На другой день утром были выстроены все немцы и русские агенты, которых насчитывалось 30 человек, находящиеся в «Буссарде» у Дрегера. Он вызвал меня из строя, объявил, что за выполнение задания немецкого командования я награждаюсь серебряной медалью, которую он мне и повесил на грудь.
После этого мне выписали солдатскую книжку, проездной билет и предоставили семидневный отпуск к Ростову и Больцу, с которым я и выехал поездом в этот же день в город Лодзь, где Больц жил с тремя ефрейторами и одной русской девушкой по имени Дуся, которая за ним ухаживала.
В Лодзь приехали под вечер, а позднее в разговоре Больц сказал, что я поеду к нему в Жгув (14 км от Лодзи, где размещалась школа Ростова в здании кинотеатра). В Жгув я приехал часов в 10 вечера, оставил в комнате Ростова свои вещи, и он повел меня в ресторан ужинать. После ужина возвратились обратно, где Ростов завел разговор о том, как я выполнил задание, где остался мой напарник, все ли было в порядке с документами, которые он мне изготовил и вручил перед отправкой. Как часто проверяют документы и как обстоит дело с охраной дорог. Кроме того, интересовался бытовыми сторонами жизни Красной армии и гражданского населения.
На все интересующие его вопросы я отвечал согласно данной вами легенде и устным указаниям, полученных перед переброской в немецкий тыл.
В заключение нашего разговора Ростов спросил, что за восстание было в Киеве и есть ли «партизаны», оставленные немцами в западных областях Украины. Поскольку я не располагал такими данными, то ответил, что о восстании ничего не слышал, а о партизанах в разговоре с местным населением узнал, что есть какие-то «бульбов-цы»[68]. На этом наша первая беседа с Ростовым закончилась, и мы пошли спать.
На следующий день Ростов стал заниматься строевой подготовкой, гимнастикой и подрывным делом с группой подростков, от 10 до 16 лет. Их было 36 человек — 24 мальчика и 12 девочек, 6 новеньких на занятиях не присутствовали, а отдыхали после лагерной жизни.
Первые три дня я ничего не делал, только присутствовал на занятиях, которые проводил Ростов. Он объявил мне, что я от него никуда не поеду, а буду ему помогать и готовить группу подростков для диверсионной работы в тылу Красной армии.
На четвертый день я уже самостоятельно начал заниматься в отведенные мне по расписанию часы — строевой подготовкой и стрелковой подготовкой, гимнастикой. На это ежедневно уходило 2–3 часа. Ростов обучал будущих диверсантов подрывному делу, работе с картами, компасом, знакомил их с парашютом и проводил беседы на политические темы.
На все это уходило 1–2 часа ежедневно. Кроме нас, с группой не занимался никто.
Остальное время было отведено на обед, отдых и прогулки с группой подростков-диверсантов.
15 января в Жгув прибыл со всем своим хозяйством капитан Дрегер, который собирался здесь жить и работать. Но в ту же ночь город Лодзь бомбили советские самолеты, и Дрегер на следующий же день рано утром выехал со своими людьми в неизвестном мне направлении. Когда они уходили, мы еще спали.
Еще утром 16 января Ростов говорил, что теперь мы будем находиться в Жгуве, а уже перед обедом от него поступило распоряжение собираться, и мы тут же, даже не пообедав, начали отходить пешим порядком в направлении местечка Побянице.
Здесь мы попали под бомбежку и потеряли десять девушек, пять мальчиков и двух женщин, работавших в качестве обслуживающих. Одна — Дуся, вторая — пожилая женщина (имени ее не знаю) работала поваром. Все они разбежались в лесу.
С оставшимися 14 ребятами и 6 девушками мы продолжали двигаться сначала на г. Ласк, а затем на г. Варта. Здесь мы вторично попали под бомбежку, в результате которой у нас была убита лошадь, и мы потерял и двух немцев: одного зондерфюрера (фамилию его не знаю) и ефрейтора.
Оставшиеся два зондерфюрера и один солдат перегрузили имущество на парную повозку, и мы двинулись дальше, в направлении города Калиш.
