Читать интересную книгу Бешеный прапорщик - Дмитрий Зурков

  - Не обессудьте, Михаил Николаевич, но коньяк предлагать не стану. Сам зелье сие не жалую и Вам не советую. Да и пить сегодня, когда народ наш отучить от пьянства пытаемся, - так и фарисеем стать недолго.

  Пока хозяин и гость не отдали должное дарам "Товарищества Петра Боткина и сыновей", а так же знаменитой московской сдобе, разговор велся исключительно на околомедицинские темы. Иван Петрович посетовал на лекарственный голод и нехватку самых необходимых медикаментов, что нашло самый искренний отклик у доктора, который не раз сталкивался с этой напастью у себя в госпитале. И его очень заинтересовала одна из фраз Павлова о возможных перспективах безмедикаментозной терапии и электромагнитных полей.

  Допив чай, Павлов предложил Михаил Николаевичу пересесть в уютное кожаное кресло

  и сам расположился напротив.

  - А теперь, если Вы не возражаете, коллега, позвольте мне вернуться к нашему съезду и Вашему столь неожиданному, но очень яркому экспромту на нём. Если не ошибаюсь, Ваше выступление отсутствовало в программе?

   Тем не менее, я должен признаться, что был очень удивлен Вашей речью. Приятно удивлен. Далеко не каждый сейчас думает так же, как Вы. И тем более еще меньше людей осмелится произнести такие слова с трибуны. Вы очень смелый человек, доктор.

   Павлов пристально смотрел на своего визави. У того даже сложилось впечатление, что академик пытался разглядеть в нем кого-то знакомого. Таким взглядом человек смотрит на лучшего друга, с которым судьба разлучила много лет назад, и теперь он, внезапно повстречав пропавшего, ищет сквозь морщины и седину черты того сорванца, с кем в далеком-далеком детстве совершали геройские мальчишечьи подвиги.

   - Спасибо за лестный отзыв, профессор, но я просто высказал свое мнение. То, к чему призывают эти господа - смертельно для страны!

   - Давайте обойдемся без званий, Михаил Николаевич. Называйте меня по имени-отчеству. Мы все же не на официальном приеме... Я согласен, что господа либералы не осознают всей опасности положения в стране, - Павлов вдруг как-то неуловимо поменялся в лице, - И могут привести ее к катастрофе, если дорвутся до власти... Скажите, а откуда у Вас такие точные сроки - два года?

   Доктора бросило в жар. Во-первых, он только сейчас осознал, что в пылу выступления озвучил некоторые детали из рассказов Гурова, а во-вторых, академик, вцепившись в ручки кресла и подавшись вперед, буквально прожигал взглядом, ожидая ответа. Как будто от этого зависело что-то очень важное.

   - Иван Петрович... Я многого насмотрелся и наслушался за время работы в госпитале.... И среди моих пациентов и простые солдаты, и офицеры, да и со штатскими общаться приходится часто. Снабженцы, фармацевты, купцы - с кем только не приходилось иметь дело. Те два года, про которые говорилось - это мой личный прогноз, если хотите. Я ведь не только хирург, но еще и психиатр. Сиречь обязан уметь анализировать и предвидеть поведение людей. Так вот, глядя на то, как ведут себя раненые, слушая их, разговаривая с ними, я пришел к выводу, что максимум через два года терпение народа иссякнет.

  - Ну, что же, это вполне возможно. Наблюдательный человек способен порою сделать поразительные выводы, порою из незначительных деталей. Тому порукой биржевые маклеры, что порой миллионы из ничего наживают. Но есть два момента, которые не объяснишь простым анализом бесед с раненными и знанием жизни, а именно: кто такие Либеральный Адвокат, Мюрат Љ 2 и Кровавый Маршал?

  Михаил Николаевич почувствовал себя в амплуа, не подготовившегося к серьезному экзамену первокурсника. А Павлов.... Павлов явно что - то знал или о чем - то догадывался. Его глаза пронзительно смотрели на доктора, и он невольно проникся тем ощущением, которое вероятно испытывает подопытный кролик, который попал в руки экспериментатора. Несмотря на то, что в этом кабинете было не жарко, щеки и лоб горели, как после парной. Кроме того, на протяжении этой беседы, у него возникло чувство того, что с ним одновременно говорят ДВА разных собеседника. Неуловимо менялся тембр голоса и порою, хирургу с закаленными нервами и опытному невропатологу инстинктивно хотелось перекреститься - он был готов поклясться, что у Павлова меняется цвет глаз. Сказать правду? Но это нарушит обещание данное Гурову и Бойко. Лгать? Это недостойно, да и врун из него никакой. Остаётся только полуправда. Желая получить хоть малую толику времени для принятия решения, доктор вынул из кармана брюк портсигар и обратился к Павлову:

  - Вы позволите?

