Читать интересную книгу Борисов Александр Анатольевич - Александр Борисов

   - Почему ты меня все время Морданом зовешь, по поводу, и без повода? Я его, главное дело, по имени, а он меня погремухой?!

   - Боюсь уронить твой имидж, в присутствии подчиненных. А как вас прикажите величать?

   - Ну, имя у меня есть, Александр, - замялся Мордан.

   - А отчество?

   - Отчество как у Пушкина.

   - Стало быть, Александр Сергеевич?

   - Ну!

   Да, действительно, отчество у него, как у Натальи, неожиданно вспомнил я. Все нормально, брат и сестра. А ведь совсем не похожи!

   - Знаешь, Сашка, - сказал я, и хлопнул его по плечу, - погоняло твое, звучит оборотисто! Есть в этом слове сумасшедшая энергетика. Прислушайся сам: "Мор-рдан!" Все равно что "брусника, протертая в сахаре". А если серьезно? Когда-нибудь я скажу: "Есть у меня, хоть и хреновый, но друг, - Ведясов Александр Сергеевич". Но это случится только тогда, когда ты сделаешь для людей хотя бы одно доброе дело.

   - А если и я?

   - Что, "если и я"?

   - Тоже тебя погонялом? Не Антон, а, допустим, Сид?

   Сид - мое звездное имя, а в совсем недалеком прошлом - псевдоним для служебных сводок. Производное от английского "sea" - "море" и "diabolic" - "черт". "Sea diabolic" - так когда-то меня прозвала одна из испанских газет. Только для Сашки Мордана проще считать, что Сид - мое "погоняло".

   - Допускай, - усмехнулся я, - в отличие от тебя, не обижусь.

   Не знаю, вынес ли Сашка что-нибудь путное из этого разговора, но в своем резюме он был краток:

   - Ладно, сволочь, попомнишь! В гробу я тебя видел!

   Это у него шутки такие, солдатские.

   Подружились мы с ним года четыре назад. Подружились по-настоящему. Я тогда в ремонте стоял. Как-то, устав от пьянки, вдруг вспомнил, что Сашка - заядлый грибник. Я вытащил его из родного бара, а в качестве компенсации купил ему ящик пива. Что удивительно, он не протестовал.

   Пока бродили по склонам, болтать было некогда: грибов - хоть косой коси. Пиво пили вместо воды, и оно выходило потом. Ближе к вечеру сели перекурить. И тут я обнаружил, что нагулял аппетит, а машина подъедет только часа через два.

   - Есть у меня немного жратвы, - неохотно сказал Сашка. - тушенка, сухари и галеты. Только это НЗ, нужно будет восполнить.

   - Что за НЗ? - спросил я из вежливости.

   - Мой личный тайник. Ну, если придется подаваться в бега.

   - Не бойся, не заложу.

   - Ладно, погнали.

   Тайником оказалась обычная ниша под обломком известняка. Была там еще солдатская фляга со спиртом и пара стволов.

   Мы, естественно, причастились.

   - Давай постреляем? - вдруг предложил Мордан.

   - Ты, часом, не перегрелся?

   - А мы потихоньку, - Сашка достал из ниши промасленный сверток, разложил на траве его содержимое.

   - Ого! - изумился я.

   - "ПБ", - хвастливо сказал Мордан, - Модель пистолета Макарова с несъемным глушителем, разработан для элитных подразделений спецназа!

   - Ого! - опять повторил я.

   - Напрасно ты так, - почему-то обиделся Сашка. - Я действительно хорошо разбираюсь в оружии. Можно сказать, с детства. Мои ведь родители тоже...

   - Помнишь их? - спросил я, чтобы загладить свою вину.

   - Не-а, - ответил он с деланным безразличием, - а вроде был большенький, когда их... не стало. На фотографии сразу узнаю, а на память совершенно не помню. Даже представить себе не могу. Бывает, приснятся ночью, а вместо лиц - белые пятна. Они ведь все время по заграницам, только работой и жили. Возможно, и нас с Наташкой сделали "для прикрытия". Я, кстати, в Брюсселе родился. А рос на Тамбовщине. Меня, в основном, дед воспитывал.

   - Хреново воспитывал.

   - Много ты понимаешь: "хреново!" Я ведь в школе на отлично учился. В мореходку играючи поступил, а конкурс был сумасшедший: семнадцать рыл на одно место! Избрали комсоргом роты, был кандидатом в члены КПСС...

   Сашка сделал короткую паузу для возгласов и оваций, но я промолчал. Только мысленно спросил: "А потом?" Но он этого не заметил:

   - А потом все в одночасье рухнуло. На плавпрактику только трое из нашей роты уходили индивидуально. Я в том числе. Попал в СМП, в Архангельск. Оттуда вернулся с волчьим билетом. Представляешь характеристику? - "в политических убеждениях занимает левую сторону. Партийная, комсомольская, и общественные организации теплохода "Николай Новиков", считают, что курсант Ведясов не достоин звания советского моряка".

