Читать интересную книгу Тайна гибели генерала Лизюкова - Игорь Сдвижков

Он не знал, что начавшийся в восьмом часу утра бой развивался для танковых бригад неблагоприятно, что они попали под бомбёжку немецкой авиации и огонь вражеской противотанковой артиллерии. Выходя из-под обстрела артиллерии и удара авиации, сначала одна, а потом и вторая танковые бригады отклонились от направления наступления, свернули влево и укрылись в небольшой рощице с оврагом не более чем в полукилометре от опустевшей теперь дороги. Наступление корпуса застопорилось в самом начале, обе бригады стали рядом друг с другом и пережидали бомбёжку в роще. Часть экипажей, не выдержав воя пикировщиков и близких разрывов авиабомб, вылезли из своих танков и, спасаясь от бомбёжки, залезли под них…[279]

Загнав наши танки в рощу и остановив их продвижение, немецкие пикировщики улетели. После ухода бригад с дороги на Сомово стих и артогонь противника. Над полем недавнею боя наступило затишье. Как раз в эти самые минуты КВ Лизюкова поднялся по дороге на высоту и оказался на обширной равнине между рощами.

Перед глазами сидящих в танке членов экипажа открылась уходящая на юг дорога и огромное поле с ещё дымящимися воронками и подбитыми танками, многие из которых стояли здесь ещё с периода боёв 5 ТА. Но ни Ассоров, ни Лизюков и никто другой из членов экипажа КВ не увидели на поле и дороге впереди движущихся танков. Конечно, какие-то из пошедших утром в наступление танков могли быть подбиты и остались на поле, но командир и комиссар корпуса, наблюдавшие за высотой, не могли допустить, чтобы в результате боя подбитыми оказались бы все танки. И они были совершенно правы, потому что потери бригад в том бою были несущественными. Неверным был только вывод из увиденного. Наблюдая перед собой пустынную дорогу и отсутствие всякого движения в поле, Лизюков и Ассоров, видимо, решили, что бригады прорвались вперёд и уже развивают прорыв в глубину вражеской обороны. Они не знали, что движения на высоте нет потому, что бригады свернули в сторону и остановились в роще…

Оглядываясь назад с высоты современности, трудно понять, почему командиры бригад и командир корпуса действовали в то утро столь разобщенно и до обидного несогласованно. Во многих командирских танках 2 ТК периода боёв июля 1942 года уже были радиостанции и в документах встречаются упоминания о радиограммах Лизюкова командирам бригад в предыдущие дни боёв. Но в то роковое утро, находясь менее чем в 1 километре друг от друга, командир корпуса и командиры бригад оказались словно разделёнными глухой стеной непонимания, которая стала для Лизюкова вечностью…

Одинокий КВ генерала двигался по дороге мимо укрывшихся в роще бригад практически в пределах их прямой видимости, но никто не остановил его и, судя по дальнейшим опросам, даже не заметил… (Более того, на радиозапрос офицера связи Лизюкова о местонахождении генерала, сделанный, когда в Большой Верейке уже никого из начальства не осталось, из 27 тбр ответили, что… Лизюков находится у них![280]) В бригадах были радиостанции, но впоследствии никто не смог вспомнить, что командир корпуса запрашивал кого-нибудь по радио…

Радиоэфир был заполнен возбуждённой немецкой речью, в штабах самых различных частей сообщали о подходе танков, запрашивали помощь авиации, давали срочные распоряжения о перегруппировке имевшихся сил, требовали подкреплений, но на волнах 2 ТК и его бригад, видимо, стояла потрескивающая тишина… Как сто и двести лет назад, самым надёжным и часто используемым средством связи в войсках был, увы, посыльный.

Роковой оплошностью Лизюкова было то, что он не перепроверил, как выполняется его распоряжение о выдвижении бригад, и не удостоверился, что они действительно прошли вдоль дороги. Он был уверен, что 27 тбр и 26 тбр ведут бой впереди, а он, как и было определено его распоряжением, следует за ними под надёжным прикрытием. Но на самом деле после отклонения бригад влево никакого прикрытия впереди уже не осталось, и с каждой минутой танк командира корпуса, пройдя мимо своих бригад, всё дальше уходил от них в сторону противника…

(Полагаю также, что одной из причин такой труднообъяснимой на первый взгляд неосмотрительности была уверенность Лизюкова и Ассорова в том, что части 167 сд к утру оттеснили противника за южную оконечность рощи. Именно это следовало из ориентировки штаба опергруппы, которая стала известна командиру и комиссару 2 ТК рано утром 23 июля, когда они всё ещё находились в штабе опергруппы в Лукино[281]. Эта ориентировка исходила из непроверенного донесения штаба 167 сд об успешном продвижении вперёд и якобы занятых её частями рубежах, что не совсем соответствовало действительности или даже совсем ей не соответствовало[282].)

