Не дождавшись продолжения, я накрыла задремавшую Елизавету Афанасьевну каким-то пледом и вышла из кабинета.
– Ну что? - Волков говорил из туманного облака.
Туман руками не разгонялся, я махала, что ветряная мельница, а он все не уходил, целовал еще. То есть, целовал как раз невидимый Гриня. Наверное. Скорее всего. В животе пирожок резвился в безбрежном озере наливки, нырял, плавал, барахтался.
– Сейчас стошнит, - предупредила я.
– Непременно следует повторить, – сказал невидимый Волков, - уже при других обстоятельствах. Пьяненькая рыжая идиотка, это просто прелестно.
Твердая рука сжала мой подбородок, в рот скользнул какой-то гладкий шарик, язык защипало мятно, ледяные иголочки побежали вниз по гортани, кольнули изнутри живот и грудь, в голове вспыхнуло ярко-бело-синим.
Я посмотрела на Грегори, он ухмыльнулся и многозначительно прикусил нижнюю губу.
– Конкретно эта «рыжая идиотка» была обидной.
– Прости.
– После сквитаемся. Что за зелье?
Волков опустил в карман жестянку:
– Действенное.
– Это я уже ощутила. - Голова была свежей, будто после глубокого многочасового сна. – Спасибо. Вот и сквитались, пилюлька волшебная за обзывательство.
Мы стояли в оконной нише за шторами. Выглянув наружу, я предложила:
– Можем уходить. Новая директриса и без нас со всем cправится. Я только с Мишкой и Костиком попрощаюсь.
– Можешь не трудиться, пацанам не до тебя, госпожа Квашнина велела детей из подвала в жилое крыло перевести,там сейчас форменная баталия за спальни происходит.
Как все-таки удачно нынче сложилось. Нашлись в гадком уездном городишке хорошие люди. Значит не все еще для Крыжовеня потеряно.
– А я, - признался Грегори, когда мы уже вышли через парадные двери, - грешным делом подумал, что ты сироток к поискам Мишкиной надумала привлечь.
– Даже в голову не пришло.
– Потому что дети?
– Потому что не додумалась. И Обух твой вовремя под руку подвернулся.
– Ты специально его «на слабо» брала?
Мой смех маскировал смущение.
– Случайно вышло, от испуга. Все, что в голову приходило, болтала, чтоб драки избежать. Их же пятеро было против нас двоих.
– Тогда зачем ты вообще в мужскую беседу полезла?
Этот вопрос показался мне обидным, особенно подчеркнутое тоном «мужскую».
– От того, господин коллежский асессор, что я классом вас превосхожу,и по должности.
«Съел? – Тут я даже мысленно язык показала».
– По должности? Неужели?
– А не желаете мне документов о назначении приставом предъявить?
– Только после ваших бумаг о командировании в уездный Крыжовень для проведения следственных мероприятий!
Мы постояли друг напротив друга, обменялись раскаленно-ледяными взглядами, пораздували ноздри. Холерический темперамент Григория Ильича только этими ноздрями и выражался. Самое противное, что он был прав, Волков, не темперамент. Оба мы с ним в некотором роде самозванцы, поэтому не скандалить нам на краю базарной площади надобно, а сотрудничать общему делу во благо. Маменька бы ввернула по случаю гнумскую мудрость: «Гордость, обедающая с тщеславием, ужинает с бедностью». И подошла бы она здесь перфектно.
– Покушаем? – спросила я примирительно. - Между прочим, ты меня покормить обещал.
Грегори фыркнул:
– Прости, дорогая, но обедать тебе придется в одиночестве. Коллежского асессора призывают дела служебные.
Обиделся. Ах, как нехорошо.
– Расхотелось трапезничать, - сообщила я. - По дороге что-нибудь перехвачу у лоточников.
– Как будет угодно. - И поклонившись, Волков ушел прочь с базарной площади, оставив меня ощущать собственное бессилие.
Мизогиния в полный рост. Он же мне таким образом на место указывает. А в ситуации, про между прочим,только ты, Гелька, виновата. Потому что флиртуешь, авансы раздаешь, вместо того, чтоб границы личного и служебного обозначить. Ты сама Грине такое поведение дозволила. Никаких больше двусмысленностей, никаких будто случайных объятий, либо чмоков,и кольцо свое пусть снимет, оно c мундиром вовсе не сочетается.
