Читать интересную книгу Суфийские ордены в исламе - Дж Тримингэм

Завийа аш-Ша'рани, построенная для него кади Мухйиаддином 'Абдалкадиром ал-Узбеки, находилась в самом центре бурной жизни Каира. Она состояла из мечети, медресе для туллабов (учащихся-правоведов, которых одно время насчитывалось около двухсот, причем двадцать девять из них были слепыми), помещений для религиозного уединения суфиев, общежития для приезжих и личных покоев шейха, его жен и родственников. Это была таифа аш-Ша'рани, не имевшая отделений. Она не была обителью для аскетов (как, например, описанная выше обитель халватийа), а скорее самостоятельным комплексом, хорошо субсидируемым и получающим богатые приношения. Среди милостей, которыми он был осыпан свыше, аш-Ша'рани называет и материальное благосостояние, давшее ему возможность, помимо всего прочего, содержать такое учреждение. Он подробно описывает, например, огромное количество пищи, съедаемой по ночам в дни разговений и по праздникам.

Аш-Ша'рани, несомненно, считает, что ордены и их руководители выполняли жизненно важные функции в египетском обществе. От его внимания не укрылись экономические и социальные беды феллахов и городской бедноты. В связи с этим он критикует отрыв улемов от жизни простых людей, их раболепие перед османскими властями после победы последних в 1517 г., своекорыстие и продажность. Они, по его словам, отнимали у людей духовные радости. Сам он избежал силков богатства. Здесь, однако, следует привести слова Ибн ал-'Имада, кстати подтверждающие факт передачи бараки по наследству. Он пишет, что сын аш-Ша'рани - 'Абдаррахман (ум. 1011/1603) унаследовал его саджжаду, но при этом "посвятил свою жизнь накоплению богатств"11.

Этический суфизм аш-Ша'рани и способность поддерживать самые, казалось бы, несовместимые взгляды очень типичны для членов суфийских орденов: они признают несравненным опыт суфиев - результат многовековых поисков и озарений, но воспринимают их не менее умозрительно, чем законоведы (фукаха), полагая, что проявление критических способностей есть не что иное, как куфр, т. е. безбожие. Именно такое отношение позволяет аш-Ша'рани утверждать, что реальность раскрывается последовательным снятием завес одной за другой, чтобы высвободить душу (нафс) до тех пор, пока не достигается прямое видение. В то же время, развивая доктрину вилайа, особо важную для его схемы соотношения вещей, он доказывает, что, несмотря на то что на святого (вали) нисходит озарение (илхам - лучи света, озаряющие душу), все же процесс этот односторонний и вали никогда не добьется положения, где бы он мог освободиться от требований Богооткровенного закона. И хотя вали - "любимец" Бога, ему не дано постичь близости к Богу, и поэтому слово "вали" следует переводить скорее как "подопечный", а не "друг" Бога, поскольку дружба предполагает некоторую взаимность в отношениях человека с Богом. Многие мистики были глубоко убеждены в том, что союз с Богом невозможен, хотя они в то же время используют такую традиционную терминологию, как "союз" и фана. Аш-Ша'рани гораздо больше озабочен проблемой соединения с авлийа, на которых падает божественный свет, затем отражающийся на людей.

У него имеются в избытке сведения о вали, иерархии святых, удивительном мире видений и чудес и мире духов, населенном джиннами (которые, по словам аш-Ша'рани, обратившись в слух12, внимали его лекциям), а также душами святых и их архетипа ал-Хадира. Все они абсолютно реальны в своих взаимоотношениях с людьми. Аш-Ша'рани исправно посещает гробницы, и кладбище Карафа, должно быть, видело его у себя еженедельно. Он записывает свои разговоры с обитателями могил. Как-то раз его спросили: "Когда навещают могилу вали, как узнать, там он или нет?" - "Вали в большинстве своем странники и не остаются на месте подолгу. Они уходят и потом снова возвращаются", - ответил он. Далее он объясняет, когда можно застать того или иного вали в его гробнице. Так, например, Абу-л-'Аббаса ал-Мурси лучше всего навещать по воскресеньям до восхода солнца, чтобы быть уверенным в том, что он присутствует в своей гробнице13.