   - Как, как ты сказал?! Левую сторону?! Или ты что-то путаешь, или ваш помполит с теорией не дружил!

   - Мамой клянусь! - Сашка чиркнул ногтем большого пальца по верхней челюсти. - Цитирую без купюр!

   - Ну, не знаю, - задумался я, - такой слог, такой пафос! Что ж такого ты смог сотворить? Но, бьюсь об заклад, это будет покруче любой контрабанды. Может, "шерше ля фам"?

   - Какой там, на хрен, "ля фам"? Мы стояли на линии Игарка - Италия. Есть у них порт такой - Монфольконе. Экспортный пилолес сплавляли для макаронников. То ли бес попутал, то ли к слову пришлось? Точно не помню, с какой такой стати я решил процитировать Маркса? Один, мол, из признаков отсталости государства, если оно торгует сырьем.

   А этому пегому донесли. Он и давай слюной брызгать:

   - Щенок шелудивый! Тебя на народные деньги учат, кормят и одевают! А ты, своим языком поганым, грязью страну поливаешь!

   Кто бы другой сказал, я бы стерпел. А этот... помполит называется! Весь рейс у матросов сигареты стрелял! Ну, я и взвился:

   - Ты, - говорю, - дерьмо из-под желтой курицы! Это ты, своим языком поганым у буфетчицы секель лижешь! А она за это в сейфе твоем свою контрабанду прячет! И весь экипаж закладывает: кто что кому говорил.

   - Так и сказал?

   - Так и сказал.

   - А он?

   - А у него инфаркт. Чуть не помер. С тех пор и пошло-поехало. Из мореходки чуть не поперли. Спасибо отцу твоему, отстоял. Вызвал меня замполит отделения, трахнул кулаком по столу:

   - Запомни, - сказал, - за тебя ручаются очень большие люди. Я пошел им навстречу. Сделай так, чтобы мне не было стыдно за это решение.

   Да только куда там! В жизни, как в боксе: одно дело, если ты поднимаешься сам и совсем другое - если тебя поднимают другие. Покатился я под уклон, и нет ему конца края.

   Сашка задумался и вздохнул. Я промолчал. И он оценил это молчание - молчание человека, прошедшего путь, на который ему не хватило терпения или удачи. Ведь все мы в те годы были такими.

   В свой первый "загранзаплыв" я подался сопливым юнцом. Сразу после четвертого курса питерской мореходки мне "стукнуло" девятнадцать. Это была групповая практика на учебно-производственном судне. Теплоход назывался "Профессор Щёголев" и принадлежал знаменитой "Макаровке".

   Мы вошли в устье Темзы теплым субботним утром. По сложной системе шлюзов поднялись к самому сердцу города - магазину маклака Когана. В переводе с английского, место нашей стоянки звучало очень торжественно: "Док короля Георга четвертого".

   Представьте себе прямоугольник синей воды величиной с доброе озеро. Вокруг него склады, пакгаузы и портальные краны. С другой стороны складов - такой же прямоугольник, чуть дальше - еще и еще. Вода в них спокойная, чистая, без водорослей и пятен мазута. Большие суда вдоль причальных стенок - как бумажные кораблики в лужах.

   - Чертовски красиво, - сказал помполит, - хоть и создано тяжким трудом рабочего класса.

   В том, что революция в Англии дело ближайшего будущего, никто из курсантов не сомневался. Так говорил Макарий Степанович Ясев - преподаватель политэкономии, а мы ему верили беспрекословно. В этом чуждом враждебном мире, где правит только нажива, его вдохновенный голос был для нас единственной путеводной звездой:

   - Буржуазные ученые ходють, как коты, понима-ете, вокруг этой каши, заваренной Марксом и разобраться не могут! - вещал он с высокой кафедры. - А Ма-аркс - он во всем разобрался, все по полочкам разложил. Он сказал: "Те-те-те! Постой-постой, буржуй, Федот - да не тот! Вот ты крик поднял: охо-хо, граблють, понима-ете! А какой же это грабеж? Это же справедливость! Кем созданы народные достояния, народом? Они и должны принадлежать народу, понима-ете!"

   Все свободные от вахт и работ, а таковых оказалось человек триста, скопились на правом борту. Мы, будущие радисты, держались отдельной кучкой. Воздух отдавал заморским, ненашенским духом. Я впитывал все оттенки, запахи, звуки. И душа замирала от сладкого счастья.

   - Ты здесь, - говорила она, - значит, все позади: муштра, наряды вне очереди, косые взгляды старшин и ротного командира, балансировка на грани вылета. Осталось еще чуть-чуть и ты войдешь во взрослую жизнь (тьфу, тьфу, тьфу!) не с черного хода.

   ...Нас толкал нарядный портовый буксир. Лучики солнца рассыпали по воде мириады стремительных отражений. Матросы готовили к спуску парадный трап. На баке и на корме проворачивали шпили и брашпили, готовили к отдаче два шпринга и два прижимных. Вот только причал был подозрительно пуст.