Желание проследить, куда Волков по своей служебной надобности отправился, я подавила. Он меня на раз-два срисует, вон как от угла дома обернулся, осторожничает. Лавируя в толпе, я отправилась в ресторацию, оказавшейся той самой, где мы давеча с Григорием Ильичем кофейничали, даже официант был знакомый. Произведя фурор своим мундиром, я заказала супу, закусок и, на вторую перемену, берендийское жаркое из говядины. Официанта звали Тришка,и он позволил себе усомниться, что в барышню может все это уместиться. Я заказала еще десерт и чаю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Поместилось все перфектно. Тришка, занятый и прочими клиентами, все столики ресторации были заняты, умудрялся развлекать меня свежими отрывистыми сплетнями.
Все местные, да и приезжих много,только о зарезанной Чиковой и болтали. Сходились на мысли, что ее кто-то из недовольных родителей порешил. Что значит, каких родителей? Бывает, что в приют и не совсем сироты попадают, к примеру, в прошлом годе путеец один на директрису взъярился, овдовел он, дочку в приют до весны определил, чтоб, значит, без присмотра в доме не оставалась, а Чикова ее, не разобравшись, живо к делу пристроила, под фонарь. Работяга как прознал, с дубиною к ней явился. Что значит чего? Охранники мужика скрутили, но Чиковой пришлось изрядно раскошелиться. Путеец денежки взял и с дочерью уехал куда-то, где о позоре их семейном не знают.
Обух-то? Душегубец. Страсть до чего свирепый. Все думали, его королем поставят, когда прошлый сгинул. Только фартовые Туза выбрали,тот по банкам промышлял,и кровь попусту не пускает, с понятиями мужик.
Бобруйский? А чего ему? С его миллионами он два таких Крыжовеня купить может. Что значит, с каких прибылей? В карманы не глядели.
Закончив с обедом, я рассчиталась, оставив на чай соответсвенно полученной информации, ее было негусто, и отправилась в пустой приказ ждать возвращения Волкова.
Григорий Ильич забросил в рот горсть пилюлек. Ему предстояла третья подряд бессонная ночь. Сколько еще он продержится? Нужно до завтра. Как только Мишкина будет арестована, можно будет отпустить поводок рыжей сыскарке, позволить ей резвиться. А, чтоб в резвостях своих куда не заступила,территорию следует флажками обозначить. Связи в преступном мире он ей не отдаст, удачно ссора получилась, нельзя Попович к Тузу допускать, бойка слишком, эдак и без Грегори сможет вскорости обходиться. Но и Обуха нужно из игры вывести. Потому как, если, пока Волков в своем чародейском сне прибывает, приказ в настоящую войну с блатными ввяжется…
Он покачал головой. Пока все шло по плану. Жадная Чикова, обнаружив в гостиной саквояж с деньгами, утащила его к себе в спальню, в свой личный сейф. Схрон этот Мишкина очистила, судя по пустым бархатным коробочкам, кроме денег там было изрядно драгоценностей. Что ж, драгоценности он предложит Тузу, а саквояж надо вернуть. Если он все правильно рассчитал, Обух тоже не устоит, присвоит добычу и даст повод к своему устранению. Хорошая комбинация, чистая. Если изъять из нее саквояж, Попович о его, гринином, участии в ней не догадается. Мадам Мими она не поверит,тут уж постарается Клавка, мечтающая занять место своей хозяйки. Дурочка вообразила Григория Ильича своим покровителем и согласна хоть под присягой клясться в его пользу. Таким образом зло окажется покаранным, а закон победит. И вовсе не важно, к каким хитростям для этого пришлось прибегнуть. Цель оправдывает средства. Даже жалкий опиумщик Чиков оправдал последние минуты своей жалкой жизни, рассказав Волкову о сейфе в спальне супруги и о ключе от черного хода у своей любовницы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Гриня остановился у витрины, будто любуясь выставленными за стеклом шляпками. Слежки не наблюдалось, Геля за ним не пошла, смогла уразуметь, что «хвост» бывший констебль срисует без труда. Все-таки правильную манеру с нею Гриня избрал, не романтическую осаду, а последовательную дрессировку, кнут и пряник. Хорошо себя ведешь, получай похвалу, либо поцелуй, плохо – немедленный укол в слабое местечко. Их-то у Попович изрядно, и все открыты. Суфражизм ее жалкий, например. Ах, дамское равноправие. Для того, Евангелина Романовна, чтоб в эмансипе играть, капиталы иметь надобно, в обществе положение и мужа, желательно, уже покойного. А у вас что? Чин? Так он с вами до старости останется, чин этот, выше головы вам не прыгнуть, как не старайтесь, в какие постели не укладывайтесь.