Мы не останавливаемся подробно на всех спорных пунктах проблемы вилайа, главным образом потому, что это область теоретического суфизма. Факихи, в конце концов, согласились с возможностью существования избранников Божьих (исключение составляют лишь ханбалиты в более позднее время), но из-за разногласий они так никогда не выработали официальной формулы иджма' для их канонизации. Признание вали было полностью делом практики. Получить его можно было при жизни или после смерти. Критерием святости считалось наличие у "претендента" широко известного чудотворного дара, ясновидение, действенность заступничества, появление его в видениях наяву и во сне, чтобы дать наставления и т. п. Ордены фактически существовали за счет своих святых. Вилайа не может быть передана по наследству, в отличие от барака святого, которая передается. Обладание барака еще не создает вали, и проявляется оно через других людей или даже через какие-то предметы по-иному, чем вилайа. Если вилайа приписывается (как это часто бывает) шейху ордена, она просто означает "духовную юрисдикцию", и в таком случае слово это, во избежание путаницы, лучше произносить валайа. Но как же обстоит дело с обычными людьми? Каким образом они оказываются связанными с тем или иным орденом?

2. Отношения с орденом

Семейные связи - вот что изначально определяло принадлежность человека к тому или иному ордену, а удерживали его в нем блага, которые давало членство, - духовность, среда, избавление от материальных забот. Таифа заботилась об удовлетворении религиозных потребностей, а с этой главной функцией были связаны социальные и прочие. Во внешне схожем, но по сути противоположном смысле назначение корпораций поначалу было чисто профессиональным и экономическим, но все они выполняли и религиозные функции.

Представьте себе, что вы родились в семье, связанной с орденом шазилийа или халватийа, а местного шейха, неофитов, членов общины вы знаете с детства, т. е. с тех пор, как амулет, сделанный руками шейха, повесили вам на шею и мать впервые взяла вас с собой на могилу основателя таифы, чтобы на вас распространилось его благословение и он ходатайствовал за вас перед Богом14. Если отец ваш почтенный человек, то в ночь выбора имени в вашу честь читается мулид. И такие же чтения устраиваются в день обрезания или как благодарственный молебен после исцеления от болезни или же благополучного возвращения из путешествия. В завийи вы впервые научились читать Коран. Вы росли под звуки ее песен, ритма барабанов и танцев, под защитой и покровительством ее святых, в годовщину смерти которых вы могли бы принимать участие в празднествах мулида.

Но в то же время каждый человек или любая семья могли выбрать себе таифу. Было немало причин, по которым нарушались связи со старой таифой: благодарность за исцеление, желание сдержать данную кому-то клятву, результат ссоры, реакция на восходящую славу нового святого или новой таифы. Такие перемены и колебания в популярности той или иной таифы часто объясняют ее возвышение или упадок, поскольку таифа - это людской состав любого ордена, в то время как тарика - духовная его сторона и живет, пока существуют побочные ветви. Таифа зависит от бараки (благость) святого, сила которой может ослабеть (вспомним английскую поговорку: "добродетель это покинула") как у мертвых, так и у живых.

На третьей стадии шейхи были полноправными членами общества, жили с семьей, содержали дома для дервишей и странников на специальном участке отведенной земли, где находился комплекс зданий, либо в каирских арендованных многоквартирных домах. Такое общежитие называлось завийа. Но суфии, связанные с определенной обителью, если даже они имели семью в городе, жили в относительном отрыве от естественных уз, поскольку главным в жизни становятся узы с духовной семьей.

Потребность идти индивидуальным мистическим Путем, стремление покинуть общество никогда не исчезали у суфиев. Правда, практика мистического Пути нередко вырабатывала безразличие к вопросам общественной морали, но тем не менее посвященные суфии или дервиши независимо от того, жили они в завийи или же вели бродячую жизнь, не считались у обычных людей бунтарями против общества. Их воспринимали как членов общества, выполняющих определенную социальную функцию. Жизнь, посвященная ордену, несовместима с ограничениями, накладываемыми семьей, и поэтому большинство дервишей либо почти не жили со своими семьями, либо их вовсе не имели. Так постепенно терялись связи с обширным кланом отчего дома и соплеменниками в деревне, связанными родством. Освободившись от родственных и социальных пут, дервиши могли свободно передвигаться. Часто, поселившись где-нибудь, они вели отшельническую жизнь, причем жители ближайшей деревни и местные скотоводы извлекали из этого немалую выгоду. После смерти святого его барака не исчезала и отныне была связана с его могилой и считалась ее неотъемлемым достоянием.