Но Лизюков с Ассоровым вряд ли подозревали об угрожавшей им близкой опасности. В решающем сражении корпуса они спешили догнать своих танкистов и занять место командира и комиссара в боевых порядках вверенных им частей. Для Лизюкова это была последняя возможность вернуть былое доверие командования и решающей победой оправдаться за все обидные и горькие неудачи последних недель. Он всё поставил на эту операцию и, вне всяких сомнений, рвался в бой.

Было уже начало десятого утра, время поджимало, и Лизюков даже не стал отклоняться от намеченного маршрута, чтобы на всякий случай посмотреть, не стоят ли где пропавшие из поля зрения бригады. Для него они были впереди… Всё более набирая скорость после затяжного подъёма, КВ генерала ровно и уверенно пошёл на юг, никуда не сворачивая…

Утром 23 июля в роще южнее Лебяжье оборонялись подразделения 542 пп 387 пд со своими штатными противотанковыми средствами[283]. Есть основания предполагать, что они были также усилены несколькими орудиями резервного противотанкового дивизиона корпусного подчинения. Большая часть немецкой противотанковой артиллерии, очевидно, была сконцентрирована вблизи северо-восточной опушки рощи. Именно эти противотанковые орудия встретили поднявшиеся на высоту танки 26 и 27 тбр интенсивным огнём, вынуждая их всё более отклоняться от направления наступления влево[284].

Однако из-за особенностей рельефа местности значительная часть дороги из Большой Верейки на Сомово оставалась за пределами действенного огня вражеской артиллерии из рощи, а начало дороги вообще не просматривалось с опушки. Поэтому танк Лизюкова не был обстрелян, и, скорее всего, даже не замечен с северо-восточной опушки рощи. И только с выходом дороги на высоту КВ стал виден с восточной опушки. Огромное поле резко сужалось здесь к востоку, и южный отрог рощи почти вплотную подходил к дороге. В этом месте начинался узкий километровый перешеек между двумя рощами в верховьях танконедоступных оврагов, после чего южнее простиралось бескрайнее поле, где танки могли совершать многокилометровые обходы любых узлов сопротивления. Нет сомнения, что именно на этом танкоопасном направлении противник и сконцентрировал оставшиеся у него в районе рощи противотанковые орудия.

В южной части рощи у Лебяжьего к утру 23 июля, скорее всего, была только пара 50-мм противотанковых орудий, расчёты которых прикрывали группы автоматчиков. Тому есть и документальное подтверждение. Например, в разведсводке 1 ТК отмечено, что на южной опушке рощи были обнаружены два дзота и 2 противотанковых орудия на огневых позициях[285].

На основании анализа имеющихся документов можно с большой долей уверенности предположить, что произошло дальше. Пройдя примерно 3 километра от Большой Верейки, КВ Лизюкова вышел на восточные скаты высоты 188,5 и показался в поле зрения немецких наблюдателей. Надо полагать, они были в некотором замешательстве, когда увидели, как вдоль дороги к ним без единого выстрела уверенно приближается в одиночку русский танк, который не сопровождали ни другие танки, ни пехота. Это было тем более непонятно, что атака русских танков была к тому времени отбита на передовом рубеже и бой стих.

Поле видимости здесь превышало полтора километра, и издалека трудно было распознать тип показавшегося танка. Затем вражеские артиллеристы, несомненно, определили, что к ним приближается их самый грозный противник — тяжёлый русский танк КВ.

Стоит отметить хладнокровие, с которым немецкий расчёт выжидал, когда танк подойдет ближе, чтобы не выдать себя преждевременно, а дождаться подходящего момента и бить наверняка. Ведь большого выбора средств борьбы с КВ у немцев просто не было! Единственным достаточно эффективным боеприпасом в арсенале немецкого противотанкового расчёта был бронебойно-подкалиберный 50-мм снаряд со сверхпрочным сердечником из карбида вольфрама, или, как его называли тогда наши танкисты, бронебойная «болванка»[286].