В это мгновение вокруг нее кружили бесенята и амурчики: танцевали на кончиках пальцев и из тонких луков ее бровей посылали вниз свои стрелы.
— Почему вы не смотрите на меня? — чуть слышно спросила она.
— Охотно смотрят на луну, — ответил он, — но не на солнце.
Зиновия встала, сонно потянулась и сверкнула глазами из-под полузакрытых век.
— Я, пожалуй, поеду, — сказала она.
Сергей отворил окно и позвал ее кучера.
31. В ложе
Стрелы любви по-разному бьют…
Гете.
Римские элегии, III[70]
В первые дни поста в окружной город приехала польская театральная труппа и давала там представления.
Винтерлих в порыве юношеского воодушевления повсюду разнес сию радостную весть. Как-никак, это было что-то новое. Ему поручили заказать шесть лож на ближайшее представление, и к вечеру следующего дня вся компания, обыкновенно собиравшаяся в Михайловке, прикатила в столицу округа, где была встречена приветственными возгласами гусаров.
В театре давали пьесу из народного быта.
Посмотреть ее явились Меневы, графиня, три студента, священник с женой и Аленой, супружеская чета Литынских — короче говоря, все, даже Сергей; отсутствовала только Наталья.
Священник помог жене снять шубу.
— Что это опять за новое платье? — спросил он. — Оно, верно, очень дорогое. Из каких средств ты оплачиваешь подобную роскошь?
— Это мое свадебное платье, — невозмутимо ответила та. — Я велела его перекрасить, чтобы ты его не узнал.
— Вот как.
Ложь сделала свое дело: священник успокоился.
Зиновия сидела в отдельной ложе и буквально утопала в знаках внимания, которые наперебой оказывали ей Менев, майор, фон Ланберг, Плоцкий и Суходольский. Менев примостился за ее спиной, на высокой скамье у стены, и мало заботился о происходящем на сцене; он увлекся гораздо более приятным спектаклем, где исполнителями главных ролей были плечи Зиновии, ее темные, искусно завитые локоны и унизанные золотыми браслетами руки.
Он терпеливо дождался, пока остальные мужчины один за другим удалились, и потом пылко поцеловал ее в шею.
— Не теряй голову, — пробормотала Зиновия, — на нас смотрит твоя жена.
Затем пришел Винтерлих. С энтузиазмом, который придавал его облику что-то трогательное, он расхваливал все: актеров, костюмы, музыку и танцы.
— Вы влюблены, — с добродушной иронией заметила Зиновия, — потому вам все и видится в розовом свете.
— Ах, перестаньте, будь вы правы, я бы, напротив, смотрел на вещи чрезвычайно мрачно! — пробормотал он. — Когда любишь без надежды… — Тут он запнулся, пожирая глазами Зиновию, и прижал ее руку к своим губам.
— Я полагаю, вы боготворите Лидию?
— Нет, никоим образом.
— Или Февадию?
— Тоже нет.
— Однако такое создается впечатление…
— Обе дамы относятся ко мне очень доброжелательно.
— Тогда, если позволите дать вам совет, женитесь на Лидии.
— Вы действительно так считаете?
— Я очень хочу, чтобы вы стали частью нашей семьи, чтобы соединяющие нас нежные узы стали еще прочнее.
— Конечно, я тоже этого хочу.
Винтерлих тяжело вздохнул и погладил Зиновию по руке — осторожно, как если бы дотронулся до шкуры задремавшего тигра.
После второго акта, когда Зиновия наконец осталась одна, нагрянул Феофан. Он уселся напротив нее и прижал ее руку к своему сердцу.
— Ну, как складываются твои отношения с Аленой? — спросила Зиновия.
— Скажи мне, а можно влюбиться сразу в двух женщин? — ответил он вопросом на вопрос.
— Почему же нет? Разумеется.
— Тогда я влюблен в Алену.
— Превосходно!
— Да только что толку? Черкавский с женой без особого удовольствия смотрят на мои домогательства: я, дескать, еще слишком молод и не имею никакого положения…
— Ты должен просто похитить Алену, — решила Зиновия.
Феофана сменил дядюшка Карол, который по примеру Менева уселся на скамью позади Зиновии, чтобы оставаться невидимым.
— Ах, какая ты сегодня красивая! — шепнул он ей на ухо.
— Мне кажется, я всегда красивая.
— Как долго еще, Зиновия, ты собираешься меня мучить?
— Разве я тебя мучаю?
Она повернула голову и через плечо весело взглянула на него.
