Читать интересную книгу Ослиная Шура - Александр Холин

Святой Андрей – Первый Апостол Господень – недаром по этим местам хаживал, об этом тоже забывать не следует. Ведь он Слово, которое с тогдашних времён зовётся Правым, сюда доставил. Именно он первый начал учить русичей православию, хотя самого православия тогда ещё не существовало. А через восемь веков после этого равноапостольный Владимир только закончил дела, поднятые его бабушкой, княгиней Ольгой.

Размышляя на эту тему, Шура попросила разрешения порыться в архивах. Монах Виталий не стал прекословить, да и можно ли неприветливо встречать человека, пришедшего за помощью туда, где можно найти Божие Откровение для себя, понять, что послан ты в этот мир не для его исправления, не для поучения окружающих, а всего лишь для понимания себя, своих поступков, своего выбора. Ведь даже Господь сказал, мол, «судите Меня по делам Моим»… Причём, дела эти должны быть не для собственной славы и благополучия, иначе, кому они нужны?

Шура подошла к огромной внушительной этажерке и осторожно прикоснулась пальцами корешков стоящих на полке книг. Одна из них почему-то чуть ли не сама вынулась, упала в руки. Девушка открыла книгу безо всякой машинальности, то есть очень даже машинально. В глаза бросились строчки на одной из страниц:

«Бог помог мне, и прилежание обратилось мне в такой же навык, что от усердия к чтению я не замечал, что я ел или пил, или как спал. И никогда не позволял завлечь себя на обед с кем-нибудь из друзей моих, и даже не вступал с ними в беседу во время чтения, хотя и был общителен и любил своих товарищей. Когда философ отпускал нас, я омывался водою, ибо изсыхал от безмерного чтения и имел нужду каждый день освежаться водою».[75]

Вот те раз! Сразу же в руки попалось Откровение одного из старцев. Совсем недавно отец Агафангел говорил, что в монастыре нет бани, монахам-де мыться не положено, однако в святой книге совсем другое написано. Надо будет всенепременнейше укусить монаха собственным скромным откровением: нечего религиозную веру в религиозный закон превращать!

Давно известно, что только вера объединяет людей, а религия наоборот – разъединяет. Законниками в Иудее, как помнится, были знаменитые саддукеи да фарисеи. Где они сейчас? Право слово, воспоминание об этих исторических ошибках превратилось в чуть ли не международное ругательство. Так зачем же за ними следовать?

Шура поставила на место книгу, глубоко задумавшись над происходящими жизненными переменами. Ведь недаром, не просто так ей когда-то надоело богемное существование – ничем другим прошлую жизнь назвать было нельзя. Но ведь недаром произошло и то, что кто-то пытался лишить её памяти. Недаром без зазрения совести Шурочка согласилась рискнуть талантом и принялась писать сатанинскую икону! Потом не могла вспомнить ни одной молитвы, которые знала с детства! Кому это надо?

Вопрос, кажется, лишний. И сейчас Шура стояла перед дилеммой: а что делать дальше? Возвратиться ли в Москву, работать, завоёвывать место под солнцем, устраивать выставки для народа, жить для народа. Или где-нибудь в монастыре или церкви писать иконы, учиться Божественной любви, терпению, опять также жить для народа. Что же получается, обе дороги одинаковы? честны? откровенны? А решение должна принять она сама, на то и послана в этот мир. Настоящий художник без кастрации некоторых физических и духовных сил состояться не способен, а тем более принять какое-нибудь решение.

Шурочка застыла перед книжной полкой в сомнамбулическом состоянии, пока не услышала голос:

– Матушка, да вы никак сходу нашли, чё искали? – монах наблюдал за ней, но до поры не мешал общению с книгами.

– Да нет, святой отец, это только так, хотя пригодится, думаю, – засмущалась девушка. – Никогда не знаешь, что в книге найдёшь и каков твой путь в грядущее.

– Да разве это секрет? – посмотрел на неё удивлённо монах. – Вы, слыхал я, ненадолго к нам пожаловали. Так вот, когда назад в Москву поедете, то загляните в Толбу, что возле Переяславля-Залесского на берегу Плещеева озера. Это небольшой посёлок, но заехать стоит.

– Зачем? – Шура с любопытством посмотрела на библиотекаря.

Предложение библиотекаря оказалось неожиданным, но Шура уже привыкла к необычным приключениям, тем более с недавнего времени относилась ко всему так, что если дадено – отказываться не стоит. Тем более, что Переяславль-Залесский по пути будет, особенно если из Питера на автобусе отправиться. Заехать, в принципе, можно, только стоит ли?

