в смущении, как бы старец не умер от безмерной печали. В другом своем письме старец Паисий описывает, с каким волнением он ожидал возвращения от князя духовника Иринарха, молясь Богу день и ночь об исполнении желания остаться на прежнем месте. Но вот приехал Иринарх и на вопрос старца, что послал нам Бог, ответил, передавая старцу письмо: «Прочитав, узнаете» – и вышел из келии. Ночью, когда стемнело, в тишине, старец стал читать ответ князя и, прочитав, пришел в полное уныние – ему предписывалось не только переходить в Нямец, но переходить с тем, чтобы быть примером для других монастырей. «Кто же я, думал старец, чтобы принять такое мнение о моем недостоинстве? Я слаб и немощен, почти мертвый и душой, и телом. Я не могу собственную душу направить по пути заповедей Господних, я принял ответственность за души собравшихся около меня братий, а теперь на меня возлагается еще большая тяжесть. О, горько душе моей». Всю ночь старец проплакал. На утро собрались к нему старейшие из духовников и братии и стали со слезами умолять его прекратить безмерную печаль и подкрепиться пищею. Они говорили: «Какая будет нам польза, если ты прежде времени умрешь, а мы без тебя останемся одинокими. Что мы тогда будем делать!» Старец, видя своих духовных детей так сильно скорбящих и плачущих, помолчал немного и, обратив свой духовный взор ко Господу, тяжело вздохнул, горько заплакал и сказал: «Тесно нам, братия, отовсюду». Потом, поднявшись с постели, осенил себя крестным знамением, поклонился иконе Богоматери и сказал: «Писание говорит: „При двою или триех свидетелях станет всяк глагол“. Если вы братие так говорите, то да будет воля Божия! Идем и не хотяще». После этого он подкрепился немного пищею, но спать не мог. Затем, он призвал к себе трех духовников и несколько братий и велел им идти с письмом князя в Нямецкий монастырь, собрать там все начальство и братию, прочитать им письмо князя и затем приготовить кельи ему и другим братиям, которых он решил на первый раз взять с собой в Нямец. Посланные сделали как им было приказано и возвратились в Секуль.
Старец же в это время при содействии старшей братий сделал распределение, кому из братий переходить в Нямец и на какие послушания и кому оставаться в Секуле. Управление Секульским монастырем он поручил одному из духовников Илариону. После этого он приказал по звону собрать братию в церковь, пришел туда и сам, помолился со слезами Господу и, сообщив братиям волю князя, дал благословение остающимся на месте, утешив их словами, что каждый из них всегда может приходить к нему во всякой скорби и нужде душевной и телесной и, выйдя из церкви, двинулся в путь. Так как по своей слабости он не мог идти пешком, то для него был приготовлен экипаж, запряженный одною лошадью, а братия, как пчелы окружив его экипаж, шли рядом с ним, слушая его последние наставления. Больные и престарелые, выйдя навстречу ему из больницы, плакали, что не могут провожать его, а здоровые провожали его не менее часа и только по настойчивому его требованию, когда он им напомнил о предстоящем бдении, вернулись назад в монастырь. Некоторые же провожали его до самого Нямца, куда и прибыли в самое навечерие праздника Успения Пресвятой Богородицы в среду.
Когда старец и братия приблизились к Нямецкой обители, там зазвонили во все колокола и все нямецкие братия вышли за монастырские ворота навстречу старцу. Впереди шли три священника в фелонях и один из них держал в руках Святое Евангелие, а другие – святые кресты. Два диакона в стихарях имели в руках кадильницы. Старец приложился к Евангелию и к крестам и вступил в обитель, предшествуемый священниками и диаконами и сопровождаемый братиями обеих обителей при пении ирмосов Богородице. Войдя в церковь старец приложился к иконам, причем особенно усердно молился перед чудотворной иконой Богоматери, вручая себя и братий Ее заступлению и хранению, покрову и попечению и возлагая на Нее всю свою по Боге надежду. В своем письме к князю старец, между прочим, открывает ему одно давнее событие своей жизни, а именно, что еще до своего отбытия на Афон, в молодости, старец приходил в Нямец молиться пред чудотворной иконой Божией Матери и удостоился три раза держать эту святую икону своими грешными руками. С того времени он почувствовал великую любовь к этому святому месту, куда потом, неисповедимыми путями Божьими, ему пришлось перейти со своим собором.
Когда старец приложился к иконам, два начальника Нямецкого братства Иоасаф и Варлаам, игумен и проигумен, поставили старца на игуменское место. Когда пропели тропарь и кондак храма и произнесли ектению и отпуст, старец со слезами сказал собравшимся, что он пришел к ним не по собственному желанию и исканию, но по решению и распоряжению князя и митрополита и просил всех хранить взаимный мир и взаимную любовь. Из церкви старец направился в приготовленную ему келью и немного отдохнул. Для пришедших с ним братий было приготовлено 15 келий, в которых они и разместились в большой тесноте, по несколько человек в каждой кельи. Только духовникам по их обязанностям было отведено каждому по келии. Несмотря на утомление, старец от большой печали не мог уснуть, хотя уже пять дней оставался без сна. К началу всенощного бдения он с большим трудом пришел в церковь и сидя слушал Божественную службу, молясь Пречистой Богородице о том, чтобы Она утешила его душу, прогнала окутавший ее мрак и печаль и послала ему отрадный сон. И когда уже окончилась вечерня и началась утреня, и когда было прочитано Евангелие, стал приходить к старцу желанный сон. Старец ушел в свою келью и лег на постель, но заснул только тогда, когда стало уже светать и сладко проспал два часа. Проснувшись, он почувствовал облегчение головы, некоторую крепость во всем теле и вся печаль отошла от его сердца. По окончании литургии и молебна Божией Матери пошли в трапезу с праздничною иконою и с пением тропаря праздника, а после трапезы, по возвращении в церковь, разошлись по келиям. Старец пригласил к себе бывших начальников обители и, побеседовав с ними наедине братски, обещал покоить их во всем до самой смерти и ни в чем их не притеснять. И они совершенно примирившись со всем случившимся, через некоторое время были облечены в схиму и поживши еще несколько лет, отошли ко Господу. Из Нямецких братий только немногие ушли из монастыря, а остальные присоединились