами призрак самоубийцы.

— Всей бесконечности и моему сердцу не вместить одной-единственной мысли о нем. Фердинанд:

— Пусть между нами вырастут целые горы — для меня это лишь ступени, по которым я взлечу к моей Луизе. Бури, насылаемые на нас враждебным роком, еще сильнее раздуют пламень чувств моих, опасности придадут моей Луизе еще большую прелесть… Отринь же страх, моя любимая!

— Отец! Вы злобный пасквиль на Божество, ибо оно из превосходного палача сотворило плохого министра.

— Застигнутая врасплох совесть, благодарю тебя! Ты сделала чудовищное признание, зато скорое и правдивое, — мне незачем прибегать к пытке.

Язык Шиллера не спутаешь ни с чем. У него многие научились думать и говорить по-другому. В заключительной сцене, когда Луиза уже мертва, а умирающий Фердинанд произносит свой последний монолог, накал страстей достигает своего апогея. И Шиллеру удается добиться этого образными средствами одного лишь языка:

Фердинанд.

Только два слова, отец! Они недешево будут мне стоить… У меня воровски похищена жизнь, похищена вами. Сейчас я трепещу так, как если бы я стоял перед лицом божьим, — ведь я же никогда не был злодеем. Какой бы удел ни достался мне в жизни вечной — вам достанется иной. Но я совершил убийство (угрожающе повысив голос), убийство, и ты не можешь от меня требовать, чтобы я один шел с этой ношей к всеправедному судии. Большую и самую страшную ее половину я торжественно возлагаю на тебя. Донесешь ты свою ношу или нет — это уж дело твое.

(Подводит его к [мертвой] Луизе)

Смотри, изверг! Насладись чудовищным плодом своего хитроумия! На этом искаженном мукою лице написано твое имя, и ангелы мщения его прочтут… Пусть ее тень отдернет полог в тот миг, когда ты вкушаешь сон на своем ложе, и протянет тебе свою руку, холодную, как лед! Пусть ее тень возникнет перед очами твоей души, когда ты будешь умирать, и оборвет последнюю твою молитву! Пусть ее тень станет у твоей могилы в час воскресения мертвых — и перед самим Богом, когда ты явишься на его суд!

(Лишается чувств.)

Для Президента фон Вальтера расплата наступила гораздо раньше. Потрясенный самоубийством сына, он раскаивается в содеянном и сдается стражникам.

В полном соответствии с названием в трагедии — два центра притяжения, два несовместимых полюса — Коварство и Любовь. Коварство оказывается более изощренным и, казалось, восторжествовало над Любовью. Но Любовь все-таки побеждает. Она побеждает через Правду! Хотя и ценой смерти. Но во имя той любви, которая никогда не умрет. В тех, кто читает Шиллера!

63. ГЁТЕ

«ФАУСТ»

Если бы была поставлена задача: назвать 10 или даже 5 самых великих книг всех времен и народов, — то в их числе обязательно оказался бы гетевский «Фауст», объединивший в себе высокую поэзию, классическое совершенство и глубочайшую философскую мысль. Фауст — реальное историческое лицо: бунтарь, врач, алхимик и чернокнижник, живший в XVI веке в Германии. Уже при жизни его сопровождала молва: запродал, дескать, душу дьяволу. Именно по этой причине он и стал персонажем фольклорных народных книг и кукольных фарсов. Но не только их. Фауст — герой драмы англичанина и современника Шекспира Кристофера Марло, одноименного романа немца Клингера — основоположника предромантического течения «Буря и натиск» (ему принадлежит пьеса с таким названием), а также ряда других литературных произведений.

Но только шедевр Гете обрел величие навсегда. «Фауст» — вершина гуманистической мысли, великая драматическая эпопея о Человеке, возвышенности и низменности его страстей, беспрестанных блужданиях в поисках истины и смысла жизни, взлетах и падениях, обретении Свободы и Любви.

При жизни Гете самой знаменитой его книгой считались «Страдания юного Вертера». Вся Европа на протяжении нескольких десятилетий рыдала над этим романом. Странная мода на самоубийства из-за неразделенной любви превратилась чуть ли не в эпидемию: сотни молодых людей последовали дурному примеру Вертера и малодушно покончили с собой. Наполеон Бонапарт в юности бредил «Вертером», читал его много раз и даже брал его с собой в бесславный египетский поход. Став императором, в зените своей славы, он, у ног которого лежала вся Европа, встретился в Эрфурте с тогда уже шестидесятилетним властителем своих юношеских дум и выразил ему искреннее и неподдельное восхищение. Современного читателя столь знаменитый и популярный в прошлом роман за живое больше не задевает, оставляя, как правило, совершенно равнодушным: «страдания» выглядят малоубедительными, слезливо-сентиментальными и уж никак не оправдывающими самоубийство. Иное дело «Фауст» — котел страстей невероятного накала и величайшего напряжения ума, кладезь неисчерпаемой мудрости, книга на века и тысячелетия.