Эйла лежала на своем ложе, глядя на знакомые своды пещеры, и гадала, что могло ее разбудить. Она подняла голову и посмотрела в направлении Уинни. Глаза лошадки тоже были открыты, однако тревоги в ее взгляде Эйла не заметила. И все-таки что-то изменилось.
Она вновь закуталась в шкуры, не желая терять ни толики тепла, и стала разглядывать пещеру. Свет проникал сюда через отдушину у входа. Вдоль стены за сушилкой лежали законченные изделия, рядом с ними заготовки, над которыми еще предстояло немало поработать. Внезапно она ощутила голод и перевела взгляд на сушилку. Там рядом с травами и кореньями висело несколько небольших светлых колбасок из кишок, начиненных лошадиным жиром.
Она стала подумывать о завтраке. Из вяленого мяса можно сварить бульон и добавить в него чуть-чуть жира, приправ и кореньев. Потом можно взять немного зерна и сушеной смородины… Эйла выбралась из-под шкуры, надела меховые чулки и накидку, на которую она набросила лежавшую на ложе шкуру рыси, все еще хранившую тепло ее тела, и поспешила к выходу из пещеры, испытывая непреодолимое желание облегчиться. Она отодвинула в сторону тяжелую шкуру зубра и тут же застыла, пораженная открывшейся ее взору картиной.
Выступ был покрыт толстым слоем снега, смягчившего ломаные резкие линии. Он блестел так, что при взгляде на него начинало резать в глазах. На синем небе не было ни облачка. Но более всего Эйлу поразило другое обстоятельство. Воздух был совершенно недвижен. Ветер стих.
Долина находилась в той зоне, где более влажные континентальные степи сменялись сухими лессовыми почвами, и испытывала влияние обоих климатов. Сейчас погода определялась влиянием юга. Эйле невольно вспомнилась родная пещера. Там тоже бывали такие снегопады…
— Уинни! — воскликнула она. — Иди сюда! Снег выпал! Смотри, сколько здесь снега!
Тут она вспомнила о причине, заставившей ее покинуть пещеру, и поспешила к дальнему краю выступа, оставляя за собой глубокие следы. Вернувшись ко входу в пещеру, она нашла кобылку, осторожно трогавшую копытом бесплотный белый покров. Она опустила морду к земле и громко захрапела. После этого она посмотрела на Эйлу и жалобно заржала.
— Брось, Уинни. Бояться тут нечего.
Лошадка никогда не видела столько снега, к тому же такого мягкого и нежного, как сейчас. Колючая снежная крупка, несомая ветром, и плотный слежавшийся наст — вот все, что она знала о снеге доныне. Она сделала осторожный шажок и, увидев, что копыто ее утонуло в снегу, тревожно заржала, прося Эйлу о помощи. Эйла помогла животному выйти из пещеры, и вскоре природное любопытство и игривость взяли верх над страхом, и оно принялось резвиться так, что Эйла не смогла удержаться от смеха. Она была одета слишком легко и потому поспешила вернуться в пещеру.
— Нужно заварить чай и приготовить какую-нибудь еду. Плохо, что вода кончается. Опять придется лед колоть… — Она расхохоталась: — Нет! Я больше не буду колоть речной лед! Я наберу снега! Что, Уинни, хочешь кашки?
Позавтракав, Эйла тепло оделась и вновь покинула свою пещеру. Стояла удивительная тишь, однако более всего Эйлу радовало обилие снега, вызывавшее в ее памяти образ родной пещеры. Она набила снегом несколько корзин и чашек и поставила их возле костра. Это было настолько проще колки льда, что она решила использовать часть воды для умывания. У себя дома она всегда умывалась талой водой и отказалась от этой привычки единственно потому, что не могла наколоть достаточно льда. Умывание стало непозволительной роскошью.
Эйла взяла несколько коряг, лежавших у задней стены пещеры, и бросила их в огонь, потом вышла наружу и стала счищать снег с дров, лежавших возле входа в пещеру. Часть этих дров она внесла внутрь.
«Если бы воду можно было запасать так же, как дрова, — подумала она, глядя на корзины и чаши, в которых лежал тающий снег. — Кто знает, сколько это продлится… Ветер может подуть в любую минуту…» Она вышла из пещеры за новой охапкой дров, захватив с собой чашу, в которую она собиралась сбрасывать лежавший на дровах снег. Когда та наполнилась, Эйла перевернула ее — выпал ком спрессованного снега, сохранивший форму чаши. «Интересное дело… Почему бы мне не запасти таким образом снег? Я могу сложить комья так же, как укладывала дрова…»
Идея эта чрезвычайно вдохновила Эйлу. Вскоре она собрала едва ли не весь лежавший на выступе снег и сложила большие снежные комья возле входа в пещеру. После этого она принялась собирать его с тропки, ведущей к реке. Едва она очистила ее от снега, Уинни тут же поспешила вниз. Щеки Эйлы разрумянились, глаза наполнились радостным блеском. Возле ее пещеры выросла уже целая снежная гора. Ей осталось собрать снег с дальнего края каменного карниза. К нему-то она и направилась. Посмотрев сверху на долину, она рассмеялась — Уинни медленно брела по заснеженному лугу, смешно выбрасывая вязнущие в снегу ноги.
Когда Эйла оглянулась на пещеру, на лице ее вновь заиграла улыбка. Возникла еще одна неожиданная идея. С ее стороны снежная гора, состоявшая из отдельных комьев одинаковой формы и размера, походила на человеческое лицо. Набрав новую порцию снега, она уложила ее так, чтобы подчеркнуть и усилить это сходство.
«Будь снежный нос немного покрупнее, этот человек походил бы на Брана», — подумала Эйла и тут же занялась лепкой. Вскоре нос заметно вырос, под ним же появилась глубокая выемка, сделанная руками Эйлы. Отступив в сторону, она оценивающе посмотрела на творение своих рук.
В глазах ее появился озорной блеск.
— Привет, Бран! — воскликнула она радостно, но тут же осеклась. Настоящему Брану явно не понравилось бы то, что она называет его именем снежную кучу. Имена и вообще слова — не такая простая вещь, чтобы играть с ними как заблагорассудится. И все-таки снежный истукан очень походил на Брана. Эйла тихонько захихикала. «Может, мне следует вести себя более вежливо? Женщина не может разговаривать с вождем как с равным. Кто она, и кто он… Наверное, я должна выказать ему свое послушание…»
Она уселась перед снежной грудой, скромно потупив глаза. Так должны были поступать все женщины Клана, желавшие обратиться к тому или иному мужчине.
Эта игра чрезвычайно забавляла Эйлу. Она продолжала сидеть, повесив голову, в ожидании того, что ее похлопают по плечу, дозволяя тем самым обратиться к мужчине. Установившаяся тишина внезапно показалась ей зловещей, камень, на котором она сидела, был твердым и холодным как лед. Она вела себя на редкость глупо. Снежный двойник Брана не мог похлопать ее по плечу, этого не стал бы делать и сам Бран, как это и было в тот последний раз, когда она сидела у его ног. Ее прокляли, пусть и несправедливо, но прокляли. Она хотела только одного: попросить старого вождя защитить ее сына от гнева Бруда. Но Бран отвернулся от нее. Она обратилась к нему слишком поздно — ее уже считали мертвой. Веселое настроение моментально покинуло Эйлу. Она поднялась на ноги и вновь уставилась на снежную скульптуру, сделанную ее руками.