осчастливить — вперед и с песней.
Вот и словил ответочку.
А я никак отвлечься не мог!
Работа, стерва, видно ощутив внезапно возникшую конкуренцию, властно припахала в свои объятия.
В итоге я провозился полдня, а потом еще и поймал нехилый приход, увидев свою русалочку не там, где она должна быть, то есть, у меня в квартире, а обжимающейся в лифте с посторонним сосунком.
А Тимурка, пес, даже не рассказал мне историю своего феерического проеба. Клялся потом, когда мы объезжали округу в поисках русалочки, что не успел, что малышка все равно никуда не делась, работать пошла, трудоголик маленький, и, типа, у него все под контролем.
По роже не словил только потому, что вовремя пригнулся. Ну и я на серф округи отвлекался, не до брата-мудака было.
Я с ним, естественно, про это позже поговорю, когда немного в себя приду.
Что-то многовато в последнее время у него таких нестыковок. Расслабился парнишка. Ничего, напрягу по самое не балуйся.
С Викой он сработал оперативно, конечно, мне даже не пришлось вмешиваться.
Просто развернул ее и на глазах у всего холла жестко приказал сдать пропуск и в течение часа передать дела заместителю.
И парнишку к ней толкового приставил, чтоб она именно своим делом занялась, а не моталась по всему офису и не портила воздух.
Вика, конечно, пыталась его обогнуть и добраться до меня, но мне к тому времени было на нее глубоко похер, у меня перед внутренним взором только огромные глаза русалочки стояли.
И инстинкт охотника бушевал.
Сбежала, хитрая такая, под шумок.
И взглядом меня наградила очень даже говорящим. Пугливо-тоскливым.
Этот вопрос тоже надо было прояснять. Хорошо, что удалось это сделать быстро. Вика, сучка… Маловато я как-то ей внимания уделил при расставании. Ничего, поправлю.
Вот более серьезные вопросы решу — и разберусь со всем второстепенным.
Получается, мое решение привезти русалочку сюда было самым правильным.
Подальше ото всех.
Вот только я свою выдержку переоценил.
Думал, что смогу удержаться, смогу просто поговорить.
Но русалка неожиданно подала голос.
И это толкнуло за грань.
Когда невозможно молчать. Часть 2
Мне было тринадцать, когда это случилось.
Кажется, ничего особенного, обычный день…
Я гуляла с сестрой во дворе и в один момент увидела, как к ней подбегает здоровенная незнакомая собака. Меня поразило, что у псины была вся морда в какой-то пене, да и вообще странное поведение. Ее мотало из стороны в сторону, глаз за колтунами на косматой башке не было видно.
А мы как раз накануне в школе на ОБЖ проходили признаки бешенства у животных.
Я смотрела, как к сестре, мирно играющей в песочнице, несется псина, роняя с языка тягучие белые слюни, и понимала, что ничего не успеваю. Слишком далеко нахожусь. Не добегу! Сейчас сестренка поднимет голову, увидит собаку и закричит…
Сердце зашлось диким стуком… И я поняла, что кричу. Громко, очень громко, как никогда в жизни не кричала!
Кричу и машу руками!
Сестренка подняла голову от песка, повернулась на мой крик и удивленно скривила губки, готовясь заплакать.
Собака, уже заметившая меня и потрусившая в нужном направлении, опять посмотрела на маленькую девочку в песочнице.
Тогда я закричала еще громче. И побежала в сторону собаки.
Больше я ничего не помню. Бросок собаки, боль от укуса и мои попытки отвести от себя оскаленную дикую морду истерлись из памяти.
Пришла в себя в больнице. Голос был сорван, но в тот момент никто на это не обращал внимания. Проводилось полноценное лечение от бешенства, на кону стояла моя жизнь, а потому на все остальное просто не было времени.
А затем, когда я пришла в себя и попробовала говорить… Не получилось выдавить ни звука.
Опять были обследования, лечение, теперь уже психотерапевтическое, потому что с речевым аппаратом у меня все было нормально.
Я все слышала, все понимала. А вот говорить не могла.
Еще год я ходила к различным врачам, со своим диагнозом «психогенный мутизм». Большинство специалистов утверждало, что со временем способность разговаривать ко мне должна вернуться.
Но вот когда… Обычно сроки ставили от нескольких месяцев до года, а затем случай считался уже вне лечения.
Вот так я и оказалась вне лечения.
У бабушки в деревне как раз поселилась тетя Маня, которую все считали ведьмой, и мама начала меня туда возить все чаще, а затем вовсе оставила на два года, переведя в деревенскую школу.
Тетя Маня ничего не обещала, но регулярно поила меня какими-то травками. От них не было особенного толка, но мама успокоилась, решив, что сделала все, что могла. К тому же, сестра подрастала, требовала все больше внимания… И не была немой дурочкой.
Потому со мной перестали возиться, пустив ситуацию на самотек. Я доучивалась в городе, каждое лето неизменно приезжая в деревню.
Мне было там легче и спокойней, чем дома.
Почему-то я все время чувствовала себя виноватой перед мамой, что не могу никак заговорить и создала столько проблем. Мама не попрекала, но… Это как-то чувствовалось. Тяготило. И я всех тяготила дома. Маму, отчима, а затем и сестру.
А бабушке было все равно, говорю я или нет, она меня всякой любила.
Вот так и получилось, что с тринадцати лет голос я свой не слышала.
И потому то, что сейчас получается застонать, для меня — потрясение!
Даже большее, чем то, что делает со мной Большой Босс.
Я настолько в шоке от происходящего, что даже не сопротивляюсь, хотя вот только недавно бурно, насколько это возможно в моем случае, конечно, протестовала против… интима.
А то, что сейчас будет интим — очевидно.
Не зря же с меня брюки слетели с такой скоростью, что даже отследить их путь не успела.