Так мы отходили трое суток, а 19 января я, выбрав удобный момент, когда немцев около нас не было, заявил Ростову, что дальше идти нет никакого смысла: все равно нас Красная армия догонит, и тогда нам будет хуже, и что я дальше не пойду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
После этого я ему рассказал о своем пребывании у вас и о том, с каким заданием вернулся к немцам. При этом я его предупредил, что о его взглядах, настроении и практической работе у немцев и так все известно советской разведке, которая предлагает ему начать работать в ее пользу.
«Тебя там давно ждут, в том числе и любимая женщина».
«А ты ее видел», — спросил он неожиданно.
«Нет, не видел. Но мне сказали», — ответил я. Здесь же я ему изложил все, что от него требуется, чтобы снова стать советским гражданином.
Подумав, Ростов сказал: «Хорошо. Я согласен, что будет, то будет». При этом он сообщил, что Больц мне не доверял, хотел арестовать, а потом списать в расход, а он, Ростов, якобы сказал: «Дайте его мне, я за ним сам буду наблюдать». Затем он спросил у меня, куда деть ребят? Я сказал, что ребят всех надо взять с собой. После этого мы собрали всю группу, и Ростов объявил, что мы остаемся и будем дожидаться прихода русских. Ребята были обрадованы и все в один голос заявили, что они с немцами отходить не хотят и пойдут туда же, куда пойдем и мы.
Чтобы отделаться от следовавших с нами трех немцев, мы договорились с Ростовым, что скажем им, чтобы они ехали по шоссе, а мы во избежание бомбежки будем двигаться в двухстах метрах правее дороги, в направлении г. Калиш.
Немцы согласились и уехали, а мы, свернув с дороги, добрались до деревни, названия которой не знаю, так как из нее все население ушло, и заночевали там.
Я предупредил ребят, что в случае появления немцев, ничего не говорить им о цели нашего пребывания здесь и наших намерениях, а сказать, что капитан болен, а без него мы никуда не пойдем. При этом ребята задавали мне вопросы о том, что их ожидает и что им будет за пребывание у немцев. На это я им ответил, что ничего им за это не будет, а направят по домам, у кого же нет родителей, будут учиться в ремесленных школах. После этого они успокоились.
Утром в деревню приехали два немецких офицера. Узнав, кто мы такие, предупредили, что фронт уже близко и нам надо спешить, так как русские будут скоро здесь. Мы перешли в соседнюю деревню Филипьяк, где и остались, спрятавшись в подвале.
20 января я послал хозяина дома — поляка — в соседнее село узнать, кто там есть, а когда он возвратился и сообщил, что там русские, мы с Ростовым написали записку на имя офицера Красной армии, в которой сообщили, кто мы такие, сколько нас, где находимся и просили прийти нас забрать. Эту записку послали с тем же поляком.
Примерно через час он возвратился на бронетранспортере в сопровождении лейтенанта и трех бойцов, которые отобрали у нас оружие (три пистолета и три автомата) и доставили в воинскую часть к старшему лейтенанту.
В воинской части мы пробыли около полутора часов, затем пришла машина. Нас четверых — меня, Ростова, Замотаева и Гури нову — отправили в штаб какой-то танковой бригады, откуда мы попали в отдел контрразведки и позднее были доставлены к вам. Куда отправили группу ребят и девушек, я не знаю.
За период пребывания в тылу противника мною, согласно полученному от вас заданию, проведена следующая работа:
1. Завербована для работы в пользу советской разведки Гуринова Александра Федоровна, 1924 года рождения, уроженка Сталинской области, русская, образование 8 классов, в 1942 году была вывезена немцами на работу в Германию. До 1944 года работала прислугой у немца, проживающего в г. Берлине. За кражу продуктов у хозяина ее направили в штрафной лагерь, откуда, пробыв 2 месяца, вышла, поступила работать к другому хозяину, от которого сбежала и добралась до г. Лодзи, где поступила работать на фабрику «Оскар-Дизель», откуда и была по нашей просьбе взята Больцем в диверсионную школу, где работала поваром.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})