мой план, Олдридж глядел на меня с недоверием.
— Вы же не бросите меня здесь? — вдруг сказал полковник с дрожью в голосе.
— Вы меня раскусили, — вздохнул я. — Но не волнуйтесь, я не смогу вас бросить, даже если бы и очень желал. Порукой тому — ваш дурной характер. Если я вас брошу, вы поднимите крик, и меня тут же поймают.
После этих слов Олдридж немного успокоился. А я принялся за воплощение в жизнь плана нашего спасения. Пожурчав для маскировки в кувшин, я вылил содержимое тут же в углу и крикнул:
— Забирай!
Я изготовился ухватить левой рукой веревку, а правой метнуть сосуд, но часовой все не шел.
— Эй, друг, — крикнул я, — все готово, забирай.
Когда я уже отчаялся докричаться, сверху раздался голос часового:
— Чего надо?!
— Забери кувшин!
— Неохота мараться, — отвечал тот. — Пусть постоит с вами до утра, утром будет другой часовой. Он заберет.
Я рассвирепел: мой прекрасно придуманный план срывался.
— Так не годится, — закричал я. — Он не может тут стоять, я осквернюсь.
— Вы, кяфиры, осквернены от рождения, — отвечал на это наш неуступчивый страж. — Жди до утра!
Однако ждать так долго в мои планы совершенно не входило, и я поднял такой шум, что туркмен все-таки заглянул в яму. Но только затем, чтобы швырнуть в меня камнем. К счастью, прицелиться как следует он не мог, и булыжник лишь слегка оцарапал мне лоб. Но давать ему второй шанс я не хотел и вынужден был замолчать.
Изобретательный наш план очевидно срывался. Вскоре должно было наступить утро, нас могли отправить вглубь Туркмении, уже в настоящую тюрьму, и сбежать оттуда было бы гораздо труднее. Очевидно, приходилось идти ва-банк.
— Эй, — крикнул я, — эй! Друг, отведи меня к Ходжи-баю. Мне нужно сказать ему кое-что важное о завтрашнем наступлении персов.
Наверху было тихо.
— Эй, — продолжал я, — ты меня слышишь? Если я не скажу, вас застанут врасплох, вас разгромят!
По-прежнему было тихо. Терять мне было нечего, и я крикнул:
— У Зили-султана есть страшное оружие — пулемет. Он убьет вас всех, если вы не дадите мне поговорить с Ходжи-баем!
Слово «пулемет» я сказал по-английски: «машин ган», просто потому, что в тюркском я такого слова не знал. Наверху раздался какой-то шорох. Воодушевленный, я закричал еще сильнее:
— Я все равно увижусь с Ходжи-баем! И скажу я ему, кто виноват в его разгроме!
Вдруг откуда-то с небес раздался негромкий, но очень знакомый голос:
— Тише!
Я даже не сразу понял, что голос этот говорил по-русски. На фоне постепенно светлеющего неба я увидел черную голову, заглянувшую внутрь.
— Господин, вы тут?
— Ганцзалин, черт тебя возьми! Да, мы тут, тут! Вытащи нас отсюда поживее…
— А что вы здесь делаете? — Ганцзалин, похоже, никуда не торопился.
— Что делаем? Пришли тебя спасать, дурачина ты эдакий. Я думал, ты или погиб, или в плену.
Ганцзалин на это отвечал, что он ни то и ни другое, но это я уже видел и без него. Через минуту и я, и полковник оказались наверху. Часовой наш лежал на спине и не шевелился.
— Он убит? — спросил Олдридж.
— Он спит, — отвечал я, потом повернулся к Ганцзалину: — Как отсюда выбраться?
Ганцзалин думал всего несколько секунд.
— Делаем так — сказал он. — Меня тут знают, я пойду впереди. Вы, господин, наденьте одежду туркмена и возьмите его карабин. Вы будете как бы часовой, и мы вдвоем ведем этого англичанина на допрос. Если нас остановят, говорить буду я.
Я только кивнул в ответ — я уже раздевал туркмена и напяливал на себя его штаны. К счастью, вся одежда у этих детей степи очень широкая и удобная, так что, хотя он был явно ниже меня ростом, все пришлось мне впору.
Осторожно, стараясь выбирать наименее освещенные участки, мы двинулись к выходу из лагеря. Шли мы в условленном порядке: впереди Ганцзалин, потом полковник, и заключал процессию ваш покорный слуга в качестве конвоира. Предательски быстро светало, так что прятаться уже не имело смысла, мы только надеялись, что никто нас не окликнет.
Мое всегдашнее везение в этот раз было на нашей стороне: нам удалось незамеченными выйти из лагеря.
— Слава Богу, — вздохнул полковник.
Мы Ганцзалином переглянулись. «Как вас угораздило связаться с таким идиотом?» — ясно говорил взгляд Ганцзалина.
— Полковник, — сказал я, — сейчас начинается самый опасный отрезок пути. Чтобы нас не подстрелили, придется ползти…
Полковник неожиданно воспротивился моим указаниям. На взгляд этого великого стратега, мы прекрасно прогулялись пешком по вражескому лагерю и вполне могли идти так же и по степи. Не слушая больше его идиотских рассуждений, Ганцзалин молча дал ему тяжелую затрещину. Полковник рухнул наземь. Рядом легли мы с Ганцзалином.
— Вперед! — скомандовал я и заработал локтями.
Из-за горизонта слева от нас медленно поднималось золотое степное солнце…
Глава пятнадцатая
На чистую воду
На полдороге к лагерю нас все-таки обнаружили туркмены и открыли по нам шквальный огонь. Они даже выслали следом конный отряд. Мы с Ганцзалином совсем уже приготовились задорого отдать жизни, но тут нам снова повезло. Услышав стрельбу, персидская кавалерия вскочила в седло и помчалась навстречу туркменам. Те рассудили, что игра не стоит свеч, и повернули назад. Тем не менее во время обстрела полковник все-таки ухитрился получить пулю. Думая, что ранен смертельно, он обратился ко мне и слабым голосом объявил, что мне надо быть осторожнее, за мной следят близкие люди.
— У меня нет тут близких людей, кроме вас, полковник, — отвечал я, но Олдридж не оценил моего юмора, поскольку лишился чувств. Не так, впрочем, от потери крови, как от страха умереть.
Один из наших персов перебросил полковника через седло и повез к лагерю.
Ганцзалин, впрочем, еще раньше уговаривал меня бросить Олдриджа, говоря, что в британской армии таких вояк наверняка пруд пруди. Одним больше, одним меньше — никто не заметит. Однако я объяснил, что не могу бросить полковника, поскольку в таком сомнительном состоянии он оказался по моей вине. Услышав слова «долг» и «вина», Ганцзалин смирился.
По пути назад он рассказал мне, что у Ходжи-бая оказался в плену во время одной из своих вылазок. Однако туркмены не стали его расстреливать, а решили оставить в качестве консультанта по России. У них, кстати сказать, есть еще советник по Англии — какой-то британский солдат, которого они взяли в плен давным-давно и теперь всюду возят с собой.
— Теперь понятно, как они смогли допросить нашего бедного полковника, — заметил я.
Между тем после прибытия в