– Такая бдительность вызывает у меня искреннее восхищение!– усмехнулся Солсбери.
– Из рук курьера пакет попадает прямо в руки короля, таким образом, никто не понимает, как нам становится известно содержание секретных депеш Гондомара. Дон Андре Веласкес де Веласко засылает в наше посольство в Испании своих шпионов, чтобы все выяснить.
– Увы, его усилия напрасны,– со злорадной усмешкой заметил министр.
– Герцог Лерма расставляет ловушки членам Государственного Совета и их клеркам в надежде обнаружить предателя.
– О, как было бы забавно, если бы эти господа узнали, в чем кроется секрет,– продолжал улыбаться Солсбери.
– Все чиновники подвергаются унизительным проверкам и подозреваемых тут же заключают в тюрьмы.
– По-видимому, желание выявить предателя слишком велико! А может, нам стоит помочь испанским друзьям?
– Не понимаю, о чем вы говорите, милорд?– Райтон удивленно воззрился на министра.
– Кажется, изменнику грозит смертная казнь?
– Совершенно верно, милорд.
– По-моему, это большая удача. Кто из агентов Филиппа наиболее чувствительно досаждает нам?
– Да, пожалуй, никто.
– Но ведь вы же два дня назад жаловались мне на какого-то иезуита, который засылает в Англию испанских шпионов и довольно удачно разоблачает в Испании моих агентов.
– А-а-а! Отец Крэсуэлл?
– Вот, вот, Крэсуэлл. Расскажите-ка мне о нем поподробнее.
– Отец Крэсуэлл – католик, по происхождению ирландец. Двадцать лет назад покинул Англию и все эти годы преданно служил интересам испанского престола. Для сбора секретной информации постоянно засылает к нам всяких проходимцев. Помните дело Ричарда Брейджа? Позднее выяснилось, что он работал на Крэсуэлла. За последний месяц мы раскрыли двух наиболее опасных его агентов. После пыток они признались, что в Англии находится еще около десяти шпионов Крэсуэлла.
– За ними установлена слежка?
– Конечно, милорд. Я поручил это дело капитану Стоуну.
– Кажется, он новичок…
– Совершенно верно. Но он очень старательный и не без способностей.
– Продолжайте.
– Слушаюсь, милорд. Крэсуэлл ежедневно составляет списки иностранцев, прибывших в Мадрид и следит за наиболее подозрительными. Кроме того, именно он разослал всем губернаторам провинций описание наших наиболее удачливых шпионов. А два месяца назад провокатор Крэсуэлла продал испанскому правительству трех наших агентов за 500 эскудо. Говорят, Крэсуэлл даже был причастен к «пороховому заговору».
– Я долго терпел его блошиные укусы, но, кажется, пора положить конец его деятельности,– мрачно заметил Солсбери.– Мы должны навести подозрения герцога Лермы и Веласко де Веласкеса на этого иезуита.
– Милорд, Крэсуэлл известен в Испании как ярый католик и враг английского короля. Он неоднократно доказывал свою преданность Габсбургам,– возразил секретарь.
– Да, нам будет нелегко убедить испанцев в истинности этой истории, но придется постараться. Сначала мы распустим слухи, будто иезуит давно состоит на службе Его Величества. Затем мы отошлем Крэсуэллу письмо с благодарностью за его заслуги перед Англией. А сэр Джон Дигби позаботится о том, чтобы о письме узнало как можно больше влиятельных вельмож из числа придворных. К письму обязательно нужно будет приложить такое количество золота, которое поможет убедить герцога Лерму в том, что Крэсуэлл – предатель. На этом наша миссия закончится, и мы торжественно и с большой охотой уступим место испанской инквизиции.
– Милорд – вы величайший политик!– проговорил Райтон, с восхищением склоняясь перед горбатой фигурой Солсбери.
– Увы, Райтон, кажется, вы единственный человек в королевстве, кто понимает это.– Солсбери печально усмехнулся.– Да, как там развивается роман принца?
– Кажется, наследник влюблен без памяти. Мадемуазель де Монтрей почти каждую ночь проводит в его замке.
– Интересно, о чем они беседуют в постели?…– задумчиво произнес Солсбери.
Райтон смущенно отвел глаза, и министр, заметив это, расхохотался:
– Райтон, вы сошли с ума! Неужели вы думаете, что меня еще волнуют подобные мелочи?… Да мне абсолютно все равно, каким образом они ублажают друг друга. Но мне совсем не все равно, о чем они беседуют до и после этого. Ах, я уверен, что они говорят о политике…
– К сожалению, мы не сможем узнать этого,– философски заметил секретарь.
– Увы,– согласился Солсбери.– Но если бы я имел дело не с принцем Уэльским, все было бы куда проще. Мой шпион, спрятавшись в складках алькова, добыл бы мне долгожданные вести с поля битвы. Фу, как жарко!
Министр скинул меховой халат и отер пот со лба. Райтон опустил глаза. Ему было непонятно, отчего лицо министра так раскраснелось: то ли от яркого пламени камина, то ли от собственных нескромных мыслей, которые воспламенили старческую кровь Сесила.
– Я убежден, что де Монтрей – шпионка,– продолжал Солсбери,– и получу доказательства этого.
– А потом?
– Потом – Тауэр. Говорят, что француженки больше всего на свете боятся испортить фигуру. Потому прикажу кормить мадемуазель де Монтрей одними тортами, да еще восемь раз в день. Уверен, для нее это будет пострашнее любой самой изощренной пытки.
И Солсбери опять расхохотался.
ГЛАВА XXXI
Влюблннные влюбленным всегда помогают
Изабелла неторопливо расправила пышные кружева, едва прикрывавшие ее плечи и грудь, и посмотрела в зеркало. Ах, как жаль, что она не может показаться в таком виде при дворе, этот фасон так выгодно подчеркивал ее безупречные формы…
Эмма, тараторя без умолку, вытаскивала из волос госпожи всевозможные булавки и заколки. Изабелла не слушала ее болтовни, ее мысли витали вокруг Франции. Накануне от курьера она получила секретное послание королевы. Известия, которые содержались в письме, ошеломили ее. Франция стояла на пороге гражданской войны. Принцы и некоторые влиятельные лица из рядов дворянства взбунтовались против законной власти Марии Медичи и требовали назначить регентом принца Конде. Проекты испанских браков откуда-то стали известны заговорщикам, поэтому королева вынуждена была огласить то, что раньше с такой тщательностью скрывала.
Испания не стремилась вмешиваться во французские дела, Филипп III чрезвычайно обиделся на Марию Медичи из-за того, что брачные контракты не были подписаны вовремя. У королевы осталась одна последняя надежда на брак с английским королем, который в этом случае встал бы на ее защиту. Поэтому Мария Медичи настоятельно требовала поторопиться с решением этого вопроса.