– А затем, что я родом оттудова, – пояснил библиотекарь.

– Ну и что? – уже удивилась Шура. – Если там, на поселковой управе, уже мемориальную доску повесили, что жил-де у нас святой человек ставший православным Валаамским монахом. Хотя доску вряд ли ещё вывесили, так зачем же приезжать?

– А затем, – терпеливо объяснял монах, – что я там благословение в монастырь получил.

– У каждого свой путь, – пожала Шура плечами.

– Да как вы не поймёте? – взорвался библиотекарь. – Ведь это единственное место, где камень!

– Какой камень? – удивилась Шура.

– Ну, чё вы, Господи помилуй, – монах даже перекрестился. – Да видь камень Господень только у нас. Он ишшо при Иване Васильевиче с неба свалился, так видь для него же беспутного, чтоб царство не распускал! Господь помазанников своих не бросает.

– С неба, говорите. Метеорит что ли? – уточнила девушка. – И до сих пор то место, куда метеорит угодил, небось, красной лентой огорожено?

– Сама ты метеорит! – монах насупился, мол, что бабе объяснять, если голова у ней только чтобы волосы носить.

– Да вы простите, батюшка, – повеличала его Шура, – только я раньше про этот камень вовсе не слыхала. Вот и ёрничаю почём зря.

– Как? – искренне удивился монах. – Значит обязательно заехать надо, видь недаром же…

Шура поняла, что действительно недаром, но когда возвращаться будет, она ещё не знала. На север вовсю наступала осень. Долго ли ещё будет разрешено по воде переправляться – одному Богу известно. В воздухе, особенно по утрам, уже носился морозный подхвойный запах, какой появляется только на хрустальной ломкой границе меж зимой и осенью.

Через пару-троечку месяцев встанет лёд, и тогда точно на материк не попадёшь. С момента приезда прошло совсем немного времени, но дни очень быстро улетучиваются, уходят, исчезают. Оглянувшись, человек обычно удивляется: а где часы? дни? годы? Куда подевались? Ведь только что ушедшее вчера здесь было, ан не ухватишь уже!

Каждый отмахивается от этих взглядов прошлого, размышлений, но они не отстают и начинают вослед грозить пальчиком, при этом, громогласно хохоча, выделывая какие-нибудь антраша или пируэты задом наперёд, как бы стараясь подставить ножку. А что ты, любезная, в жизни сделала? Зачем толчёшься под ногами у монахов? Что ты можешь? – значит, не можешь ничего. Помни, человек состоит только из того, что может! Из чего же ты состоишь?

Эти коварные вопросы искушения ангел-соблазнитель подкидывает каждому, поэтому никто никогда не оглядывается без нужды в то самое прошлое, где всё плохое и хорошее до поры неприметным грузом лежит. Впрочем, сама нужда только и ждёт человеческой оглядки: оглянешься – одолеет!

Что за мысли опять лезут в голову? Всё можно успеть сделать: и заехать на Плещеево озеро, и написать икону «Богородица, воскрешающая Русь», и… да мало ли чего ещё. Важно, чтобы получилось всё задуманное! Главное уложиться в отпущенных тебе для жизни часах, днях, годах.

В тот же день Шурочка отыскала отца Агафангела, чтобы выяснить, сколько времени ещё отпущено ей на паломничество, которое вмещает не простое посещение монастыря и различные молебны, но, самое главное, начальное обучение иконографии, истории иконописи и прочим секретам монашеского творчества, которым обучиться где-нибудь, кроме как на Валааме, Шурочке вряд ли удастся.

Во всяком случае, нехитрая, но всё же сложная наука давалось легко, потому как за плечами девушки была Суриковка и не только. Если художник не нашёл себя в творчестве, то годен разве что на копирование чужого, на элементарную подделку. Смысл Шурочкиного таланта был другой, сакральный, но ему требовалась практическая реализация и наставления непосредственных иконописцев. Тем более, даже старец Николай пророчествовал, что икона будет писана не здесь, не на святоотеческом Валааме, колыбели старообрядчества и единственной памяти, оставшейся на Руси от Андрея Первозванного.

Отец Агафангел сразу ничего не сказал девушке. Он, как обычно, несколько минут помолчал, собираясь с мыслями:

– Решила уехать – не мечись, как курица перед телегой – уезжай! Лучше вернёшься, если нужна будет помощь. Я думаю, – вспоминал он, – тебе следует отправляться на Киприяна и Устинью. Этот праздник на следующий день после Покрова Богородицы, Ещё этим святым молятся, чтобы оборонили от нападков нелюдей, от чар и наваждений. Что б нечистая не тронула, я буду каждый день тебя поминать.