Нижняя часть сферы была завалена чем-то большим и белым — точь-в-точь мячи для регби длиной в метр и толщиной в рост человека. Куча кое-где была покрыта слизью. Они выглядели как яйца гигантских насекомых, а при мысли о том, что за отпрыски должны появиться из них на свет, меня передернуло.
С потолка каморки свисали пряди высохшей, некогда клейкой субстанции с аккуратно упакованными свертками. Тут я понял, что эти упаковки похожи на меня — у всех сверху торчали головы, но, увы, ни одна даже отдаленно не напоминала человеческую; скорее, они выглядели как головы насекомых. Как и у всех насекомых нижних уровней Асгарда, глаза у них были как у ночных млекопитающих. Усики, щупы, жвала — как у насекомых, а глаза — просто гляделки — невинные, большие, влажные. Как и я, пленники были еще живы — их усики и рты двигались, словно они беззвучно разговаривали или пели. Некоторые пялились на меня, пока я смотрел на них, будто сочувствуя моей ужасной участи. Ручаюсь, последнее было чистой игрой воображения.
Все мы были подвешены в некоем подобии кладовой — припасы для детишек, которые вскорости вылупятся из чудовищных яиц.
То, что летело за нами к Центру Асгарда, поймало меня и утащило в свое гнездо. Вот не знаю — благодарить ли его за то, что не разорвало меня в клочья. Затем я подумал, скоро ли начнут вылупляться детишки, сколько времени понадобится гусеницам, чтобы сожрать меня целиком, если они начнут с ног. Потом вспомнил, как слизняки наверху мучились со скафандрами, значит, и гусеницам нужно какое-то (интересно — какое?) время, чтобы прогрызть сверхпрочную упаковку.
Потом я осознал, что система жизнеобеспечения, подвешенная на спине, может обеспечивать мою жизнь весьма долго, пусть даже мои ноги будет жевать какая-нибудь дрянь.
И лишь после этого несколько запоздало подумал, что же случилось с остальными.
— Эй, — сказал я сдавленно в микрофон, — есть кто-нибудь живой?
— Руссо?! — забрали мне в ответ. Это был голос Сюзармы Лир.
— Сюзарма? — откликнулся я. — Что с другими?
— Господи, я думала, все погибли. Что это за игры, Руссо? Где ты?
— Я только что очнулся, — сообщил я понуро. — Насчет того, где я, — сам себя спрашиваю. Но, очевидно, в беде. Что-то запеленало меня, как мумию, и я вишу где-то. До чертиков напоминает кладовку.
— Видишь других? — спросила она. Я еще раз оглядел своих товарищей по несчастью — решительно ничего человеческого.
— Нет, если кто-нибудь не висит прямо за мной. У меня не настолько длинная шея. Ты-то где?
До того, как я услышал ее ответ, до меня донесся протяжный, сонный стон. Точно — не она и не Мирлин. И не Урания.
— Нисрин? — спросил я. — Это вы? Молчание. Потом послышалось:
— Мистер Руссо?
— Где вы, Нисрин?
Еще молчание, потом снова его голос:
— Я обездвижен. Где-то в воздухе. И рядом несколько созданий с головами, как у бабочек. Они спеленуты, как и я.
— Вот черт. — Голос Сюзармы. — Значит, у меня двое, за которыми надо присматривать. Не знаю, с кого и начать. Прямо иголки в стоге сена. Мне нужна эта коробочка-с-мозгами, но не слышу ни Урании, ни Мирлина.
— Ты что, свободна? — спросил я. Это было обнадеживающей новостью, хотя и не обещавшей моего спасения.
— Да, — рявкнула она. — Что-то сцапало меня. Я бы его пристрелила, но оно держало меня, а мне не улыбалось просто падать — без крыльев. Я притворилась мертвой, пока оно не приземлилось. Я на кроне громадного дерева — должно быть, высотой в две мили, и то не уверена. Крылья повреждены, я не осмеливаюсь лететь. Здесь светлее, чем можно было предположить, прыгая вниз. Какие-то светляки повсюду, деревья сами тоже светятся. Летучих созданий полно, черт дери, но лес не такой густой — не получается перешагивать с ветки на ветку, с дерева на дерево. Полдня убьешь, если вздумаешь слезать вниз. Можно рискнуть и прыгнуть, но я не знаю, куда идти и где вас искать.
Звучало неутешительно.
— Мирлин! Урания?! — воззвал я с надеждой. — Есть кто-нибудь?
Если бы они могли ответить, они бы уже отозвались, это точно. Вдруг я почувствовал себя чудовищно одиноким.
— Тут за мной еще двое явились, но они больно тихоходны, прокомментировала Сюзарма. — Думаю, что могу спуститься. Но ничего похожего на фонарик не видно. Кстати, не уверена, что смогла бы отличить фонарик от светляка, привали такое счастье.
— Увы, — сухо заметил я, — счастье не привалит. Я внутри какой-то колоссальной тыквы. Нисрин, очевидно, в таком же плену. Нас может разделять тридцать километров, а может — только одна дверь.
— Так что же мне делать, черт возьми? А, Руссо?
— Не знаю, — сказал я. — Просто ума н? приложу.
— Кажется, — отозвался Нисрин, — я вряд ли выберусь из кокона, в который меня упаковали.
— В таком случае, — заключила Сюзарма, — мы влипли в историю.
Похоже, она недооценила ситуацию. Я глянул вниз. Не имеет значения, какая нечисть вылупится из этих яиц. Любой монстр может принять форму яйца, как человек или цыпленок. Вся жизнь, если я только правильно толкую свои сны, это нить, выхваченная из мотка Создания, и она свивается в петлю судьбы.
Меня сожрет некое дитя-чудовище, молекулы, составлявшие меня, вернутся в хаотическое состояние, потом они перераспределятся, — и так несчетное множество раз, века напролет. Даже привычные пищевые цепи разрушатся, когда звезда станет новой, но атомы уцелеют и будут спешить сквозь вечность, пространство, пока их не поглотят жадные микроорганизмы. И через миллиарды лет история начнется где-нибудь за многие тысячи миль отсюда.
Но вообще это не имело значения.
Ни одна точка зрения не принимала в расчет, что бедный и несчастный Майкл Руссо, единственный и неповторимый, важнейшая часть Вселенной (все это, разумеется, на взгляд моего ничтожного тщеславного умишки), должен встретить чудовищную, неизбежную, мучительную смерть, почти достигнув Центра Асгарда.
Для себя я не мог представить более сокрушительного несовершенства в устройстве Вселенной. Это было попросту нечестно.
В тот же миг я уловил движение. Часть круглого гнезда приотворилась, открывая вход чему-то большому и живому. Долю секунды я лелеял надежду, что это дружественный гуманоид пришел мне на помощь, но то были тщетные мечтания. Голова, протиснувшаяся в отверстие, была слишком велика и безобразна для кого-либо из моих знакомых.
Она выглядела головой чудовищной многоножки, золотой в свете моего фонарика, с громадными рогами-антеннами, ярко-желтыми глазами и четырьмя челюстями, здоровенными, словно садовые ножницы, увеличенные в несколько раз.
— Прошу прощения за плохие новости, — прохрипел я, — но, кажется, мной пришли закусить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});