  - Не сочтите меня бестактным, коллега, но - нет! Ибо: не пейте вина, не огорчайте сердце табачищем - и проживете столько, сколько жил Тициан. И кроме того, Михаил Николаевич, я с нетерпением жду ответа на свой вопрос, и будьте уверены, это не праздное любопытство.

  - Вы можете мне не поверить, Иван Петрович, но информацию и об этом я почерпнул из беседы с одним из своих многочисленных пациентов, а точнее из его бессвязных монологов в беспамятстве. Молодой прапорщик, после контузии поступил к нам в госпиталь. Признаюсь, шансы на выздоровление были ничтожны, но делали всё, что могли. Наши сестрички, истинные ангелы дежурили возле его постели денно и нощно и когда услышали странные слова, вызвали меня. Я и запомнил кое - что. Тем более, что есть поверья, что человек в беспамятстве пребывает сразу в нескольких мирах одновременно.

  - А как же звали этого новоявленного монаха Авеля и какова его дальнейшая судьба?

  - К сожалению, Иван Петрович, госпиталь готовился к расформированию, неразбериха, наплыв новых раненых, операции днем и ночью. Абсолютно точно могу сказать только одно: прапорщик выжил, выздоровел и, отказавшись от отпуска - сбежал на передовую.

  - Да-с, очень жаль. И в какую часть он был отправлен, Вы тоже не знаете?

  - Увы, нет. А мой помощник по общим вопросам, который мог что-то знать, переведен на другое место.

  - Жаль, очень жаль. Ну, самое главное, что жив Ваш оракул, а остальное - дело наживное.

   Кстати, Михаил Николаевич, не желаете перейти ко мне? Мы совместно с профессором Ижевским....

  - Простите, Вы имеете в виду Павла Ивановича Ижевского?

  - Да, именно его. Павел Иванович первым в России, а может быть и в мире, обратил внимание на влияние переменных электромагнитных полей на человека. И не остановился на теоретических исследованиях, а получил реальные результаты на практике - поставил на ноги сотни, если не тысячи пациентов. А теперь, пользуясь поддержкой принца Александра Петровича Ольденбургского, мы развернули нечто вроде научно - исследовательского центра и работаем в интересах Армии и Флота.

  - Заманчиво, ей Богу, очень заманчиво, Иван Петрович! Но у меня назначение к новому месту службы. Придется разворачивать госпиталь практически на пустом месте и, наконец, я и сам пообещал, да и людей с собой сманил. Так уж, не взыщите, вынужден - отказаться.

  - Не упрекайте себя по-напрасному, Михаил Николаевич. Дело - превыше всего. Но если не возражаете, мы вернемся к этому разговору несколько позже. Единственная просьба, если фронтовая судьба вновь сведет Вас с этим необыкновенным прапорщиком, то передайте ему, что Тесла просит простить себя, да и поинтересуйтесь заодно: не забыл ли он отпраздновать 12 апреля... Прошу Вас - всенепременно!

  Уф....Неужели этот неожиданный и до конца не совсем понятный разговор подошел к концу?

  Возле двери Михаил Николаевича встретил заждавшийся и нервно расхаживающий Бартонд. И по пути к гардеробу состоялся короткий диалог:

  - Ну, Миша, растревожил ты улей. Вся альма-матер прямо таки гудит. Но как ты ораторствовал: то ли Цицерон, то ли сам Вещий Олег.

  - Ты все шутишь, Коленька, но я серьезно боюсь оказаться Вещим, а точнее Вещей Кассандрой. Которую слушали, но не услышали.

  - Ну, кое - кто услышал. Ко мне подходил наш с тобой однокурсник Х. Помнишь, он ещё на студенческих пирушках тост подымал за Государя и норовил выпить за каждого в отдельности, начиная с Михаила? Хе, хе, хе... Так теперь он профессор и предлагает тебе, Мишенька, выступить перед собранием студентов - монархистов, воодушевить их, а то: "...декабристы новоявленные эти, окаянные, совсем одолели. И кабы только из студентов были, так и преподаватели подключились...".

  Последняя фраза прозвучала при подходе к окошечку гардеробщика. Забрав плащи и оставив традиционную дань уважения в длани служителя, который по слухам был современником если не Ломоносова, то Пирогова, друзья направились на выход.

  Поблагодарив врачей, учтивым, если не сказать - аристократическим полупоклоном, Михаил Васильевич (именно так звали почтенного служителя гардероба), неожиданно огорошил вопросом и так донельзя растерянного доктора:

  - А, что, многоуважаемый Михаил Николаевич, Вы, стало быть, у нас теперь служить снова будете?