— Когда ты положишь конец этому невыносимому для меня состоянию неопределенности, тоски и сомнений? На что мне надеяться?
— Наберись терпения, — игриво проговорила она, — так быстро такие дела не делаются.
— Я охотно готов подождать, — тихо сказал Карол. — Время счастья еще, видимо, не пришло, но мне хотелось бы знать, достигну ли я когда-нибудь вожделенной цели, или мне лучше уже сейчас зарядить пистолет и застрелиться.
— Дурачок! — воскликнула Зиновия, пылкая страсть Карола ее забавляла.
— Это не пустые слова, я говорю серьезно.
— Хорошо, в таком случае — у тебя есть надежда.
— Наконец-то!
— Однако ты еще не совсем остепенился. А такие мужчины для брака не годятся.
— Что же я должен сделать?
— Прежде чем я за тебя выйду, ты должен пережить по крайней мере один настоящий роман. Тогда со всеми проволочками будет покончено. Только не воображай, что мое ярмо окажется легким — я мужчин знаю и уж тебя сумею держать в узде.
— Ты не только самая красивая, но и самая умная женщина, какая когда-либо мне встречалась.
— Ты это наконец признаешь?
— Да; однако где же я найду героиню для этого романа?
— Экий ты нерасторопный человек, прямо невинная овечка! — Она передала ему театральный бинокль. — Погляди-ка вот на ту маленькую актрису. Как она тебе нравится?
— Очень недурна-с.
— Значит, за ней ты и поухаживаешь.
— Как же ее зовут?
— Девица Ярунковская.
— Я боюсь показаться смешным.
— Ты немедленно раздобудешь букет цветов и отошлешь ей, со своей визитной карточкой.
— С моей карточкой?
— А после этого акта пройдешь за кулисы и представишься.
— Представлюсь ей?
— Если ты сразу пригласишь ее на ужин, то, разумеется, гораздо быстрее продвинешься к цели.
— Быть по сему, — вздохнул Карол. — Но боготворю я тебя, только тебя.
— Надеюсь, — ответила Зиновия. — А сейчас не теряй времени попусту, иначе кто-нибудь тебя опередит.
Едва он покинул ее, она извлекла записную книжку, набросала на листке — измененным почерком — несколько слов, вырвала листок и через Ендруха отослала на сцену.
К тому моменту, когда Карол появился за кулисами, Зиновия уже одержала блистательную победу. Маленькая актриса была сама любезность, она многообещающе смеялась в ответ на комплименты Карола и, когда он по рассеянности запамятовал пригласить ее на ужин, напросилась сама. Она вообще его больше не отпустила: по окончании представления чуть не насильно усадила на обтянутую холстом дерновую скамью и велела не двигаться с места, пока она переодевается. Впрочем, еще с большим удовольствием она бы его сразу привязала.
На сцене было довольно темно, когда она воротилась из гардероба — в тонком пальтишке и в шляпке с вуалеткой, уже потершейся в некоторых местах, но оттеняющей свежесть хорошенького лица. Полумрак сделал Карола предприимчивым.
— Вы не простудитесь, барышня? — нежно проворковал он.
— О нет, я вовсе не избалована.
— Но вы все же позволите мне положить к вашим ногам шубу?
— Охотно, однако сперва мы отправимся ужинать — я очень проголодалась.
Она взяла его под руку и повела вниз по узкой безлюдной лестнице.
— Я думаю, мы съедим жареную курицу и компот, — сказала она.
— И выпьем бутылку шампанского.
Она обрадованно посмотрела на него.
— Я вижу, что имею дело с истинным кавалером…
Сергей объявился только в тот момент, когда Зиновия покидала театр.
— А где Наталья? — поинтересовался он. — Я ее что-то не видел.
— Она осталась дома.
— Одна?
— Разумеется, одна, — ответила Зиновия. — Влюбленные любят одиночество, а она, полагаю, вас любит.
Сергей молчал.
— Какой у вас несчастный вид! — с иронией проговорила она. — Пойдемте, я попробую вас утешить.
С этими словами она взяла его под руку.
Всей компанией отужинали в гостинице «Европейская» и затем вернулись к саням. Ночь выдалась холодной, но спокойной и звездной.
Зиновия ехала с Сергеем. Однако он сидел рядом с ней, точно каменное изваяние.
На следующее утро Карол явился к актрисе на квартиру с огромным букетом.
— Сейчас мы отправимся покупать шубу, — робко начал он. — Вы ведь доставите мне такое удовольствие? — И уже смелее продолжил: — Я посмотрел театральную афишу: сегодня вы не играете.
— Да, я сегодня свободна.